Воплощение

9. ОБЕЩАНИЯ НАДО ВЫПОЛНЯТЬ

Когда мы приехали обратно в поместье Хантингтон, в небе сверкнула молния. Время было почти четыре утра. Я чувствовала себя измотанной и совершенно подавленной.

Я была на сто процентов уверена, что Никки причастна к амнезии Трейса, и мне уже не терпелось разрушить этот розовый мирок, который она себе создала. Но теперь вообще непонятно что делать. Вполне может быть, что это она стёрла его воспоминания о последних месяцах, но в то же время есть вероятность, что только благодаря ей он сохраняет рассудок.

Один предупредил, какими могут быть последствия и что их никак не обойти. Если стены рухнут, Трейс в лучшем случае окажется в вегетативном состоянии. Как вариант, он может полностью спятить или, что ещё хуже, застрять в переживании своей смерти снова и снова.

Моё сердце погрузилось в бездну, как подводная лодка.

Я ни за что не допущу, чтобы с Трейсом такое случилось; даже если придётся уступить его Никки. Вот только я не знаю, как это сделать — как смириться с тем, что он потерян для меня и теперь с ней. Она его даже близко не заслуживает, и, честно говоря, при одной мысли о них как о паре к горлу подкатывает тошнота.

— Ты за всю ночь не съела ни крошки.

Доминик прислонился к проёму двери гостиной, глядя на меня, пока я смотрела в окно на дождь, бегущий по стеклу.

— Я не голодна.

Прошло несколько секунд, прежде чем он снова заговорил:

— Скажи, что я могу сделать, чтобы тебе стало легче, ангел.

Его голос прозвучал слабо, в нём явно слышалась боль. Не секрет, что Доминик уже давно не ограничивал связь между нами — между нашими эмоциями, — и это значит, что он не просто знает, когда мне было больно, но и чувствует эту боль.

Я в отчаянии замотала головой.

— Ты ничего не можешь с этим сделать.

Никто не может. Трейс идёт по тонкому льду: одно неверное движение — даже наклон не в ту сторону, — и он может провалиться в забвение.

Да как, чёрт побери, вообще после такого мне может «стать легче»?

После ещё одной долгой паузы он произнёс:

— Ты не говорила, что он начал тебя вспоминать.

Я знала, что этот вопрос всплывёт. Откровенно говоря, я удивлена, что он не задал его сразу, как только мы вышли из клуба. Возможно, он понимал, что меня лучше не трогать, что я хочу просто свернуться клубочком и погрузиться в себя.

— Ты намеренно скрыла это меня? — спросил он, и хотя его голос оставался спокойным и будничным, я улавливала его напряжённость между строк.

— Я не знала, что всё это значит, и… — Запнулась, внезапно ощутив кость в горле. — Я не была уверена, стоит ли говорить тебе об этом.

— Почему? — спросил он ровно, словно мои слова не вызвали у него никакой реакции, хотя я прекрасно понимала, что это не так.

— Не знаю. Это кажется чем-то неправильным. Когда я говорю с тобой о нём, мне кажется, я причиняю тебе боль, — призналась я, опустив голову. — А я не хочу причинять тебе боль.

И снова долгая натянутая пауза.

— Я взрослый мужчина, ангел. — Я услышала, как он идёт по деревянному полу, но не сокращает дистанцию. — Не нужно оберегать мои чувства.

— Знаю, — согласилась я, хотя на самом деле лишь от части. — Но ничего не могу с собой поделать.

Потому что у меня есть чувства к Доминику. Настоящие, глубоко укоренившиеся чувства, зародившиеся задолго до того, как Трейс испустил свой последних вздох, и продолжавшие расти на протяжении всего лета. И от того, что Трейс внезапно оказался живым и невредимым, мои чувства к Доминику не исчезнут как по волшебству.

Вот только и чувства к Трейсу тоже.

Нет смысла отрицать, что моё сердце разорвано на две части. Оно принадлежит двум совершенно разным парням, и каждого я люблю по-своему. Любые мои слова и действия имеют последствия, потому что, что бы я ни сделала, кому-то будет больно. Кто-то почувствует себя преданным и брошенным.

Это ужасное положение, но я не знаю, как из него выбраться. Я даже не до конца понимаю, как я в нём оказалась. Я не планировала влюбляться в двух парней одновременно и теперь не знаю, как, чёрт побери, перестать любить кого-то из них.

— Это всё неправильно, — прошептала я, по большей части сама себе. Я всё ещё сидела спиной к Доминику, глядя, как вода стекает по стеклу, размывая внешний мир, как и множество раз до этого.

— Нет, наверное, нет.

И хотя мои чувства к Доминику возникли задолго до этого лета, я бы не стала с ним сближаться, будь Трейс всё ещё жив. Хотя бы потому что я хотела быть верной Трейсу. Но когда он погиб, всё изменилось. Не имея иного выбора, я нашла способ двигаться дальше. Научилась существовать без него.

А теперь он вернулся.

И всё окончательно запуталось.

Я развернулась к Доминику, крепко прижимая скрещенные руки к груди.

— И что мне теперь делать?

Его кадык дрогнул, когда Доминик сглотнул.

— Я не могу решать за тебя, ангел.

Конечно, не может. И было неправильно с моей стороны его спрашивать. Я понимала это, но всё равно спросила.

— Что, если он так никогда и не вспомнит меня? Наши отношения? — На сердце лёг тяжкий груз. — А если вспомнит?

Как Трейс отнесётся ко мне, когда осознает, что я лишила его жизни и тут же бросилась в объятья Доминика? Он сочтёт меня бездушной сукой, вот как.

— Ты не сделала ничего плохого, — произнёс Доминик, словно прочитав мои мысли… мою мимику, мои чувства.

— А сделала ли я хоть что-то правильное?

На его лице промелькнула боль, словно мои слова были заряженным оружием, и выстрел попал точно в цель.

— Я не это имела в виду, — поспешила оправдаться я, желая защитить себя и свои чувства к нему, хотя на самом деле я не была уверена. Правильно ли я поступила? И если да, то почему сейчас это кажется таким неправильным?

— Не надо меня успокаивать. — Он вздёрнул подборок и посмотрел мне в глаза. — Я прекрасно понял, что ты имела в виду, — бросил он, и я не стала отрицать.

Он оттолкнулся от стены и выпрямил спину, словно набираясь духу. Его глаза потемнели в две чёрные непроглядные бездны, и я мгновенно ощутила в них пустоту.

— Если тебя это утешит, то я уже знаю, чем всё это закончится. Не надо ходить вокруг да около.

Я не могла не вздрогнуть от его слов.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он долго держал мой взгляд, словно в последний раз, а затем направился к мини-бару. Он явно решил вооружиться алкоголем для храбрости, а это никогда не предвещало ничего хорошего.

Стоя спиной ко мне, он всё же ответил:

— Я не так наивен, чтобы реально верить, что в конце концов мы с тобой вместе счастливо уедем в закат. Ты потомок ангелов, по большей части человек. А я нет, — безо всякого выражения произнёс он.

— Ну, да… — медленно протянула я, глядя ему в спину, пока он наливал себе напиток. — И что? — Я не стала дожидаться ответа. — Я давно это знаю, Доминик. Я в курсе, кто мы такие.

Он развернулся лицом ко мне с бокалом в руке. На его лице ни следа эмоций.

— Тогда ты не хуже меня понимаешь: то, что происходит между нами, как это ни назови, неизбежно подойдёт к концу. Независимо от Ромео.

Моя нижняя губа опустилась от его слов. От того, каким ледяным тоном он это произнёс. Что, чёрт побери, происходит?

— Ты меня бросаешь? — в итоге выдавила я.

Он рассмеялся.

— Сначала ты должна согласиться стать моей девушкой, чтобы я мог тебя бросить, — язвительно ответил он.

— Ты понял, о чём я. — Я начала приближаться к нему, хотя шаги были очень тихими и осторожными. — Ты не хочешь меня больше видеть?

Его непроницаемое выражение дрогнуло на секунду, и клянусь, я заметила скорбь. Мотнув головой, он сказал:

— Ты же знаешь, эти слова никогда не прозвучат из моих уст.

— Тогда что ты имеешь в виду? — резко спросила я, всё больше злясь.

— Я говорю, что я Воскрешённый, ангел.

Я вскинула руки.

— Тоже мне, открыл Америку! Я давно уже в курсе.

— Отлично, а в курсе ли ты, как это отразится на твоей жизни? — с вызовом спросил он.

Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла издать ни звука.

— Я не могу на тебе жениться. Я не могу иметь детей. Я не могу дать тебе жизнь, которую ты хочешь. Жизнь, которой ты достойна, — выпалил он жёстким тоном. — Это факт, ангел, как бы больно мне ни было это признавать. Ромео может дать тебе всё это, а если не он, то кто-то другой. Но не я. Я никогда не смогу. — Его голос надломился, словно эта мысль была крайне болезненной для него. — В конце концов я потеряю тебя. Это неизбежно, как смена времён года.

— Так ты у нас теперь провидец? — съязвила я. В горле пересохло, я едва могла сглотнуть.

— Не нужно быть провидцем, чтобы знать, чем всё это кончится, — сказал он, опустошил бокал и яростно опустил его на стол. — Для этого достаточно иметь глаза.

У меня в груди всё сжалось при виде сокрушенности в его взгляде. Он уже представил всё развитие наших отношений и пришёл к выводу, что мы зайдём в тупик. Пытался смотреть под разными углами, но мы всё равно были обречены с самого начала. Я видела это по его лицу, слышала по его интонации. Потому что Доминик — Воскрешённый, и он не может дать мне всё то, о чём я мечтала в детстве. То, что, по его мнению, у меня должно быть. И каким бы сложным и даже порочным он ни был, он любит меня всем своим существом. Он хочет, чтобы у меня было всё, чего я хочу, и даже то, о чём не смела мечтать, даже если для этого ему придётся меня отпустить.

Он уже пытался сделать это раньше, держал дистанцию летом, и я знаю, что попытается снова. Но, чёрт бы меня побрал, я не позволю принимать такие решения за меня. Я больше не маленькая девочка, мои мечты изменились.

— Ну что ж, я не принимаю твои доводы.

Я подняла глаза и посмотрела в его, не моргая. Моё сердцебиение держалось так же спокойно, как и руки.

— Да, у тебя вообще часто сложности с принятием реальности, — едко ответил он, но я не стала принимать это близко к сердцу. Он пытался оттолкнуть меня, отгородиться и защитить своё сердце от якобы неизбежного конца.

Я могу это понять.

— Допустим, но ты забыл одну очень важную деталь, — отметила я, подходя ближе к нему.

— И какую же?

Он не сводил с меня глаз, и в его взгляде был весь жар солнечной бури.

— Ты полагаешь, что знаешь, чего я хочу, — сказала я, сокращая оставшееся расстояние между нами. — Семью, детей… Найти себе принца на белом коне и ускакать с ним в закат…

— А разве нет? — спросил он, недоверчиво вскинув брови.

— Я больше не знаю, чего я хочу, — призналась я, стоя так близко, что могла вдохнуть его потрясающий одеколон, как если бы аромат был на мне самой. — Когда-то я действительно мечтала об этом: шикарная свадьба, много детей, белый заборчик, типичная американская мечта. Но теперь… — Я покачала головой, задумавшись над этим. — Теперь всё изменилось.

Правда в том, что я уже не представляла своего будущего. Сама мысль о том, что бы привести в этот мир детей, растить их, заранее зная, что я обрекла их на ту же судьбу, до ужаса пугала меня. Поэтому я старалась не думать об этом. Сосредоточилась на том, что происходит здесь и сейчас. На том, кто я есть и каких результатов от меня ждут. И меня это вполне устраивало, потому что всё остальное было слишком мутно, слишком пугающе, чтобы разбираться с этим прямо сейчас.

— Я не знаю, мечтаю ли я ещё о той жизни, — закончила я, и это была самая правдивая фраза, которую только можно сказать во всей этой ситуации. — А если даже я не знаю, чего я хочу, то ты тем более не можешь знать.

Он вытащил руки из карманов и нахмурился.

— То есть теперь у тебя другие планы?

Он произнёс это так, будто это нечто плохое, будто именно этого он и боялся.

— Я пока не определилась.

— Из-за меня?

Я пожала плечами.

— Да… и нет.

Он изогнул бровь.

— Либо одно, либо другое, ангел.

Да вот нет: и то, и другое.

— Я уже не та Джемма, какой была, когда только приехала в Холлоу Хиллс. Время, проведённое с тобой, повлияло на меня, равно как и многое другое.

Он опустил голову.

— Меньше всего я хотел, чтобы из-за меня ты от чего-то отказывалась. — В его голосе было много плохо скрываемых эмоций, которые я едва ли когда-либо прежде видела от Доминика. — Это не было моим намерением, ангел. Надеюсь, ты понимаешь.

— Понимаю. — Я коснулась его щеки, наслаждаясь шелковистой гладкостью его кожи. — Если я от чего-то и отказалась, то не из-за тебя, Трейса или ещё кого-либо, — сказала я, стараясь, чтобы мои слова не прозвучали слишком резко или равнодушно. Это не его бремя, и мне хочется, чтобы он это понимал. — А из-за того, что я так решила. Потому что так будет лучше для меня. И буду так делать впредь.

Он обдумывал мои слова несколько секунд, а затем спросил:

— Даёшь слово?

Его глаза искали ответ в моих, правдивый ответ.

Я наклонила голову вбок и улыбнулась.

— Хочешь, чтобы я поклялась?

— Наверное, да.

— Тогда клянусь, — согласилась я, хотя сама в этот момент была уверена, что такой развилки на моём пути не будет. — Пока что я не знаю даже, доживу ли до восемнадцати, — призналась я, мой голос прозвучал несколько тише. — И ничего.

Мне известно, что значит быть Воином, я приняла своё предназначение и всё вытекающее.

Он чуть поморщился от моих слов, и я тихонько рассмеялась. Ему не нравится, когда я говорю об этом, но ничего не могу с собой поделать. Это правда моей жизни, и теперь я полностью её осознаю.

А вот мысль привести невинных детей в этот мир — в эту жизнь, — и оставить их самих разбираться, как это пришлось сделать моей матери, для меня оставалось кощунственной. Я стала чертовски сильнее за последние несколько месяцев. Я могу выдержать много боли и страданий. Могу смириться с полным одиночеством и даже смертью.

Но не с этим.

С этой мыслью я никогда не смогу примириться.

— Я устала об этом говорить, — сказала я, опуская руку с его лица на плечо.

— Прости. Знаю, это была тяжёлая ночь, — ответил он и снова развернулся к мини-бару, чтобы выключить свет. Теперь нас освещал только мерцающий огонь в камине. — Тебе надо поспать.

Он вытянул руку в сторону двери, как бы приглашая меня пойти первой, но я не сдвинулась ни на дюйм в сторону коридора. Вместо этого я шагнула ближе к нему, положила обе ладони на его рельефный пресс и прижалась всем телом, тихонечко, но с очевидными намерениями.

Мне надоел разговор, но это не значит, что я хочу пойти спать.

— Я не говорила, что устала.

Он убрал руки обратно в карманы и тяжело сглотнул.

— Ангел…

— Что «ангел», Доминик? — Я взяла его за руки и ласково положила на свою талию. — Обещания надо выполнять.

— Да, но с учётом обстоятельств, я не думаю…

— Сколько ещё ты собираешься меня отталкивать? Когда-нибудь я перестану предлагать… — перебила я предупреждающим, но в то же время соблазнительным тоном (сама не знаю, как у меня это вышло). — Много у тебя ещё отмазок?

Он зажмурился.

— Я пытаюсь стать лучше ради тебя.

И тут для меня всё встало на свои места. Я поняла, чего он добивается: отталкивает, чтобы защитить. Он делал так всё лето. Сначала давал мне время пережить утрату, теперь потому что я должна разобраться со своими чувствами к воскресшему Трейсу.

Доминик не хочет заходить дальше, потому что боится, что я впоследствии пожалею об этом. И хотя я безмерно ценю его заботу, но по факту я уже так давно перешла черту, что уже не помню, где она была.

— Ты уже лучший, — ответила я и улыбнулась, поймав его взгляд.

Хоть Трейс и вернулся из мёртвых, нам не суждено быть вместе. Теперь я это понимаю. И как бы осознание этого ни разбивало мне сердце, моих чувств к Домику оно не отменяет. Да что там, только сильнее подталкивает в его объятия.

Облизнув губы, я прижалась к нему всем телом, неприкрыто обозначая свои желания.

— Я хочу быть с тобой, Доминик. Мне неважно, что будет завтра или через год. Я хочу тебя сейчас и не сдвинусь ни на дюйм, пока ты не дашь мне того, что мы оба хотим.