Выбор сердца

Глава 10

И прогуляли они всю ночь…

Бывает так, что час за часом время летит незаметно.

Вот уже светает. И лишь тогда понимаешь, что ночь прошла.

Максим вновь привел Свету к ее дому. Пошутил:

— Ну что, может быть, и сейчас домой заходить не захочешь?

— Нет, Максим, я уже так нагулялась, что сил никаких нет. Мечтаю только об одном: под душ — ив кровать.

— Я тоже, — подхватил Максим и хотел продолжить: “Главное только, чтобы душ и кровати у нас были разные”, но не сказал, побоялся пошловатой шуткой испортить такую замечательную прогулку.

— Макс, ты меня извини, пожалуйста, что я тебе вчера вот так вот, как снег на голову, свалилась.

— Да ладно. Как говорится, дружба — явление круглосуточное. Знаешь, мне иногда тоже вдруг так хреново станет…

— И что?

— Так мне — проще. У меня всегда Палыч под боком, в смысле, рядом тут, в своей котельной. Скажет мудрое слово от себя или из книжки своей с полочки — сразу легче становится. А за разговором и время летит незаметно.

— Это точно. Мне сейчас даже не верится, что мы всю ночь где-то ходили, — Светка виновато улыбнулась.

— Главное — достойный финал. Пойдем, посмотрим, что там Антон делает?

— Да нет, я думаю, он уже ушел. А если нет, я последую твоему вчерашнему совету: буду взрослой и разберусь с ним сама.

— Тогда я пошел. Ну, пока, — сказал Максим с такой интонацией, как будто говорил: “Я к тебе. Хорошо?”

— Пока. Спасибо большое.

Максим застыл в нерешительности, потом собрался идти. Потом опять повернулся к Свете:

— Да, ну это. В смысле, пока.

— Пока, — в третий раз попрощалась с ним Света и подумала, что, пожалуй, прощание их длится дольше, чем вся предыдущая ночь.

Человеческое сердце так устроено, что сначала ищет счастья, бредит им. А когда его получает, то начинает искать в этом самом вчерашнем счастье какие-нибудь сегодняшние изъяны.

Постепенно, маленькими шажками, приближалась Земфира к своей мечте — Рамиру. Да не всегда близко подходила — иногда и уходила от него подальше. Но потом возвращалась. И вот наконец дело закончилось загсом. Но снова сердце ее было неспокойно. Один вопрос мучил неотступно. Она пряталась, уходила от него. Но ничего не получилось. И вот как-то однажды не удержалась, спросила:

— Рамир! Я спросить тебя давно хотела. Мы ведь не дети зеленые. Так?

— Так.

— Это же им чувства свои месяц проверять нужно. А наши чувства годами проверены. Правда же?

— Правда, — ответил Баро, не понимая, к чему она клонит.

— А почему ты тогда не договорился, не сделал так, чтобы в загсе нас расписали сразу же после подачи заявления? Ведь мог же?

— Мог.

— Так почему? Почему тогда этого не сделал? Баро тяжело вздохнул:

— Есть. Есть одно дело, которое не позволило мне.

Земфира с тревогой посмотрела на него.

— Неужели ты все-таки сомневаешься во мне и решил не торопиться со свадьбой?

— Нет, моя радость, — рассмеялся Баро. — В тебе я не сомневаюсь. И в себе тоже…

— Тогда что? Почему мы не расписались сразу же? Баро замялся.

— Я даже не знаю, как тебе сказать. Есть тайны, которые никому нельзя раскрывать.

— Никому? Неужели даже жене?.. Хотя нет, я же еще не жена, — грустно сказала Земфира.

— Жена! На девяносто девять процентов жена! — вновь рассмеялся Рамир. — Ты права. Жена должна знать об этом. Потому что если не она, то кто же еще? Я — барон. И от предыдущего барона мне оставлено цыганское золото нашего рода. Это и талисман, и оберег на черный день.

— Ах, вот оно что. Слыхала я об этом: от бабок. И сама дочке что-то рассказывала. Но как-то не думала, что муж мой будет таким вот хранителем, — Повезло тебе. Теперь думай. Если: со мной: что случится…

— Нет! Нет! Даже слышать об этом не хочу!

— Эх, женщины. То расскажи да расскажи. То слышать не хочу. Теперь слушай, раз жена! Каждый год в полнолуние, следующее после ночи! на: Ивана Купала, я должен совершать обряд над нашим золотом.

— Да как же я могу помешать тебе?

— Ой, Земфира, можешь. Еще как можешь! Ты такая красавица. К золоту я должен идти не просто-так, а с чистыми помыслами…

— Да, да, конечно! Вспомнила! — всплеснула руками Земфира. — Нужно исповедаться, причаститься. И идти после поста и воздержания… в том. числе, и от женщин… Прости, Рамир, а я-то, глупая, уже бог знает что думать начинала.

— Ну, если думаешь, значит, уже не глупая! — нехитро пошутил Баро и посмотрел на нее с нежностью.

Света вошла в дом. По одежде увидела, что Антон все еще здесь. И не один. На столе стояла недопитая бутылка виски.

Антон высунул из-под одеяла красноглазую помятую мордашку и угрюмо спросил:

— Где ты была?

— Гуляла. Не на тебя же, на пьяного, смотреть. Антон привстал, налил полрюмки, опохмелился.

— Ты, Света, что-то путаешь. Вчера я еще был трезвый. И даже помню, что ты пошла к Максиму. Кстати, из-за этого, с горя, и прикупил бутылочку. Такты с ним была? Или как? Интересно…

— Не твое дело. Переночевал? Теперь убирайся.

— Я никуда не пойду. Ты с ним была? Говори!

— Если так уж хочешь знать, то да. Мы с Максимом всю ночь гуляли под луной. Доволен?

— Ага. Дальше некуда. Распирает всего от удовольствия. Гуляли под луной… Быстро же у тебя получается. Ха-ха-ха!

— Что здесь смешного?

— Только не надо мне рассказывать, что Максим тебе всю ночь читал стихи.

— А я тебе этого и не говорила.

— Чем же вы занимались?

— Представь себе, гуляли, просто гуляли.

— Просто гуляли… — Да.

— Надо же… А ты же хотела, чтобы Максим выкинул меня из квартиры. Испугался твой кавалер? Или ты передумала?

— Нет, не передумала. Вот только очень уж мне видеть тебя не хотелось.

— Понятно. Со мной, значит, в этот раз не хотелось. А с ним хотелось. Ну и как? Тебе хоть хорошо с ним было?

Света влепила ему пощечину. Антон потер ушибленную щеку, вылез из-под одеяла (оказалось, что он спал в одежде).

— Света, вообще-то, это вторая пощечина за сутки. Библейскую норму насчет левой и правой щеки я уже выполнил. Предупреждаю, дальше тебе будет больно.

— Антон, мне уже больно. Уйди. Пожалуйста.

— Ладно. Только последний вопрос, самый невинный, можно сказать, детский. Ты спала с Максимом?

И в ту же секунду в комнату вошла Кармелита.

— О! — обрадовался Антон. — А вот и подруга пришла… привет, Кармелита… Да ты не стесняйся. Проходи, здесь все свои. Веселимся, развлекаемся… проходи-проходи… не стесняйся…

Кармелита неуверенно присела в кресло.

— А скучно будет, можем Максима позвать. Правда, Света?

— Замолчи!

— Я-то замолчу, а вот ты расскажи подружке, как ночь с Максимом провела. И как ты после этого в глаза ей смотреть будешь?

Кармелита удивленно поглядела на Свету.

А та уже начинала выталкивать Антона из дома. Он не оченьто сопротивлялся, разве что отпихивался с пьяной развязностью.

И на прощание сказал:

— Счастливо оставаться, девочки. Пока. Счастья в личных жизнях!

— Нажрался, идиот, и несет какую-то ересь! — сказала Света, вернувшись в комнату.

— Ересь? Это ты о чем? О ночи, проведенной с Максимом?

— Ну, Кармелита, кого ты слушаешь! Это же Антон. Он напился, себя не помнит.

— А все-таки? — переспросила Кармелита.

Клин клином вышибают: злясь на Светку, Антон уже и забыл, с чего все началось — со страшного гре~ хопадения матери. И лишь у самого дома в голову ударила та самая картинка, что он увидел, влетая в конторку Игоря.

Антон дал по тормозам и чуть не взвыл от боли.

Мама, мама, ну как же так?

А Тамара при встрече вела себя так, как будто бы ничего не произошло:

— Сынок, присядь, пожалуйста. Антон сел.

Помолчали. Сын первым не утерпел. Опять поднялась злость, замешанная на похмелье.

— Мама, может быть, ты все же объяснишь, что это за странная картина, которую я увидел в автосервисе?

— Антон, а может быть, тебе все показалось? — с улыбкой спросила Тамара.

— За выдержку хвалю, а вот за поведение — “двойка”!

— Сынок, ты же взрослый мужчина. Сам встречаешься с женщинами, влюбляешься, очаровываешься, разочаровываешься.

— Ну? И какое это имеет отношение к тому, что я увидел?

— Антон, ты же не маленький мальчик, чтобы думать, что твоя мама — бесплотное существо, такой вот ангел, только без крыльев?

— Честно говоря, большую часть жизни я так и думал, — по-детски сказал Антон. — Но все равно. Да что “все равно”? Нет, наоборот, именно поэтому так ужасно то, что ты сделала! Что, вот так просто — похоть накатила?

— Нет, Антон. Мы с Игорем действительно любовники.

— Мама, что ты в нем нашла? От него же за километр бензином воняет!

— Предположим, бензином от него не воняет.

— Тебе виднее… Точнее — слышнее. Точнее… Ну, в общем, я к нему не принюхивался.

— Он тебе настолько неприятен? — с легким удивлением и досадой спросила Тамара.

Но ее легкое удивление столкнулось с изумлением Антона:

— Мама… Ты что? Ты с ума сошла, спрашиваешь меня, приятен ли мне, твоему сыну, твой любовник? Ты, вообще, в своем уме?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Да он быдло! Ни одна нормальная женщина к нему даже близко не подойдет.

Антон в бешенстве вскочил с кресла, начал бегать по комнате.

— И, тем не менее, он твой отец. — Что?!

Нет ничего хуже двусмысленных ситуаций. Когда ты ни в чем не виноват, а все равно, бог знает почему, чувствуешь свою вину за то, чего не делал.

Кармелита изо всех сил старалась казаться равнодушной. Но в ее глазах затаился вопрос.

— Я знаю, что ты могла подумать… — сказала Света. Только все не так, как… этот наговорил. Ты же знаешь Антона. Как он умеет все перевирать, перекручивать. Вспомни ту историю с побегом.

— Знаю, — спокойно ответила Кармелита. — И все же, расскажи мне: о какой это ночи с Максимом кричал Антон?

— Ни о какой! Какая еще ночь! Антон притащился ко мне вчера вечером, ни за что наговорил кучу всяких гадостей…

— И что же ты не выгнала его?

— Начинается… Это ты меня спрашиваешь? Или мне послышалось? А что же ты его не успокоила, когда он за тобой по всему дому гонялся? Почему ты его не приструнила тогда, во время вашего побега с Максимом? Зачем ты сама села к нему в машину? А?

— Да… Извини, Света, — смутилась подружка. — Я и вправду забыла, что это за человек.

— Вот! Я пыталась, Кармелита, правда пыталась его утихомирить. Но когда он становится бешеный… Я просто никак не могла справиться с ним сама…

— А Максим тут при чем? — вновь насторожилась Кармелита. — Он что, с Антоном приезжал?

— Ни при чем Максим! То есть при чем, конечно… А к кому я еще могла обратиться за помощью? Отец куда-то уехал и мобильник отключил. Вот я и подумала, что Максим поможет мне выгнать Антона. А потом… мы с Максимом прогуляли всю ночь по городу. Понимаешь, просто мерзко было сталкиваться с этим идиотом. То есть, Максим, конечно, хотел его выгнать. Но мне так не хотелось всех этих драк, скандалов… Ты меня понимаешь?

— Понимаю…

— Правда? Ой, спасибо, подружка! Кармелита, у нас правда ничего с ним не было. Мы просто гуляли по городу, по набережной.

— Ну не было — и не было. Все. Мне не интересно, — гордо сказала цыганка. — Что мне этот Максим? Я по делу к тебе пришла.

— По делу? Ой, как интересно! — оживилась Света.

— Ты так красиво оформила бабушкин салон. Поэтому я хочу, чтобы ты помогла мне сделать декорации.

— Декорации? Зачем? Для чего? Какие декорации?

— Мой папа помог Бейбуту отремонтировать заброшенный театр. И там уже идут представления. Ты знаешь об этом?

— Еще бы, кто же не знает! Мне даже девчонки из Самары и Тольятти звонили. Спрашивали: “Что, правда круто? Может, стоит приехать посмотреть?”

— Да, там хорошая программа. Классно работают, по-честному. Но все идет как концерт. А я хочу сделать настоящий спектакль. Как в театре “Ромэн”.

— О-па, ну и о чем же будет твой спектакль?

— О любви… о настоящей любви. Как двое молодых людей любили друг друга, но из-за вражды их отцов они не смогли быть вместе и погибли.

— А, понятно-понятно, “Ромео и Джульетта”!

— Нет. Я хочу сделать спектакль по старинной цыганской легенде.

— Слушай, подруга, а зачем тебе вообще спектакль? Ты же так здорово поешь! Помнишь, на моем дне рождения! “Ты забери меня с собой…” Во! Давай лучше сольный концерт!

— Нет, Света, только такой спектакль. И только по этой легенде, “Озеро печали”. Когда бабушка, Ляля-Болтушка, рассказывала ее в детстве, я так плакала… И сегодня, когда рассказала ее Розауре и ее детям, они тоже все плакали…

— Ой, расскажи, расскажи.

— Нет, Светочка, не могу. Я сегодня уже наревелась.

— А как же я декорации буду делать, если ничего не знаю?

— Знаешь, ты все знаешь. Просто на меня посмотри — и все поймешь… Мне иногда кажется, что эта легенда про меня. И что душа той несчастной девушки стала моим ангелом-хранителем. Мы с ней очень похожи.

— Скажи, а твой спектакль закончится хорошо?

— Нет, все будет как в легенде. Знаешь, этим спек~ таклем я хочу крикнуть всем людям, всему миру, всему Управску: никогда не убивайте любовь! И никогда не разлучайте влюбленных! Вот…

Света внимательно посмотрела на подружку и поставила безжалостный диагноз:

— Кармелитка, Кармелитка, ведь ты же любишь Максима… По-прежнему.

Глаза цыганки заблестели от слез.

— Нет, Света. Нет. Я хочу забыть всех и все. И Максима в первую очередь.

— Игорь — мой отец?! Ты сама-то поняла, что сейчас сказала?

В ту же секунду Тамара пожалела о том, что открыла правду. Только поздно, поздно жалеть, когда уже все сказано.

— То есть Игорь Носков — мой отец? Это смешно! Мой отец Астахов!

— По документам — да. Но настоящий отец — Игорь…

Антона охватил истерический смех, он прошелся по комнате, нервно семеня ногами. Потом упал на диван и снова истерически расхохотался.

— Антон, я понимаю, в это трудно поверить, — сказала Тамара, нервно улыбаясь. — Но я… я постараюсь тебе все объяснить. Только помоги… дай мне возможность все объяснить. Ты должен успокоиться и выслушать меня. Хорошо? Пожалуйста…

Как это всегда бывает при истериках, смех перешел в слезы. Тамара села на диван, положила голову Антона себе на колени. Сын доплакивал последние слезы, всхлипывая: “Мама! Мамочка, как же это?”

И Тамара рассказала все.

О том, как работала медсестрой, сначала в больнице, потом в роддоме. О том, как трудно девушке, одной, без семьи, без опоры пробиваться. Да что там пробиваться, просто жить в мире! О том, как встретился ей богатый, обеспеченный, сильный Коля Астахов. Но сердце тянулось к мечущемуся Игорю.

Как она забеременела от Игоря. Как подружки советовали избавиться от плода. Благо, работает в соответствующем учреждении. Аборт обещали сделать по высшему разряду. Но она тогда страшно боялась остаться бесплодной. И главное — она уже почувствовала этого ребенка, его душу. Потому решилась стать матерью-одиночкой (“одноночкой”, как говорили тогда). Потому и прилепилась к сильному Астахову, а не к слабому Носкову. И убедила Николая, что это его ребенок, хотя сама точно знала, что нос-ковский.

Только “любовь зла”, забыть Игоря так и не смогла. Кстати, сам он долгие годы ничего не знал о том, что Антон — его сын. Совсем недавно сам догадайся по ее оговоркам. Вот и получилось, что любовь их уже столько лет длится.

Антон, до того слушавший внимательно, вдруг взорвался:

— Вот только про любовь не надо! Может, я и поверю, что тогда она ослепила тебя… но сейчас! Сейчас! Ты уже не девочка…

Тамара грустно улыбнулась:

— Я все понимаю. В твоем возрасте я кажусь глубокой старухой…

— Нет, что ты! Ты еще вполне ничего.

— Ну, почти старухой. Но это можно понять, только когда доживешь до этого возраста. В сорок с лишним любишь так же, как и в двадцать. И поверь, любовь, которая столько лет длится, чего-то стоит.

— Любовь? С кем? С этим ничтожеством?

— Сынок, любовь — это не “с кем”, это “к кому”! Любовь не выбирает! Тебе он кажется ничтожеством? Пусть! Зато нас с ним многое связывает.

— Что, например? Что тебя может связывать с автомехаником?

— Например, ты…

— Не надо, мама. Не нужно! С Астаховым я тебя связываю не меньше. А может, и больше! Что бы ты ни говорила… Но если выбирать между ними сейчас, в твои годы, такой выбор нужно делать уже не сердцем, а головой. И выбор получается однозначный.

— Антон, пойми ты меня… Я все время боролась с этим чувством, но не смогла его победить. Ну, люблю я его… твоего отца. Разве ты можешь осуждать меня за это?

— Да. Могу. Имею на это право. Ты думала не столько обо мне, сколько о себе. И делала то, что тебе выгодно! Если ты так любила Игоря, почему не вышла замуж за него? Почему столько лет дурила отца… то есть… Астахова? Разве он заслужил это?

— Я хотела, чтобы мой сын жил хорошо, ни в чем не нуждаясь. Я хотела, чтобы у тебя было все, что нужно!

— И что же? Я имел все до сегодняшнего дня. А сегодня я потерял все. И, прежде всего, отца.

— Сынок, ласковый теленок двух маток сосет. В конце концов, у тебя есть даже два отца. Один тебя зачал. Второй — воспитал. И оба тебя любят. Игорь, после того, как узнал, что он твой отец, все время волнуется о тебе. И Астахов… Разве из-за того, что я сказала, он перестал быть твоим отцом?

— Мама, а ты сама как думаешь?!

Тамара промолчала.

— Ты говоришь, у меня два отца. Ты ошибаешься. Лучшее — враг хорошего. У меня не два отца. С сегодняшнего дня у меня нет ни одного. Только мать осталась. Хотя…

Антон вышел из комнаты, хлопнув дверью.