Выбор сердца

Глава 20

И был вечер, и было утро…

Да и ночь, кстати, тоже была.

Для Светы она была мучительно тяжелой. Очень хотелось увидеть представление. И свои декорации. Это ведь не выставка, которую организовывал Антон, это серьезно. На этот раз она чувствовала, что все похвалы, щедро расточаемые в ее адрес, совершенно справедливы. И оттого казалось, что кто-то, наверно, Бог, сладко щекочет сердце перышком: она все же художница!

Все классики (ну не все, но многие!) начинали с театральных декораций. Да и потом не гнушались. Она все-таки смогла. Она всем, и в первую очередь, самой себе, доказала, что чего-то стоит, что она — художник.

А еще… Света впервые шла на такое мероприятие с Максимом. И это тоже серьезно. Или нет?..

Максим сначала не хотел идти, но потом согласился. А сама Света, чем меньше времени оставалось до представления, тем больше волновалась. Ну, пойдет она в театр. А там… Максим, Кармелита, Антон, декорации. Слепившись вместе, все эти маленькие опасения застряли в груди одним большим комом.

Но все же Света собралась. Нагладилась, накрасилась.

Звонок! Это Максим.

— Отлично выглядишь.

— Спасибо.

— Ты готова?

— Ну, да… В общем и целом…

— В смысле?

На этот раз традиционный вопрос не показался ей, как обычно, забавным.

— А в таком смысле: я не уверена, что нам надо туда идти…

Максим глубоко вздохнул:

— Опять двадцать пять. Света… но ты же сама хотела… Да чего там хотела! Настаивала, чтобы мы туда пошли.

— Да, раньше хотела, а сегодня…

— А что сегодня?

Света с подозрением посмотрела на Максима.

— Признайся, тебе ведь тяжело будет снова увидеть Кармелиту?

— Свет, мне кажется, что я тебе уже говорил, причем раз сто. Кармелита теперь для меня ничего не значит.

— А для меня значит. Вы поссорились, а я хочу, чтобы она осталась моей подругой. И не нужно, чтобы Кармелита видела нас вместе.

— Отлично! И теперь всю жизнь будем от Кармелиты прятаться? Так, что jm?

— Нет, не прятаться, я предлагаю подождать, чтобы затянулись раны.

— Какие раны?! Ты о чем говоришь, какие, к черту, раны? — Максим начал терять терпение, но сразу постарался перевести грубость, проскользнувшую в речи, в оптимистический напор. — В городе праздник, цыгане дают представление. Я очень хочу его увидеть. Тем более что меня пригласила моя девушка.

Светка улыбнулась в ответ. Нет, Максим все же очень хороший!

— Ну, конечно, пойдем. Ты прав. Извини. Это у меня… как сказать? Капризы блондинки. Так, наверно. Пойдем… Ужасно интересно, что все-таки у них получилось?

— Как обычно, наверно, — танцы, песни, медведи.

Света засмеялась.

— Без Люцитиного медвежонка наверняка не обойдется. Но не это главное. Не в этом дело!

— А что главное? В чем дело?

— Самое главное — старинная цыганская легенда в постановке Кармелиты.

И Света вновь испытующе поглядела на Максима. Но он выдержал проверку с честью:

— Меня лично в этой постановке больше всего интересуют гениальные декорации одной молодой и талантливой художницы!

Представление разворачивалось, точнее, раскрывалось, как цветок. Неторопливо, но наверняка. И чем дальше, тем лучше. Многочасовые репетиции дали то удивительное сочетание уверенности и натренированности, одновременно куража и экспромта, которое одно может обеспечить успех.

И никто, то есть почти никто, не заметил, как во время танца Люцита подвернула ногу.

Только Земфира, сидящая в зале, ойкнула:

— Люцита! Девочка моя!

— Успокойся, — сказал Баро. — С ней все нормально. Видишь, танцует.

— Я-то вижу, — возмутилась Земфира. — Но и ты посмотри на ее лицо. Ей даже ступать больно. Видишь, как губу закусила?

— Больно. Но она цыганка. Все вытерпит. Успокойся, успокойся.

Гордо вскинув руки, Люцита закончила танец и с другими цыганами ушла за сцену.

— Я пойду! Я должна ей помочь.

Баро показательно нахмурился. Ну вот, только законный брак заключили, а жена уже “взбрыкивает”!

— Земфира! Жена ты мне или не жена? Сиди. Ей помогут. Там, за кулисами, все люди опытные. А ты их только переполошишь. Все в порядке, сиди и смотри. А после представления вместе подойдем.

“И вправду, — успокоила себя Земфира. — Что я так переполошилась? Обычное растяжение, ей там сейчас ножку забинтуют, и все будет хорошо”.

Интересно, а что было б, если бы мать все же пошла к дочери за кулисы?

Дойдя до кулис, Люцита чуть не упала на руки Степану. Все, кто танцевали с ней на сцене, обступили их.

— Люцита! Что с тобой?

— Ой… Ногу подвернула, очень сильно… А! Наступить больно.

— Может, толкнул кто?

— Да нет, сама виновата! Просто оступилась. Сейчас пойду, отлежусь в каморке какой-нибудь.

— Тебе помочь?

— Нет, спасибо. Степка поможет. Он у нас мужик крепкий! Да, Степан?

Степка, гордый оттого, что наконец-то пригодился любимой Люците, важно произнес:

— Конечно! Давай, Люцита, обопрись на меня… Так… вот, аккуратненько… Пойдем, осторожно.

Дорогой — она хоть и была короткой, однако заняла немало времени — Степан искренне восхитился:

— Слушай, а ты молодец. С такой болью и так хорошо танцевала… Молодец! Если бы еще не слезы на глазах… Вообще можно было бы подумать, что тебе не больно.

— Думаешь, никто не заметил?

— Нет, все было отлично. Супер просто!

— Степ, отведи меня, пожалуйста, куда-нибудь, где прилечь можно. Мне ведь, наверное, сейчас полежать лучше?..

Дойдя до каморки уборщицы, Степан аккуратно уложил Люциту на топчан. И застыл в углу.

— Спасибо. Ты иди. Оставь меня одну, я полежу немного, мне станет лучше. А тебе ведь выступать скоро.

— А потом тебе. У вас же с Миро номер!

— Надеюсь, мне уже полегче станет. Хотя… Ты спроси, может, там кто-то меня заменит?..

Степан задумался.

— Хм-м. У щита стоять — это не так-то просто. Тут опыт нужен…

— Да, конечно, — поддакнула Люцита. — Кого найдешь, поопытнее, пошли ко мне.

Степан ушел и припомнил, что только Кармелита когда-то раньше репетировала этот номер с Миро.

Значит, ее-то и нужно отправить к Люците.

Кармелита, румяная, вся разгоряченная (настоящий режиссер!), вбежала в каморку к подружке:

— Ну что? Как ты?

— Болит, сильно болит… Даже не знаю, как я танец дотанцевала.

— Ты такая умница, все было замечательно!

— Да? А как там легенда прошла?

— Ничего… — скромно сказала Кармелита, потупив глаза, но все же не удержалась и похвастала: — Некоторые даже плачут.

— Я так за тебя рада. А у меня вот… Как же Миро? Как ножи? Кто станет к щиту?

— Не расстраивайся, не надо. Ты отлично оттанцевала. Никто даже ничего не заметил. Подожди, ты… совсем стоять не можешь?

Люцита привстала с топчана, попробовала опереться на больную ногу.

— Нет, не могу… Послушай, Кармелита, а кто же может встать к щиту вместо меня?

— Люцита, я даже не знаю… Я, конечно, могу. Просто тебе никогда не нравилось, если я тебя заменяла…

— Но сегодня же особый случай! Я очень тебя прошу. Миро помочь надо. Номер хороший, не отменять же его из-за того, что я ногу подвернула. Пожалуйста, а?

— А ты точно не обидишься?

— Да что ты? Я буду только благодарна!

— Ну тогда, конечно, я встану вместо тебя.

— Спасибо тебе, Кармелита. Иди. Привет Миро. Удачи!

Кармелита вышла из каморки.

Люците стало стыдно. “Подружка” разговаривала с ней абсолютно искренне, а она с Кармелитой — совсем наоборот.

“Ничего. Она сама виновата. Сама виновата. Сама виновата. Сама виновата…” — повторяла Люцита, как заклинание.

Помогло.

К выходу Миро готовился в своей гримерке. Сейчас все цыгане там — или на сцене, или за кулисами. А ему к его номеру нужно настроиться.

Из внутренней сети раздавался голос Бейбута:

— Но с нами, уважаемая публика, еще может быть и очень страшно!

Миро улыбнулся, качнул головой. Отец — чудо, сколько лет этот текст произносит… Но каждый раз с такой силой, с такой верой! С такой внутренней энергетикой, что даже самые закоренелые циники верят, что сейчас произойдет что-то невероятное.

— Слабонервных просим покинуть зал… Ита-а-а-ак! — громоподобно провозгласил Бейбут.

Это “а-а-а-а” — сигнал: Миро пора идти на сцену. Он открыл дверь…

И тут же его лицо утонуло в какой-то мокрой ткани. Миро попробовал схватить неизвестного противника за руку. Да только поздно. Дурманящий запах закружил голову, наполнил легкие и погрузил его в сон.

Рыч втолкнул бесчувственного Миро в гримерку, уложил на диван. Вырвал из его рук маску, нацепил ее на себя. Закрыл дверь на ключ. А ключ спрятал в карман.

И побежал на сцену. Именно побежал. Ведь борьба с Миро и все последующие процедуры заняли несколько лишних секунд, которые обязательно нужно нагнать.

С недавних пор номер с метанием ножей хорошенько переработали. Барабанная дробь только осталась. Атак — убрали танец. И показушные площадные испуганные крики тоже убрали. Ввели маски. Сделали этакий триллер — цыганский Хичкок.

Кармелита встала у щита. Большая часть зала подмены не уловила. Но Баро с Земфирой заметили:

— Вот, видишь, Рамир, как у моей девочки с ногой серьезно! Кармелите даже пришлось ее подменить!

И Максим со Светой заметили.

Но ничего не сказали.

Люцита прокралась к рубильнику. На всякий случай слегка прихрамывала — вдруг кто увидит.

Рыч метал ножи легко, уверенно, практически точно копируя движения Миро. Никто и не подозревал, что это кто-то другой.

Ножи четко, с характерным щелчком втыкались в щит. Так что ничего, вроде бы, не должно было волновать Кармелиту. И в глаза партнеру она не смотрела (как и учил ее когда-то Миро). Но вдруг в какой-то момент она почувствовала, что что-то не так. Не то движение, немного не тот замах. Волна, идущая от этого человека, — не та. Это не Миро!

— Четыре… пять… шесть… — Люцита шепотом, одними губами считала брошенные ножи. После пятого взялась за рубильник.

Рыч занес седьмой нож.

И тут Кармелита посмотрела ему в глаза. В самую душу.

Люцита вырубила свет.

Рыч бросил седьмой нож. В абсолютной тишине раздался глухой щелчок. Совсем не такой, как предыдущие шесть. В зале кто-то крикнул…

В темноте Люцита добежала до каморки, легла на кровать. Потом подумала, что переполох и крики в зале не позволяют ей спокойно болеть, когда у ее коллег какие-то неприятности.

Рыч вышел из театра через запасной выход. Именно вышел, а не выбежал. Еще не хватало в темноте споткнуться и подвернуть ногу по-настоящему, а не так, как Люцита. К выходу примыкал темный сквер. И уже через минуту ни одна живая душа не могла бы заподозрить бывшего охранника в том, что он был в театре, да еще и сыграл такую важную роль в цыганской постановке.

То есть в постановке цыгана Рыча!

Когда погас свет, Максим первым вскочил на сцену. Вторым был Баро.

— Что с ней? Она жива?

— Не знаю.

— А что со светом?

— Черт его разберет! Вы ее пока осмотрите.

— Так темно же!

— Ну ощупайте. А я пойду рубильник проверю. Баро на ощупь нашел ножи, воткнувшиеся в щит.

Пересчитал. Все семь. Ни один, слава тебе, Господи, не попал в Кармелиту.

— Доченька… Что с тобой? Кармелита тихо вздохнула.

— Дочка, все хорошо, все в порядке? В зале включился свет.

Вернулся Максим.

— Что с ней? Позвать врача?

Кармелита посмотрела на Максима, покачала головой:

— Не нужно.

Баро помог Кармелите встать:

— Ох… голова кружится… — едва слышно произнесла она.

— Пойдем, дочка. Пойдем, тебе надо отдохнуть. Отец увел Кармелиту за кулисы. Максим хотел пойти следом, но молодой охранник, сменивший Рыча, остановил его.

Максим погрустнел, спрыгнул со сцены. Увидел Свету. Посмотрел в ее глаза, наполнившиеся слезами, и прочитал в них упрек. Она развернулась и побежала к выходу.

Максим опустил голову, задумался, потом рванулся за Светой, нагнал ее у входа в театр, попытался что-то объяснить. Но она не захотела слушать, освободилась из его рук и ушла домой, не оглядываясь.

— Что там у вас? Что там? — кричала Люцита из дверей каморки.

— Принимайте еще одного больного! — сказал Баро, помогая Кармелите войти в каморку.

Люцита широко открыла глаза. Кармелита? Живая? Надо же, ничего ее не берет!

Но какая-то другая Люцита вздохнула с облегчением: пронесло, не получилось, не взяла грех надушу. Й она сказала, почти искренне:

— Господи, что случилось? Кармелита, что с тобой?

— Уже ничего страшного. Упала в обморок.

— Как — в обморок? На сцене?

— Да, во время представления.

— Какой ужас… значит, номер провален. Надо было мне самой доковылять!

— Люцита! Как ты можешь? — воскликнул Баро.

— Да чего там, — грустно улыбнулась Кармелита. — Папа, она ведь права. Я уже второй раз падаю во время этого номера.

Баро с удивлением посмотрел на одну девушку, потом на другую.

— О чем вы говорите? Люцита, понимаешь, какой-то идиот свет выключил. Да тут еще в темноте седьмой нож с каким-то странным звуком воткнулся…

— Па, он просто зацепил пуговицу, которая у меня тут сбоку.

— Кармелита, хватит храбриться! Ты не представляешь, как я перепугался.

— Ладно, папа, прости. Если честно, я тоже страшно перетрусила.

— Свет выключили? — Люцита сделала большие глаза. — Ужас какой! Как же это? Извини, Кармелита… Представляю, как страшно стоять у щита в темноте.

— Ага… — мрачно продолжила Кармелита. — Особенно страшно, когда ножи бросает не Миро, а кто-то другой…