Казалось, Антон даже обрадовался приходу Максима.
— Здрасьте, только вас и ждали! Вот он — герой, покоритель женских сердец! Управское чмо! То есть, извините. Мачо! Девушки пишут его портреты…
— Прекрати кривляться!
— Да у меня и в мыслях не было! Я только отдаю должное твоим талантам.
Максим подошел к Антону вплотную, сжал кулаки. Но тот продолжал, как будто ничего не замечая:
— И эти люди запрещают мне ковыряться в носу и нюхать пальцы! Ты! Ты обвинял меня, что я пристаю к твоей цыганке! А что же теперь ты клеишь мою женщину…
— Я ее не клею, а вот ты ее оскорбляешь.
— Я ее еще не оскорбляю. А вот ты ее уже склеил. Спишь с моей бабой — так хоть имей мужество признаться. Она же вон… тоскует по тебе, портретики твои рисует… Ждет не дождется, чтобы во весь рост запечатлеть. Скажи, а голым ты ей тоже позировал? Или некогда было?
Света заплакала, закрыв лицо руками.
Максим молча подошел к Антону, взял его за ворот рубашки. И потащил к выходу. Антон высвободился из его рук, пытался сопротивляться. Но Максим толкал его впереди, как бульдозер гребет мусор на свалке. Чувствуя, что физически он уступает, Антон постарался взять реванш лирическими отступлениями:
— И не надоело тебе побираться чужими объедками?
Максим продолжал молча толкать Антона к выходу…
— Нет, ну ты просто какая-то сексуальная гиена. Только на падаль смотришь. То цыганка вслед за мной. Теперь вот Светка…
Максим почувствовал, что больше не может молчать:
— Ты дурак. Тебе повезло, тебе досталась такая хорошая девушка, а ты так бездарно ее теряешь!
— Зато ты находишь. А вообще-то, я не хотел ее терять. Это ты украл у меня Светку! Ты! И я тебе этого никогда не прощу.
— Ты сам сделал все, чтобы ее потерять.
— Нет. Это ты сделал все, чтобы ее подобрать. Тебе же нравится все, что принадлежало мне. Ты подбираешь все, что я выплюнул.
— Убирайся!
Максим вытолкнул Антона за порог и захлопнул дверь.
Антон упал на землю. Пыль присыпала его лицо. Он с ненавистью забрал в дверь:
— Запомни, везде, где я был, — твой номер второй, — и пошел к машине, размазывая слезы по пыльному лицу.
Судьба помогла ей. Люцита все правильно смекнула, обо всем разузнала. В полнолуние Баро пришел в склеп. И там включил свет, и что-то внутри делал. А потом ушел.
Люцита подумала, что теперь она, в общем-то, и сама, без всякого Рыча, может достать это золото. Только зачем оно ей! Ей другое нужно — чтоб Кармелиту убрали с ее пути. А цыганское золото — страшная штука, отомстить может.
Успокоить Свету было не так-то просто. От каждого шороха она вздрагивала и начинала плакать.
— Успокойся, — говорил ей Максим. — Все закончилось.
— Я так боюсь, что он вернется, — всхлипывала Света.
— Не вернется. Только… Зачем ты его вообще впустила?
— Я не смогла его не впустить. Он просил прощения… Такой убогий. Хотел поделиться каким-то своим горем. Он был такой… жалкий… А потом… Будто его подменили… Начал говорить гадости. Озверел, как только твой портрет увидел.
— А зачем ты его нарисовала?
— Не знаю, — улыбнулась сквозь слезы Света.
— Вот… выпей кофе. Он, правда, уже остыл. Хочешь, я тебе горячий сделаю?
— Нет. Я холодный выпью. Посиди со мной немного. Можешь?
— Могу.
— Спасибо.
— Знаешь, Максим, а в чем-то Антон был прав!
— В чем?
— Этот портрет. Он какой-то особый. Я и сама не понимаю, как его написала. Вышло как бы само собой. Помимо моей воли… Накатило!
— Глупенькая. Ты что? Оправдываешься, что написала мой портрет?
— Наверно. Хотя… Нет. Я хочу тебе объяснить. Точнее…
Светка застыла, подбирая слова.
— Точнее — хочу сама понять… Вот ты ушел. А я все время думала о нашем разговоре. О нас с тобой…
— Ты жалеешь, что из-за меня поссорилась с Антоном?
— Нет.
— А что?
— Я не жалею, я радуюсь, что мы с тобой так хорошо понимаем друг друга.
— Ну мы же друзья. У нас много общего. Было бы удивительно, если бы друзья не понимали друг друга.
— С тобой мне очень хорошо и спокойно. Рядом с тобой любая девушка будет чувствовать себя, как в замке у камина.
— Спасибо… — Максим смутился, покраснел. — Тольнэ ты слишком…
— Слишком — что? Откровенна?..
— Да… Друзья таких слов обычно не говорят…
— Когда ты ушел, я поняла одну вещь… Тебе это может показаться странным, но это так.
Максим молчал, но ждал, чувствовал, что сейчас она скажет что-то очень важное. И не ошибся.
— Максим, я оченьжалею, что моим первым мужчиной стал не ты, а Антон. Ты и сам знаешь, какой он. Слышал бы ты, что он мне наговорил.
Максим смущенно молчал.
— А ты… Ты можешь понять, можешь защитить, на тебя можно опереться в трудную минуту… А любовь — такое сложное слово.
— Знаешь, — подхватил Максим, — я раньше вообще в любовь не верил.
Света улыбнулась.
— Апотом встретил Кармелиту и понял, чтоонаесть.
— Вы мне казались идеальной парой. Не то что я с Антоном.
— Я тоже так думал, — Максим замялся, — Ну, не про вас, а о нас. Мне казалось, что я не смогу жить без нее…
— А сейчас?
— Сейчас кажется, что смогу. После последней нашей встречи. Теперь… все кончено. Она выходит за Миро. А я здесь, с тобой.
Он посмотрел на свой портрет. И Света посмотрела вслед за ним. Коснулась пальцами губ портретного Максима.
А потом обняла живого Максима и поцеловала его.
Поменялось все, перевернулось. Теперь уже Лю-цита искала встречи с Рычем. Еще бы! Она столько сил потратила на исполнение своей части уговора. Сама все разведала, на кладбище ночью пойти не побоялась…
В общем, подавайте сюда Рыча, да побыстрее.
Встретились в лесу, неподалеку от табора. “Все как в страшной сказке, — подумала Люцита. — Чащоба вокруг. Злой Рыч рядом. Еще только не хватает мертвого незахороненного цыгана где-то в кустах…”
— Ну что, узнала, где Баро прячет золото? — спросил Рыч, оглядываясь, нет ли кого рядом.
— А как же! Только намучилась сильно.
— Что так?
— Это оказалось намного сложней, чем я думала. Вернее — чем ты рассказывал.
— Ну так! Закон базара, — усмехнулся Рыч. — На торжище всегда так делается, при мене. Своя работа превозносится. Чужая — измельчается.
— Так ты, оказывается, торгаш, а не охранник.
— Есть маленько. Только, слышь, девочка, хватит мне мозги подковывать. Рассказывай, где Баро золото прячет?
— Скажу, конечно. Только… золото в обмен на Кармелиту. Если помнишь.
— Извини, но я тебе прямо сейчас Кармелиту сюда не притащу.
— И не надо. Я этого не выдержу. У меня уже и так сердце дергается. Просто расскажи, как… как… ты собираешься… — Люцита замолчала, не сумев выговорить ни одного слова из богатого списка: “убить”, “порешить”, “прикончить”…
— Не волнуйся. Как говорится, будь спок! Мы уберем ее аккуратно… Аккуратно — значит на глазах у всех…
— Как это? — изумилась Люцита.
— Слушай. Наши все гудят. Табор ваш готовит какое-то новое представление?
— Да.
— Кармелита там участвует? — Да.
— Что она делает?
— Трудно сказать… — в голосе прозвучали ревнивые нотки. — У нас концерт хороший, накатанный. На “бис” идет. А она там еще чего-то своего надумала. Ну, вроде как концерт превратить в спектакль.
— А это правда, что когда Миро на сцене мечет в тебя ножи, то вы оба в масках?
— Да. Мы так придумали. Эффектно получается. Маски заказали черные, парчовые — очень красивые.
— Послушай, Люцита” помнишь, Кармелита как-то тебя из этого номера выжила?
— Помню, — сказала она недовольно (зачем напоминать об этом, и так тошно).
— Для Кармелиты первое представление тогда обмороком закончилось. А вот сейчас ты должна уступить ей свое место. Ну, скажем, ногу в последний момент подвернешь.
— Зачем?
— Что “зачем”? Ты дурочкой-то не прикидывайся. Только что о себе рассказывала, такая умная, такая догадливая. А тут ничего не понимаешь. Кармелита встанет вместо тебя у щита. А я в это время подменю Миро. И приколю ее к деревяшке, как бабочку!
Засыпая, Антон подумал, что так, как все складывается, лучше бы и не просыпаться вовсе. Однако проснулся. С утра чувствовал себя по-прежнему — униженным и побитым. Не к кому прислониться, пожалиться. Все гонят, как собачонку.
“Значит, вся надежда только на себя. Ведь я — Астахов. Я — Астахов! Я — Астахов! Я — Астахов! Я — Астахов! Я — Астахов!” — повторял Антон, словно заклинание.
И вроде бы помогло. Он успокоился. Подумал: нужно сделать все, чтобы у папы (да, да, именно папы, только так и никак иначе он будет называть Астахова!) не было поводов ругать его. Он станет достойным сыном. Ведь он может. У него уже почти получается. Не зря же отец сделал его заместителем. А все, что было до того, — так, глупости… Детские шалости, на которые каждый имеет право.
И вдруг одна мысль разом прекратила все благостные размышления Антона. А что будет, если отец узнает, что он не отец? Что будет? И снова накатило прежнее чувство, снова ощутил себя Антон брошенным и побитым.
А что угодно может быть. И, скорее всего, будет не очень хорошо. Что если и Астахов отречется от него? Скажет: “Ну, теперь все ясно. То-то мне с тобой даже разговаривать трудно. То-то я с тобой столько мучался!” И под зад коленом бастарда. Хотя нет, бастард — это европейское слово. Красивое, звучное! А по-русски это звучит так мерзко, что и говорить не хочется. Противно произносить даже шепотом, даже про себя, чтоб никто не слышал.
И тогда созрело у Антона совсем другое решение.
Тяжелое, жесткое, даже жестокое, но единственно возможное.
Рыч был доволен собой, как ребенок. Трудно было поверить, что речь сейчас идет о жизни и смерти человека.
— Как это ты подменишь Миро? — с сомнением сказала Люцита. — Он никого в этот номер не пускает. Тем более, если на сцене будет Кармелита…
— Я знаю как.
— Рыч! Не слишком ли это сложно? Ты мне объясни. Допустим, каким-то образом я уступлю свое место Кармелите, но как ты выйдешь с ножами вместо Миро? Как?
— Найду как. Никто ничего не заметит.
— Не заметит? Постой… Так все же тогда подумают, что он виноват! Так? Нет! Я не хочу подставлять Миро. Если я соглашусь и все получится, то все подумают, что это Миро убил Кармелиту.
— Да не волнуйся, целеньким будет твой Миро. И алиби у него будет стопроцентное!
— Обещаешь?
— Я же сказал. Только для этого нужно немного поработать. Во-первых, с Кармелитой помирись. А еще лучше — подружись. Так просить ее о чем-то легче будет. А во-вторых… Ваши таборные уже подметили, что мы с тобой общаемся.
— Заметили…
— Так вот, если кто-то спросит, зачем, намекни, что тебе кто-то досаждает, а ты меня, мол, о защите просишь.
— Да ты что! Наши таборные мужики обидятся. Скажут: мы сами тебя защитим. Не нужно со стороны, зубчановских, приглашать.
— А ты скажи: зубчановские мне не чужие. Вот моя мать за Зарецкого замуж выходит. Зарецкий Рыча с работы выгнал. Ну что вам, жалко: пусть Рыч теперь свою репутацию охранника восстановит. Одно только постарайся, чтобы Миро при этих разговорах не было.
— Хорошо. Я пошла.
Рыч хотел пойти следом за ней.
— Нет, не нужно, — сказала Люцита. — Тебя сегодня уже один раз видели. Не нужно светиться со мной так часто, — и пошла в сторону табора.
Вдруг в дерево, мимо которого она шла, вонзился нож. Люцита испугалась, но концертная подготовка не подвела — она лишь слегка вздрогнула, обернулась.
Рыч улыбнулся и послал ей воздушный поцелуй. Вроде как пошутил.
Идиот!
Да и бог с ним. Главное — она пока так и не сказала, где золото.
Дружба между девушкой и парнем — занятие весьма рискованное. Как ударит жизнь по голове, станет плохо, хоть на луну вой. Захочется тогда прислониться к кому-то, поплакаться. А как обнимешься, что-то вдруг в мире меняется. И кажется уже, что неслучайно в руках твоих оказался этот человек, такой родной, близкий. Тогда дружба перетекает в любовь. Хотя нет. Даже не любовь. В том и сложность, что определить это чувство трудно: уже не дружба, еще не любовь. Ни то, ни это…
Утро было солнечное, радостное. Светка надела свой любимый халатик, побежала на кухню. Сварила свой любимый кофе. Принесла Максиму на подносе.
А тот только-только открыл глаза, посмотрел на нее. Застеснялся по-мальчишески. Не ожидал, что когда-то увидит ее вот так, настолько по-домашнему.
— Доброе утро! Кофе будешь?
— Кофе? — Максим откинулся на подушку, прикрыл глаза. — Кофе буду.
Она протянула ему чашку. Сели на край кровати, соприкасаясь спинами. Молча, не глядя друг на друга, начали пить кофе.
Света искоса взглянула на Максима и отвела глаза:
— Ты жалеешь?
— А ты?
Светка отрицательно покачала головой.
— Нет, вот только Кармелита… Как я теперь в глаза ей посмотрю?
— Не думай об этом.
— Как же не думать… Она моя подруга, а я, получается, ее предала.
— Никого ты не предавала. Не забывай, Кармелита выходит замуж.
— Но ты по-прежнему думаешь о ней?
— Свет, прости, но мне кажется странным в постели с одной женщиной обсуждать другую.
— Извини. Просто я… Что ни говори, а я чувствую свою вину перед ней…
— Ни перед кем мы не виноваты! — сказал, как отрубил, Максим.
Поставил чашку на поднос.
— Свет, мне пора идти! Работа…
— Да, конечно. Вот только… Мы еще увидимся? Когда-нибудь?
— Не знаю… — он отвел глаза. — Может, нам пока лучше не встречаться… Просто подождать какое-то время. Все произошло так неожиданно.
— Наверно, ты прав… Говорят, время все расставляет по местам, и жалко, если это была случайность… Тогда мы должны об этом забыть! А если нет…
— Тогда придется хорошенько подумать, как с этим жить дальше…
— Ну вот и решили, — Света вымученно улыбнулась. — Ладно. Ты иди!
— Да, я пошел… — Максим неловко поцеловал ее в щечку.