Выбор сердца

Глава 11

Буквально заденьЛюцита совершенно изменилась. Успокоилась, повзрослела, что ли. Смотрела на жизнь без прежней девичьей неуправляемой задиристости.

“Ну вот, — подумала Земфира. — Кажется, в жизни все налаживается. И Рамир — мой, и дочка успокоилась”.

Она даже предложила Люците пожить в доме Баро, мол, негоже дочке с матерью разлучаться так надолго. “Ну нет, — засмеялась в ответ Люцита. — Не нужно. Молодожены должны пожить отдельно от родственников. Это же все знают!”

Только одно Земфиру насторожило, когда накануне полнолуния Люцита приехала к ней, завела разговор о древних обычаях, о цыганском золоте. Но Земфира — серьезная женщина, она хорошо помнила, что сказал Баро — никому не говорить об этом. И даже не заговаривать. Тайна это. Пусть болтают те, кто настоящего отношения к ней не имеют. А посвященные должны молчать.

Поэтому ничего не сказала Земфира дочери. Посмотрела — как отрезала. И Люцита, умная девочка, сразу язык прикусила.

А еще Баро велел, если кто спросит, тут же ему доложить. Но Земфира ничего не сказала, закладывать дочь — это уж слишком!

На работе Максим и Антон общались очень редко и крайне сухо. То есть, попросту говоря, вообще почти не общались.

Какое-то время казалось, что так они и будут держаться в рамках служебного официоза. Но как всегда бывало, Антон не удержался, первый зацепил бывшего друга:

— Ну что, Макс, может, все же поделишься опытом? Не как друг — как коллега.

— Поделюсь. Отчего ж нет, — развернулся в его сторону Максим.

— Расскажи, как там моя Света?

— С каких это пор она стала твоей?

— С тех самых! — поднял голос Антон. — Тебе: знать не обязательно. Что? Одной цыганочки мало? Решил взять реванш? Не выйдет. Светка моя!

Максим улыбнулся.

— Улыбайся, улыбайся! Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Так что держись от нее подальше, иначе я за себя не отвечаю.

— Так, Антон… Во-первых — я не собираюсь продолжать с тобой разговор в таком тоне…

— А я собираюсь! Ты спал с ней?!

— Мы гуляли…

— Гуляли?

— Гуляли.

— Всю ночь?

— Всю ночь.

— Ты спал с ней или нет?

Антон схватил Максима за рубашку.

— Спал или нет?

Максим решал, что делать: двинуть похмельного коллегу так, чтоб не встал? Просто развернуться и уйти?

Выбрал что-то среднее. Сильно оттолкнул Антона — так, что тот въехал в стенку. И ушел.

Антон потер крепко ушибленное плечо. В сердцах сплюнул на пол и подвел итог рабочего полдня:

— Не мой день. Фигня какая-то. Все, кто передо мной виноваты, меня же то бьют, то ругают…

Нет, что бы там ни говорили суперэстеты, а Света все же художница. Настоящая! Когда она принесла Кармелите эскизы декораций, та сразу поняла: вот, именно то, что нужно. Простыми, яркими, точными деталями Света превратила сцену в пейзаж. Да не простой, а меняющийся. Несколько деталей переставь — и вот уже совсем другая картинка.

От избытка художественных чувств Кармелита расцеловала Светку.

Потом еще раз рассмотрела все рисунки, внесла несколько изменений. Мелких, но очень важных. Забрала копии, чтоб утвердить все у Бейбута.

А потом вдруг неожиданно спросила:

— Свет, как ты думаешь, Максим придет посмотреть мой… наш спектакль?

— Значит, ты все-таки хочешь, чтобы Максим увидел тебя на сцене?

— Нет! Нет, ты что, все наоборот! Я ужасно боюсь, что он увидит афишу и придет на спектакль.

— А что в этом такого плохого? — осторожно спросила Света. — Ну, придет он. А потом… может, у вас все еще и наладится.

— Нет, Света, это невозможно.

— Да почему? Мне кажется, вам нужно еще раз встретиться, поговорить, и все станет на свои места.

— Нам нельзя встречаться… И потом, уже столько раз все на места становилось. Потом рушилось, потом опять становилось…

— Слушай, но… если ты хочешь, я поговорю с ним — и он не придет.

— А он тебя послушает?

— Ну конечно послушает!

— Значит, у вас с ним такие хорошие отношения? — в голосе Кармелиты появился холодок.

— Что? — растерялась Света. — Боже мой, Кармелита, у нас не может быть с Максимом плохих отношений. Мы друзья.

— Я всегда знала, что вы друзья. Но никогда не думала, что настолько близкие, чтобы проводить вместе всю ночь.

— Ну, опять. Кармелита, что с тобой? Застрелиться можно! Мы гуляли, понимаешь, просто гуляли. Да, всю ночь. Потому что, если хочешь знать, мне идти было некуда. Максим, как мужчина, составил мне компанию… Что в этом такого?!

— Нет, ну если мужчина, то, конечно, ничего такого! Свет, а тебе не кажется странным: вот так, с ходу, составлять компанию девушке ночью?

— Слушай! Думай что хочешь. Все! Достала! Я тебе говорю последний раз: у нас с Максимом ничего не было и быть не могло.

— Аи, все! — с цыганскими, не так часто прорывающимися у нее интонациями воскликнула Кармелита. — Какая мне вообще разница: гуляй с кем хочешь. И он тоже пусть с кем хочет гуляет. Мне это вообще неинтересно!

Кармелита поднялась на сцену и спросила у Светы, как бы равнодушно:

— Так что, мы будем делать декорации?

— Конечно, будем. Куда же я от тебя денусь? Скандалистка ты моя! Давай, подружка, не грусти… Я пошла — работать. Пока!

— Пока…

Света ушла. А Кармелита долго задумчиво смотрела ей вслед.

Потом достала свой телефон. Посмотрела список телефонов. “Максима” не нашла. Вспомнила, что она убрала этот номер. Вычеркнула, выбросила, убила в день суда.

Если бы так же легко все из настоящих мозгов, не электронных, выбрасывалось.

Так нет же, в голове номер телефона Максима засел прочно — не вытравишь.

Какая-то неоформившаяся мыслишка мешала Антону работать. В конце концов он решил не мешать ей, а дать созреть.

Созрела. Вылупилась.

Ах, вот оно что: Игорь, “папашка”, душу терзает! Понятно.

Со всеми более-менее наговорился, точнее — выговорился… Хотя нет, не со всеми. С Астаховым смолчал. А так хотелось сказать ему все. Причем в присутствии матери. Несколько раз подходил к этой пропасти (мать уже сидела затаив дыхание). Но каждый раз не решался прыгнуть вниз. Как-то отступал, выкручивался. И даже научился находить какое-то странное садомазохистское удовольствие в этой игре.

Ну что ж, одному “папашке” ничего не сказал. Нужно на втором отыграться.

Игорь, стервец, сидел в конторке и как ни в чем не бывало листал глянцевый журнал.

Антон вошел, подчеркнуто тщательно закрыл дверь на ключ, как бы показывая, как поступают серьезные начальники, когда заняты серьезными делами.

Игорь отложил журнал, посмотрел на него с немым вопросом. Но, в целом, был совершенно спокоен, как будто он тут ни при чем.

— Ну, здравствуй… — Антон напрягся, чтобы выговорить следующее слово: — Па-па-ша.

— Мама тебе все рассказала? — Игорь выдохнул с облегчением. — Наконец-то! Здравствуй, сынок.

Встал, пошел к Антону, чтобы обнять его.

Но Антон отшатнулся от объятий. Отстранился с какой-то почти комической поспешностью и брезгливостью.

— Я тебе не сынок. Я — Антон Николаевич Астахов.

— Антон Игоревич…

— Ошибаешься. Николаевич! А ты мне — никто.

— Но ты же не можешь отменить тот простой факт…

— Какой? Что ты обрюхатил мою мать и смылся?

— Антон, все же не так было. Я не знаю, что тебе сказала Тамара. Но… давай сядем, обсудим все спокойно.

— Я ничего обсуждать не буду. С тобой… Я теперь буду требовать.

— Требовать? Что?

Антон подошел к Игорю вплотную.

— Что? Чтобы ты на пушечный выстрел не приближался к моей матери! Понял?

— Это не тебе решать.

— Мне. Теперь все решать буду я. Дитя любви! Блин… И, между прочим, сказать или не сказать об этом Астахову — тоже мне решать.

— Ну, Антон, знаешь, бывает… так… — Игорь промямлил что-то безвольно-примиряющее.

— Знаю! Вы за меня когда-то все очень хорошо решили. А теперь моя очередь. За то, что ты бросил нас с мамой, отвечать будешь материально.

— Антон, я не бросал. Я тебе все объясню.

— Не нужно мне ничего объяснять. Я уже все понял. И все распланировал.

— Уж не собираешься ли ты подавать на меня в суд?

— Я думаю, обойдемся без суда. Ты же все равно не станешь сопротивляться. Кишка тонка.

— Интересно… — Игорь бодрился, но выглядел как-то не очень уверенно.

— Значит так, где деньги на ребенка?

Игорь молча полез в карман, достал пачку купюр. Отложил две бумажки, а все остальные деньги положил перед Антоном. Тот посмотрел на пачку, взял ее в руки, пересчитал. Потом переспросил:

— Ну?

— Что “ну”?

— Я спрашиваю: где деньги?

— Вот.

— Это что? На мороженое? Да? А где на пирожок?

— Ну, Антон…

— Никаких “ну”! Не мне тебя учить зарабатывать на этой стоянке.

— Но ты же меня сам заложил.

— Да. Сам заложил. Сам и прикрою. Только деньги теперь ты будешь отдавать мне.

— Сколько? — сухо спросил Игорь.

— С тебя алименты за 18 лет.

— Что?.. Сынок…

Антон ударил рукой по столу, плашмя, ладонью.

— Я тебе сказал, никогда не называй меня так!

— Хорошо, хорошо… Тебе надо успокоиться. Хочешь выпить?

— Я не хочу пить… С тобой особенно.

— Успокойся. Тебе надо прогуляться, а потом мы это все обсудим. Всей семьей.

— Если у папаши плохо со слухом, повторяю. У нас нет семьи. И никогда не было. Виноват в этом только ты. Был бы нормальным мужиком, была бы у нас нормальная семья. А так… Алименты!

— Хорошо. Сколько?

— Ну вот, слышу голос не мальчика, но мужа. Давай считать. Ставка — минимальная. Я-то, вообще, человек очень добрый, щедрый. Итак, сто баксов в месяц. В году 12 месяцев, правильно?

— Правильно.

— Итого 1200 долларов в год. Теперь… до какого возраста берем алименты? Черт, законы плохо знаю. Может, Форсу перезвонить? Нет, Форса вмешивать пока не будем. Сами обойдемся. Алименты, кажется, до 18 лет берутся. В голове умножать умеешь?

— Нет.

— Понятно. Голова — не самое сильное твое место. Другим местом ты лучше работаешь…

Игорь сжал кулаки, почувствовал, как бешенство накатывает на него, угрожая накрыть с головой. Как бы он хотел сейчас придушить этот свой наглый, непомерно разросшийся сперматозоид!

Антон же тем временем взял бумажку, карандаш и начал подсчеты:

— Так. 1200 умножаем на 18. Нули сносим. Один на ум пошло. Вот — готово. Я же профи высокого класса, экономист. Итого получилось 21600. В долларах. Вот твой должок. Все понял? Все. До встречи.

В кафе Максим и Кармелита пришли практически одновременно.

Марго с изумлением посмотрела на них. Но заказ приняла и принесла все очень быстро.

— Привет, — сказала Кармелита.

— Привет.

— Ты удивлен моему звонку? — Нет.

— Я хочу задать тебе один очень важный вопрос. Можно?

— Можно. Только зачем? Мне кажется, что мы с тобой уже все обсудили.

— Ты не уезжаешь из города, как говорил. Почему?

— Я много чего говорил. Да и ты тоже…

— И все-таки.

— Меня тут дела держат.

— А может, тебя здесь держат не только дела?

— Ты о чем? — впервые за разговор удивился Максим.

— Может, тебя здесь держит Светка?

— При чем здесь Света?

Он сказал не “Светка”, а “Света”. Кармелита сразу же отметила это про себя.

— Я знаю, что вы провели вместе ночь. Целую ночь.

— Ты пришла закатить скандал?

— Нет, я просто хотела узнать…

— Что?

— Все. Узнать и пожелать вам счастья, если у вас все так хорошо.

— Мы со Светкой просто гуляли.

— И как? Тебе понравилось с ней гулять?

— Извини, но это уже похоже на разговор с Антоном. Он меня тоже недавно так пытал.

— Ты все время уходишь от вопросов.

— Да, понравилось. Света — хороший человек. Тем более, тогда ей нужна была чья-то помощь.

— То есть ты хочешь сказать, что если мне понадобится помощь, ты тоже придешь?

— Конечно! Я всегда готов помочь. И тебе, и Миро. Потому что желаю вам счастья.

— Понятно, ты у нас МЧС, служба “911”. Спасибо за пожелания. И тебе тоже я желаю счастья.

Кармелита ушла.

“Зачем нужна была эта встреча?” — подумал Максим.

Удивительно, только боль осталась. И никакого тепла, никакой искорки не промелькнуло.

Только боль.

В зал вошла Маргоша.

— Еще что-нибудь будете заказывать? — Угу.

— Я вас слушаю.

— У вас водка есть? — спросил Максим, думая про себя: “И этот человек упрекал Антона за пьянство!”

— Конечно. Сколько?

— Ну, я не знаю… Ну, каких-нибудь… граммов триста, хватит?

Марго оценивающе посмотрела на Максима.

— Вам?

— Мне, — покорно ответил он.

— Вам хватит. Если без закуски.

— Ну несите.

— С закуской?

— Без.

Эта встреча была очень важна для Кармелиты. Очень. Она почувствовала, что с ее глаз как будто бы сняли какую-то пелену.

Нет, нельзя сказать, что ее совсем не тянуло к Максиму. Нельзя.

И все же. Она не почувствовала той бешеной, прежней одуряющей страсти. Она смотрела на Макса, как на любого другого человека. Практически спокойно. Про себя отмечала: вот он нервничает, вот успокоился. Вот загрустил.

И сама удивлялась своему хладнокровию.

Неужели она окончательно смогла взять себя в руки?

Боже, какое счастье, если это наваждение уйдет, отступит…

И Кармелита поехала к Миро, чтобы (как она себя убеждала) поговорить о деле. Встретившись, обняла, еще не как жена, но уже и не как сестра.

— Миро! Вот вы сейчас начали наконец-то давать представления…

— Да.

— И как отзывы?

— Отличные! На “бис” вызывают.

— Может, издеваются?

— Нет, что ты! Правда. Говорят, даже из соседних областей начинают билеты заказывать.

— Миро, а то, что вы показываете, как можно назвать?

— Ну, представление. Концерт, наверно…

— Знаешь, это все очень здорово. Только я… Понимаешь, я хочу поставить спектакль, как в настоящем театре. Как в “Ромэн”!

— Сама?

— Да. Ну, то есть нет, конечно. С вами.

— Молодец, — Миро с восторгом посмотрел на нее: ну у кого еще есть такая невеста? — А справишься?

— Постараюсь. Должна справиться. Обязана. Кстати, вот. Света уже и декорации нарисовала. Посмотри. Отец твой одобрил.

Миро смотрел на рисунки, хвалил, цокая языком, но про себя немного на отца обиделся. Что ж он не сказал? Хотя, с другой стороны, Бейбут, наверно, подумал, что она сама ему уже все показала.

— А про что эта история, которую ты собираешься ставить?

— Это старинная цыганская легенда. “Озеро печали”. Помнишь?

— Конечно, помню, — Миро перестал улыбаться. — Но ведь она очень грустная.

— Да, грустная. Но в жизни не бывает все весело. Это же о любви. Настоящей любви! Ну а то, что герои в конце умирают… Это же всего лишь спектакль. Нужно, чтобы люди задумались. На себя со стороны посмотрели. И мы с тобой в главных ролях. Согласен?

Миро не знал, что ответить. Концерт — одно. Спектакль — другое. Не зря говорят, что актерство — бесовское ремесло. Примерять на себя чужую душу, как пиджак. Да еще часто и грязный…

— Миро, ты хочешь отказаться?

— Нет. Как я могу отказаться? Это же твой спектакль. А я хочу быть с тобой не только на сцене… но и в жизни. Точнее, не только в жизни, но и на сцене. Ведь у мужа с женой все должно быть вместе: и жизнь, и смерть. На сцене умрем. А после свадьбы будем жить, долго и счастливо.

Кармелита улыбнулась.

И Миро захотелось обнять ее, расцеловать, поднять на руки и так кружиться, кружиться, кружиться…

— Если бы ты знала, как мне нравится твоя улыбка! И как прекрасно представлять, что скоро я смогу видеть ее каждый день, каждый час!

— Ты думаешь, в семейной жизни я буду только улыбаться? Ты когда-нибудь видел таких жен?

— Не знаю, не видел. У меня их еще не было. Но я сделаю все, чтобы ты не знала ни горя, ни печали.

Он сказал это с такой детской искренностью, что Кармелита снова улыбнулась.

— Вот видишь, ты опять улыбаешься. Дважды за одну минуту. Так почему же в семейной жизни должно быть хуже?

— Да, Миро, конечно. Давай побыстрее поженимся и уедем отсюда.

— Уедем! Я уже вижу наши бесконечные дороги. И твоя улыбка — она ведь ярче золотого солнца и голубого неба!

— Аи, Миро, как красиво говоришь. Так бы всю жизнь слушала…

— А ты слушай. Слушай! Еще я вижу твои красивые волосы, которые развеваются на ветру, пыль дорог, которая оседает на твоих ногах. А сколько новых городов нам с тобой предстоит пройти! Сколько всего испытать! Ни один ром, ни один гаджо никогда не испытает столько, сколько мы! Веришь?

— Верю, — сказала Кармелита. А про себя добавила: “Хочу верить…” — Да, Миро. Все так и будет. А сейчас, извини, я устала. Я пойду, ладно? Пойду…

“Меня зовут Антон Астахов… Меня зовут Антон Астахов… Меня зовут Антон Астахов…” — приговаривал пьяный Максим, продвигаясь по улицам Управска в сторону гостиницы.

Тремястами граммами дело не закончилось. Только началось. Самое ужасное, что счет граммам был утерян очень быстро. Хорошо хоть Маргоша строго сказала: “Все, тебе больше ни грамма! Марш домой!”

Вообще, оказалось, что быть Антоном Астаховым оченьдаже некомфортно. Подташнивало, болела голова, заплетались ноги.

Идти в гостиницу Максим постеснялся.

Постучался к Палычу в котельную.

— Ешкин кот! — поразился Палыч, увидев Максима. — Да что с тобой случилось?

— Ты, Палыч, зачем… Зачем ты, Палыч?.. — Максим так и не смог задать вопрос до конца.

— Вот и я думаю, зачем я сегодня “Энциклопедию алкоголя” открыл почитать? С чего это душу потянуло на такое странное чтение? А оно, оказывается, вот чего. Максимка, ну ты и пьяный сегодня, ты же никогда…

— Я не пьяный. Я — никогда! — Максим произнес прощальные слова и упал на пол.

— Вот это номер! — только и сказал Палыч.