Выбор сердца

Глава 12

Никак, никак Антон не мог успокоиться. Он не знал, как жить дальше с этим знанием, поразившим его в самое сердце, перевернувшим весь его мир. И вот наконец созрело хоть какое-то решение. Нужно собраться им, Астаховым, вместе. Всем троим. Лучше всего в ресторане. Да хоть в той же “Волге”, в замечательном VIP-кабинете.

А там видно будет.

Посмотрим, как фишка ляжет. И как будут вести себя родители.

После рабочего дня все трое наконец добрались до стола.

Николай Андреич взял бутылку шампанского. Отстранил официанта. И сам эффектно, по-гусарски, открыл его.

— Ну что ж, родные мои…

Тамара вжалась в ресторанный стул. Она всей кожей, всем нутром, каждой клеточкой чувствовала угрозу, исходящую от Антона.

Астахов разлил шампанское в бокалы. Как положено, сначала жене, потом себе. Потом направил горлышко бутылки в сторону Антонова бокала.

— Нет, нет, спасибо, — решительно сказал Антон. — Я лучше сока выпью. Сегодня хочу быть трезвым.

Астахов хмыкнул удивленно, но с одобрением.

— Что ж, имеешь право, — повернулся в сторону Тамары. — Смотри, какой молодец!

Тамара покачала головой, впрочем, без особого энтузиазма.

— Тамара, я тебя не узнаю, — воскликнул Астахов. — Раньше бы ты начала причитать: “Вот смотри, какой у нас сын! Какой он замечательный!” А сейчас молчишь. Почему?

— А она на меня сердится, — пояснил Антон. — Мамочка, не сердись на меня. Я же твой сын. И похож на тебя гораздо больше, чем на отца. Ты согласна?

— Да, — выговорила сквозь зубы Тамара.

— Предлагаю… выпить! — воскликнул Антон. Все подняли бокалы.

— За нашу необыкновенную семью! Чокнулись. Отпили по глотку.

— Я рад, что мы собрались, — сказал Астахов. — Правда. Очень рад. Как-то так неожиданно, спонтанно. И настолько тепло, душевно…

— Вот-вот. Давайте, так сказать, предадимся воспоминаниям, — подхватил Антон и достал из сумки семейный альбом.

— Ух ты! — удивился Николай Андреич.

— Да, папочка, я даже альбом с фотографиями с собой прихватил, чтобы лучше вспоминалось. — И добавил: — Это мне мама посоветовала.

Антон протянул альбом матери. А та, как будто боясь обжечься, тут же отдала его Астахову.

— У тебя замечательная мать. Я даже иногда думаю, что с мамой тебе повезло больше, чем с отцом.

— Да? А я так не думаю, — сказал сын, ехидно глядя на Тамару. — А я думаю, мне повезло с обоими. Особенно с отцом. По крайней мере, мама меня в этом убеждала.

Но Астахов, не понимая двойных смыслов в словах Антона, оживленно рассматривал альбом.

— Вы посмотрите, вот в детстве Антон на меня был больше похож, чем сейчас.

Антон тут же хотел еще что-то сказать, но прикусил язык.

Лицо у Тамары побледнело. Казалось, еще чуть-чуть, и она упадет в обморок.

Антону стало жаль ее. “Пожалуй, с нее хватит, — решил он. — Она сегодня уже сполна получила”.

— Смотри, смотри, экий ты здесь, — воскликнул Астахов, указывая на какой-то снимок. — Сынок, иди сюда. Пересядь поближе.

Антон подвинул стул к отцу.

— Смотри. Вот на отдыхе. Сидишь такой, сердит на весь белый свет. Интересно, почему? А, вспомнил, мы тогда в дельфинарий опоздали.

— Да. И мама здесь грустная, как сейчас.

— Ну еще бы, ты ведь тогда чуть не утонул. Полез за мячом.

— А кто же меня спас?

— Угадай! — гордо сказал Астахов. — А ты молодец. Хоть и маленький, но почти не испугался. Да, хе-хе, когда я тебя достал, рыдал, пищал. Ужас! Кричал, что тебе мячик не позволили взять. А через пять минут был веселый, как ни в чем не бывало.

— Да. Он был совсем маленький, — мрачно сказала Тамара. — А маленькие дети быстро все забывают. К счастью…

Так и листали альбом. Астахов болтал без умолку. Антон вставлял свои реплики. То невинные, то злые. Тамара в основном молчала.

Время прошло незаметно (для всех, кроме Тамары). Поднимая бокал “на посошок”, Астахов сказал:

— Ну что ж, мои родные. Хочу сказать совершенно откровенно. Антон, ты… Ты просто молодец, что вытащил нас сюда. Нам действительно нужно чаще вместе собираться. Потому что у нас… замечательное семейство. Спасибо за такой вечер! Спасибо вам, спасибо “Волге”! Пошли домой…

Что за ужас — похмелье!

Насколько Максим помнил свои студенческие годы, тогда все было иначе. А сейчас — просто страшно. Голова — чужая. И вообще, такое впечатление, что смотришь на себя со стороны. И чувствуешь себя со стороны. Причем чувствуешь хреново.

Да тут еще Палыч зудит, будто издевается. Заинтересованно цитирует из какой-то книжки то разновидности белой горячки, то всякие похмельные синдромы. А на все попытки возразить отвечает: “Не-не, Максимка, это ж очень важно — научно знать, что в тебе происходит! Слушай…”

Максим дополз до своего номера, позвонил Астахову, попросил у него разрешения поработать сегодня дома (то есть в гостинице), благо, компьютер с Интернетом есть. Николай Андреич разрешил, ничего не заподозрив.

Но и дома не работалось. Вместо экрана Максим уставился на портрет Кармелиты и все никак не мог отвести от него глаз. Холст, как воронка, втягивал его взгляд.

В сотый раз Максим сел за клавиатуру.

И в сотый раз вскочил, понимая: нет, ни черта не получится. Снял портрет со стены, завернул его в старые газеты. И пошел к Свете.

У матери Люцита ничего не разузнала. Обидно. Потому что чувствовалось, что Земфира знает все, но рассказывать не хочет. Молчит. Слово, данное Рами-ру, дороже дочери. Но Люцита не позволила себе вспылить, до конца разыграла роль прилежной доченьки.

А потом задумалась. Вот полнолуние уже наступает, а она так ничего не разузнала. Страшновато. Рыч — такой человек, с которым лучше не ссориться. Того и гляди, вместо Кармелиты ее прибьет.

Думай, Люцита, думай. Ну не может быть, чтобы никто ничего не знал об этом золоте.

Хотя почему не может, может, конечно. Говорить-то об этом золоте все любят, а вот знать о нем… Могут и не знать.

Кстати, а от кого она, Люцита, узнала о цыганском золоте? Девушка перебрала всех. Весь табор в памяти просеяла. И все-таки вспомнила! Степан! Вот кто еще в детстве рассказал ей обо всем! Говорят, у него дед чуть ли не колдун, был как-то с этим золотом связан.

Но Степан свой, таборный, кочевой. А золото где-то тут. Значит, только кто-то из местных о нем знать может.

И тут Люцита вспомнила еще один фактик. Как-то в табор приехали Сашка и Халадо. И пошли они именно к Степану! Втроем шушукались в сторонке. А потом поехали к Зарецкому. Да-да, она точно помнит: шушукались они самым таинственным образом. И когда женщины поближе подходили, разом умолкали.

Итак, Сашка, Степка, Халадо.

Кого-то из этих троих разговорить нужно.

Ну Халадо можно сразу отбросить.

А вот Сашка и Степка — говорливые.

Света обрадовалась Максиму:

— Привет! Кофе будешь?

— Нет, спасибо, я на секундочку.

— Значит, будешь, — и она засуетилась вокруг кофеварки. — А что это у нас в руках?

Максим почувствовал, что еще не созрел, чтобы выложить, зачем пришел. Положил сверток на пол, потом взял чашку с обжигающим кофе и подошел к рабочему столу. Над чем это она работает? Засмотрелся. Интересно. Ярко. Но все в меру, не безвкусно.

— Свет, у тебя что, новый период в творчестве?

— В общем, да, — призналась девушка. — Это эскизы к декорациям спектакля. Смотри… — она разложила перед ним все наброски. — Ну как? Нравится?

— Хорошо. А как называться будет? Спектакль?

- “Озеро печали”… О большой настоящей любви.

— О любви — это хорошо. Нужно будет посмотреть.

— А тебе не интересно: кто мне дал эту работу?

— Интересно. Но я жду, что ты сама скажешь.

— Вот, считай, дождался. Кармелита! Она собирается ставить спектакль.

— Кармелита?

— Да. Я тоже сперва удивилась, но она так загорелась этой идеей. Я думаю, у нее все классно получится.

— Да. Интересно…

— Автор постановки — человек, конечно, капризный. Но я, как художник, могу замолвить за тебя словечко. Будешь моим почетным гостем.

— Спасибо, Света. Ноя… я вряд ли приду.

— Почему?

Максим развернул портрет Кармелиты и положил его перед Светой.

— Потому что я больше не хочу видеть Кармелиту. Никогда. На вот… держи.

Света наморщила лоб. Надо же — единственная ее удачная работа. И ту теперь отвергли.

— Обидно, Макс. По-моему, отличный портрет. А ты его возвращаешь.

— Портрет действительно отличный. Потому и принес.

— В смысле?

— Он мешает мне.

— Макс, не дури. Как портрет может мешать?

— Может. И очень сильно. Он разрастается на всю комнату. Куда ни гляну, везде Кармелита. А я не хочу, чтобы что-нибудь напоминало мне о ней.

Света посмотрела на портрет, задумалась.

— Слушай… Максим, тут такое дело, мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что?

— В общем, так получилось, что Антон рассказал Кармелите о нашей с тобой ночной прогулке.

— Знаю.

— Что? Откуда, он что, и тебе уже похвастался? Что же за человек такой, а?! Интриганище!

— Да нет, мне Антон ничего не рассказывал, я говорил с Кармелитой.

— Да? Так вы все-таки встретились?! Отлично. Это я ей насоветовала… Но почему ты тогда возвращаешь портрет?

— Потому что она — невеста Миро, и я пожелал им счастья.

— И все?

— Нет, не все. Мыс ней говорили о тебе. Точнее — о нас с тобой.

— О нас? А… как это — о нас?

— Ну как? Вот так! Она считает, что наши с тобой отношения не просто дружеские, а, тьфу, черт, как это сказать… Более близкие, чем дружеские. Так, наверно, — смутился Максим.

— Вот так и сказала, да?

— Ну не так.

— А как?

— Светка, ну что ты меня мучаешь? Я же не диктофон. Она сказала, ну, что-то вроде… Что была бы рада, если бы у нас с тобой все было хорошо.

— Макс, да что за ерунда такая? Ну почему они оба, и Кармелита, и Антон, не могут поверить, что у нас с тобой ничего не было! Ну почему?!

— Я не знаю, — устало вздохнул Максим.

— Я тоже не знаю. Но мне на будущее интересно, вот как можно доказать людям, что вы с парнем — просто друзья?

— Ну их. Лучше уж мы были бы не просто друзьями.

— В каком смысле?

— А в таком. Тогда, по крайней мере, никому ничего не нужно было бы доказывать, — рассмеялся Максим, а вслед за ним — и Света.

И смех этот как-то сразу развеял напряжение, повисшее в воздухе.

Раздался телефонный звонок.

Все еще смеясь, Света взяла трубку:

— Алло. Ты? Да, привет. Слушай, а некоторые эскизы уже совсем готовы. Да, все доработала. Можешь зайти посмотреть, жду. Давай. До встречи.

Максим понял, кто звонил. И вновь возникла неловкая ситуация.

— А… А… А Кармелита сейчас придет посмотреть эскизы, — сказала Света.

— Я понял. Пока.

— Постой, Макс. Знаешь что? А я еще раз попробую убедить Кармелиту, что у нее нет поводов для ревности.

— Не нужно.

— Почему? Она мне поверит, у меня получится.

— Не надо, Света. Мы взрослые люди. Наши отношения — это наши с тобой отношения. И чем больше мы кому-то что-то объясняем, тем глупее выглядим.

— Ты думаешь?

— Уверен.

— Наверно, ты прав. Нет, точно — ты прав. Кармелита должна ценить и понимать, какой ты хороший друг. Для всех нас.

Баро не ел мяса, рыбы, не пил вина, не касался женщины. Старался думать только о хорошем. Сегодня — полнолуние. Он пойдет к семейному золоту. Сделает все, что нужно. И вернется. И вот уж тогда сыграет настоящую свадьбу с Земфирой.

Зарецкий подошел к зеркалу. Снял с себя золотые вещи: кольцо, браслет и даже цепочку, на которой висел крест, чтобы надеть его на простую бечевку. В комнату вошла Земфира. Увидела приготовления, удивилась.

— Ты что делаешь, Рамир?

— Готовлюсь к обряду. Ведь сегодня полнолуние. Помнишь, я говорил тебе.

— И потому ты снял с себя все золото?

— Да, конечно. Семейное золото, оставшееся от предков, не терпит никакого другого золота.

— Совсем-совсем?

— Ну, разве что крестики можно оставить. И то, только маленькие и освященные.

— Но почему?

— Это все украшения. Они тешат наше тщеславие. Украшают внешность, но загрязняют душу. А к тому золоту нужно идти с чистой душой, без мирской суеты.

— Я не думала, что это так строго. Рамир, а тебе не страшно одному, ночью, на кладбище?

— Не страшно, моя любимая. Там… там удивительно. В эту ночь я чувствую в себе такую силу, как будто все наши предки со мной.

Земфира перекрестилась:

— Ой, Рамир, я лучше пойду. Боюсь помешать тебе. А ты тут готовься.

Она вышла. Зарецкий улыбнулся ей вслед. Хорошо. Они уже понимают друг друга, как муж и жена. Он все собирался попросить ее, чтоб вышла. Да боялся обидеть. Но она сама все почувствовала.

Кармелита рассматривала исправленные эскизы молча. Света крутилась вокруг нее и так, и этак. Но в конце концов не сдержалась:

— Ну как?

— Молодец ты, Светка. Отличные эскизы. И тот вариант был хороший, а этот просто — супер!

— Тебе правда понравилось? — расцвела художница.

— Да, теперь я знаю, каким должен быть спектакль. И вообще, ты живопись не бросай. То, что тебя тогда критиковали, — Бог с ними. Кого не критикуют? Верь в себя, потому что это твое призвание.

— Ты думаешь?

— Уверена! Поверь цыганке, — улыбнулась Кармелита.

И вдруг улыбка сошла с ее лица. Она увидела свой портрет. Подошла к нему.

— Это тот самый, что был у Максима?

— Да. Макс мне его вернул.

— А он знал, что я приду к тебе?

— Когда ты позвонила, Макс был здесь.

— Вот как? Раньше он приходил сюда, чтобы со мной встретиться, а теперь приходит лично к тебе. Скоро ему и повод будет не нужен.

— Кармелита, ну что ты? Я сама не ожидала, что он придет. Но он пришел и принес твой портрет.

— Зачем?

— Сказал, что ты выходишь замуж. И ему больно видеть твое лицо, пусть даже на портрете.

— Нет. Он его притащил не поэтому.

— А почему?

— Чтобы… чтобы показать тебе, что теперь он свободен. От меня свободен. Понимаешь?

— Кармелита, брось ревновать. Это просто смешно. Правда, у нас с Максимом только дружеские отношения. Как это тебе доказать?

— Не нужно ничего доказывать. Все отношения начинаются именно так… Если этот портрет не нужен ему, значит, никому не нужен!

Кармелита схватила нож. И сделала это так порывисто, что Света, признаться, испугалась.

А цыганка набросилась на портрет, как на главного врага в своей жизни. И кромсала его, кромсала, кромсала…

— Но… этот же портрет написала я, — со слезами на глазах сказала Света. — А ты его уничтожила.

— Зачем тебе мой портрет? Ты подарила его Максиму. А он отверг!

— Но ведь холст… Холст, он же не заслуживает этого. Он ни в чем не виноват. За что ты его так вот искромсала? Я же душу свою вкладывала. Может быть, это единственное, что у меня за всю жизнь получилось. А ты…

— Знаешь что… Дело не в холсте. Дело в Максиме. Он должен был сам сказать мне, что все кончено, а не играть в намеки.

И тут Света вспомнила, что сказал ей Максим: “Света, мы взрослые люди. Наши отношения — это наши с тобой отношения. И чем больше мы кому-то что-то объясняем, тем глупее выглядим”.

Света вытерла слезы и сказала совсем другим голосом. Гордым, непреклонным:

— Кармелита… Мне надоело твое недоверие. Я устала от него. Забирай эскизы… Забирай, забирай. Если ты их не возьмешь, мне будет еще больнее… И извини, но сейчас лучше уходи.

— Боишься, что помешаю вам с Максимом?

— Уходи…