Что творилось в душе Рыча! Хотелось выть, бросаться на людей, рвать их на куски. Как Баро мог выгнать его? И так позорно! Ну, конечно, он, Рыч, был не прав, согласившись тогда на эту грязную халтуру — пырнуть ножом обнаглевшего парня. Но разве можно за это так наказывать? Ведь Рыч врос всем телом, всем сердцем в Зубчановку, в дом барона. Он же даже свой отдельный дом строить не стал!
И вот плата за верность.
С огромным трудом ему хоть немного удалось успокоить свое разбушевавшееся сердце. И понял он тогда, что нужно что-то делать, найти какое-то занятие, которое отвлечет от мыслей о мести. Или нет — лучше всего утолить свою мстительность.
А значит, нужно искать городских бандюков, с которыми он иногда общался. Тех самых, через которых к нему пришел заказ на расправу с Максом. Звали их Рука и Леха. Рыч хорошо знал пивнушку с бильярдом, в которой парни частенько зависали.
Зашел туда, заказал пива.
Первым Рыча заметил Рука. Показал Лехе. Доиграв партию, оба подошли к его столику:
— Рыч?! Ты?! — начал Рука.
— Глазам не верю! — подхватил Леха.
— А ты поверь! И ты тоже. Столик у меня свободный. Пивка еще сейчас принесут.
— Это хорошо, — сказал Леха, присаживаясь. — Стало быть, не просто так пришел?
— Не просто… Поговорить надо.
— Говори… Мы слушаем… — Рука тоже сел за стол.
— Короче, я с охранной работой завязал.
— Сочувствую. Но у нас тут не собес, — ухмыльнулся Леха.
— Ага, Рычок. Не пеняй, но у нас пока халтурки нету. Если будет, маляву кинем, — подхватил Рука.
— Спасибо. Только мне халтура не нужна. Я сам перспективную работу нашел.
— Так ты че, бригаду собираешь?
— Может, наш профиль подойдет?
— Не, ребята. Я же Рыч, медведь-шатун. Хочу много меду хапнуть. Только мне крыша нужна. Кто у нас сейчас смотрящий по городу?
— А кого чуток пониже никак нельзя?
— Нет, Леха, никак. Дело очень серьезное.
— И помощь, значит, не требуется?
— Да, Рука, пока не требуется. А нужно будет, спецом скажу.
Леха с Рукой переглянулись: Рыч, конечно, борзый, но так, в рамках приличия. Так что — пусть живет. Глядишь, и вправду серьезную работу подкинет.
— Со смотрящим, Рыч, такая история получилась. Одного какие-то беспределыцики шлепнули. Другой в область ушел, на повышение. А новый смотрящий у нас — Как в кино.
— Как это?
— Да так! Человек-невидимка.
— Это что, погоняло его?
— Нет. Имидж, е-мое! — Леха расхохотался.
— Да, Рыч, ты зенки не пучь. Это правда. Говорят, смотрящий у нас авторитетный. Только ему до поры светиться нельзя.
— А звать его как?
— Удав.
— Удав? Ага, понятно, — улыбнулся Рыч. — А мы, значит, все кролики. Ну, короче, можете вы этому невидимому Удаву как-то стукнуть, мол, есть такой Рыч. Человек надежный. Хочет поработать. Отдает процент под крышу.
— Хорошо.
— Только смотри: Удав правда солидный. Ему за-падло лишний раз светиться. Если порожняком придешь, осерчать может.
— Не бойся, Рука. С делом приду.
Сто рублей Васька просто так тратить не стал, спрятал в свою особую именную копилку с секретом.
И сразу же побежал к заказчику доложить, как выполнил задание.
Земфира едва сдерживала волнение.
— Ну, Васенька, что сказал Баро, когда прочитал записку?
— Да ничего он не сказал!
— Ясно. А посмотрел как?
— Вот так!
Васька, как заправский мхатовец, изобразил Зарецкого, читающего записку. Вот Баро хмурит брови, вот вскрывает конверт. Читает записку. И — о, счастье — кладет руку на грудь, поднимает глаза к потолку, улыбается.
— А он точно улыбнулся? — тоже смеясь, переспросила Земфира.
— Точно.
— Ну а мне он ничего не просил передать?
— Нет. Сказал, еще чуть-чуть, и все узнают. Земфира просияла.
Зарецкий разбудил Сашку ни свет ни заря. Велел седлать лучшего жеребца и лучшую кобылку.
— Баро, а может, все же лучше машину приготовить? — нагло спросил Сашка, зевая.
— Сашка, я сказал тебе: вон того жеребца и вот эту кобылку! Ты тут конюх или кто?
— Конюх, конюх, — согласился Сашка, давя зевоту. — Только зачем это? И чего тебе так приспичило?
— Не все сразу, Сашка. Скоро сам все узнаешь, — туманно ответил Баро.
По дороге конюх начал о чем-то догадываться. Еще бы, ведь Баро поехал к табору не напрямую, а заехал на березовую полянку, где — каждый житель Управска знает — самые красивые полевые цветы…
И все сомнения развеялись, когда Баро остановил коня у палатки Земфиры и под одобрительные возгласы таборных крикнул:
— Выходи, красавица, жених приехал!
Не сразу, чуть погодя, вышла Земфира. Нарядная, будто всю ночь ждала его. Взяла цветы, подставила ему щеки для поцелуев. И на ушко шепнула:
— Спасибо, Рамир. Ты сегодня очень красиво приехал.
— Тебе понравилось? — тоже шепотом спросил Баро.
— Конечно. Об этом каждая женщина мечтает.
— Ты не каждая, Земфира, ты — особенная. Знаешь, я уже и представить не могу, как жить без тебя.
— А как же Рада?
По лицу Баро прошла легкая тень:
— Можно я на этот вопрос в палатке отвечу?
— Можно. Люцита уже ушла.
Закрыв полог палатки, Баро крепко обнял любимую и горячо проговорил, не отпуская ее:
— Рада — моя первая любовь. Она подарила мне дочь. И навсегда останется в моем сердце… После ее смерти я думал, что никогда не смогу полюбить другую женщину. Но прошло очень много времени. Появилась ты, Земфира. Ты разбудила мои чувства. Я понял, что хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.
— Мне тоже очень плохо без тебя, Рамир. Уйдя из твоего дома, я ждала тебя каждый час, каждую минуту..
— Нам больше с тобой нельзя расставаться, Земфира. Ты согласна стать моей женой перед Богом и людьми?
— Да!
Они поцеловались и забыли обо всем, даже о своих дочерях, которые, мягко говоря, не любят друг друга. И правильно сделали, что забыли. Потому что любые, даже самые любящие родители, иногда просто обязаны хоть ненадолго забывать о бедах и радостях своих взрослых детей.
Чтобы заняться обустройством своей радости.
Рука совсем скоро перезвонил Рычу. Сказал, что хозяин дал добро на встречу. Стрелку забил на окраине Управска, в старом, еще 50-х годов, спальном районе. Рыч сразу заценил красоту этого места, не внешнюю, — облезлые стены и подворотни с запахом кошачьей мочи трудно было назвать красивыми. Красоту — внутреннюю. Рыч хорошо знал, что у здешних коммуналок (частично отселенных) есть два, а то и три выхода — во двор и на разные улицы.
Рука протянул Рычу ключ:
— Держи. Третий этаж. Дверца под номером десять. Откроешь, зайдешь, там темно будет. Не удивляйся. Удав — змея пугливая, света не любит. Зажигалкой, спичками тоже не пользуйся. Он за это одному клиенту руку прострелил. Как он с тобой попрощается, выйдешь, дверь на два оборота закроешь. Ключ мне отдашь — я тут ждать буду. Понял?
— Понял. А Удав, значит, навсегда в 10-м номере останется?
— А вот это уже не твоего ума дело, шутник!
Да, не думал Рыч, что его карьера вольного охотника, шатуна-медведя (выбирай любую должность, какая больше нравится), начнется так несолидно, с какой-то детской таинственностью. Но все же идти надо. Судя по Лехе и Руке, Удав — мужик серьезный, хотя и с большими тараканами в голове.
Ступеньки в доме были выкрашены в желтый цвет. Но не полностью, а лишь посередке. Очевидно, местный дизайнер так хотел сымитировать ковровую дорожку. Но Рыча эта желтизна навела на другую мысль. И он громко, чуть не истерически, рассмеялся.
Когда-то давно, в детстве еще, мамка читала ему книжку сказочную — “Волшебник Изумрудного города”. Говорила — настоящая цыганская сказка, герои все время в пути. Так вот, там вся сказочная компания по такой же желтой дорожке шла на таинственное свидание к Гудвину, великому и ужасному.
И так Рычу это сравнение понравилось, что он все ржал и ржал и не мог остановиться.
Отсмеявшись, открыл дверь, захлопнул ее и бросил в темноту:
— Привет!
— Здравствуй. Мне сказали, тебя зовут Рыч.
— Тебе не соврали.
— Рыч, бросай эти жлобские штучки. Ты не у себя в Слободе. И к тому же разговариваешь с серьезным человеком, со старшим. Если хочешь выйти отсюда, обращайся ко мне на “вы”.
— Ладно, извините. По дороге чего-то раздухарился.
— Вот так-то лучше. Зачем я тебе понадобился?
— У меня есть информация, которая может быть вам интересна.
— Короче.
— Это касается Баро.
— Кого?!
Рыч и забыл, что не все в Управске обязаны знать, что Зарецкий — это Баро, барон то есть. Тут же расшифровал:
— Это касается Рамира Зарецкого.
— Интересно. Говори!
— Хотелось бы все же с глазу на глаз.
— Ты испытываешь мое терпение.
— Извините, а здесь точно кроме вас никого нету?
— Рыч, последний раз предупреждаю…
— Все-все, извините. Рассказываю…
Несмотря ни на что, настроение у Светки было великолепное. Причем уже давно. Как-то одно код-ному все так здорово складывалось. Скажем, Кармелитина свадьба. Плохо, конечно, что подруга выходит за нелюбимого. Но хорошо, что свидетельницей будет не кто-нибудь, а именно она — Света. (Говорят, подружки невесты тоже потом быстро замуж выходят.) Правда, у отца Кармелиты, у Баро, согласия еще не спрашивали, зато бабушка, Рубина, свое добро уже дала.
Кстати, о Рубине. Как Света оформила ей гадальный салон (а проще говоря, комнату, выделенную в театре)! О-о-о! Нет, ну Кармелита ей, конечно, тоже помогала, но только как подсобный рабочий. А так все она, Света, придумала. И как все к месту пришлось, как загадочно, таинственно, красиво получилось! У бабушки Рубины глаза на лоб полезли, когда она их работу увидела. И в благодарность погадала Свете.
Правда недолгим гадание было. Рубина только разбросала карты, нахмурилась, да тут же и собрала. Сказала машин беречься, всех. И своей, в частности. И ведь правда, так все и сбылось. В тот же день, по пути домой, машинка заглохла.
В общем, можно смело сказать, несмотря ни на что, настроение у Светки было великолепное. А поломка, ну бог с ней, хотя, конечно, страшновато машину свою любимую вот так, посреди дороги, бросать И как назло, никто не едет.
О! Вот наконец-то остановился добрый человек. Света подбежала к водителю и захлебнулась от удивления:
— Антон?
Парень широко улыбнулся:
— Светка, привет! Я так рад…
Признаться, Света не помнила, на какой ноте они расстались с Антоном в последний раз. То ли они поссорились, то ли помирились. Нет, кажется, опять поссорились. А впрочем, не важно. Должен же ей хоть кто-то помочь с заглохнувшей “девочкой”.
Машину отбуксировали мигом. Антон напросился на кофе. Света не могла отказать ему в такой мелочи.
Угощая, хвалила его водительскую ловкость и смекалку:
— Молодец, Антон. Даже не знаю, сколько бы я стояла и голосовала, если бы не ты.
— Значит, я тебя спас?
— Ну, можно сказать и так.
— Так что? Ты больше не сердишься на меня? Света уже и подзабыла, за что именно должна в этот раз сердиться на Антона. Но на всякий случай важно произнесла:
— А тебе не кажется, что ты торопишься? Впрочем, Антон не стал с ней спорить и быстро признал свою вину (в последнее время у него это особенно ловко получалось):
— Да, я знаю, я виноват перед тобой, но… Но может быть, ты дашь мне шанс реабилитироваться! Я для тебя все что хочешь сделаю! Только попроси!
— Нет, Антон, я тебя больше ни о чем просить не буду.
— Почему?
— Потому! Обманешь.
— Да брось ты, Светланчик. Я изменился. Правда. Света отрицательно покачала головой.
— Не веришь…
— Не верю.
— Хорошо. Я тебе докажу! Даже знаю как! Ключи давай.
— Какие ключи?
— От машины. Вот ты меня не просишь ни о чем. А я отремонтирую твою машину. И верну ее тебе в лучшем виде.
Светка кивнула головой. А про себя загадала: вот если сейчас Антон не допустит ни одной промашки, не скажет ни одной грубости, она решит, что ему можно верить. Навсегда!
Ведь у нее такое хорошее настроение. Значит, все должно быть замечательно.
И Антону тоже было очень хорошо. Только увидев Свету на дороге, такую беспомощную, он понял, насколько соскучился по ней, как привык к ней. И даже ее капризы, совсем детские, его абсолютно не раздражали, а только раззадоривали — ай да Светка!
Разговор с Удавом, что называется, сложился. Хоть он, судя по этой конспирации, и долбанутый на голову, но мужик толковый. Дал Рычу добро во всех его начинаниях. Спросил, не нужны ли помощники. Но Рыч отказался от всякой помощи. Нужно будет, сам найдет.
А сейчас думал, к кому бы из своих, из цыган, подкатить. Зубчановские, пожалуй, сразу отпадали. Они побоятся идти против барона. А вот таборные… Рыч перебрал всех и не нашел никого подходящего. Потом подумал: а что это он только мужиков в качестве помощников перебирает? Есть ведь и женщины.
И сразу же нашел достойную кандидатуру для задуманного дела.
Люцита!
Говорят вроде, шашни ее мамочки с Баро загсом закончились. Но при этом сама Люцита всех Зарецких по понятной причине ненавидит, Очень удачное сочетание получается. Осталось только придумать, на какой крючок ее поймать можно. Но и тут долго голову ломать не пришлось…
Люцита сидела в своей палатке, раскладывала карты. И вдруг полог отдернулся, к ней зашел Рыч. Вот уж кого Люцита никак не ждала!
— Ты что тут делаешь?
— А что, цыган не имеет права прийти в табор?!
— Имеет. Но только не ты, и не ко мне. Уходи, нечего тебе здесь делать!
— Девочка, ну разве так гостей встречают?
— Я тебя не звала.
— Не звала. Но ждала? Или нет? Ведь знала, что приду?
Да что он, с ума сошел, что ли? Несет черт знает что!
— С какой стати я должна была тебя ждать?
— А ты присядь. Сейчас узнаешь. Разговор долгий предстоит.
— О чем нам с тобой разговаривать?!
— Как о чем! А о покушении на твоего Миро. О ружьишке вашем семейном…
Люцита в ужасе села на пол.
И тогда Рыч понял, что он попал в точку, в самую десятку. У девочки рыльце в пушку. Явно стрелял кто-то из ее близких, кому она сама отдала ружье.
— Что же ты молчишь, Люцита? Сидишь как неживая.
Девушка не отвечала. И Рыч лихорадочно обдумывал, в какую сторону разворачивать разговор.
— Ведь я готов открыть тебе имя того, кто покушался на жизнь Миро. А в ответ — ни радости, ни благодарности…
— А что ж я, по-твоему, должна делать? — мертвым, бесцветным голосом произнесла Люцита.
— Ну, я не знаю. Разве ты не хочешь узнать имя злодея, или, может быть, злодейки? — услыхав последнее слово, девушка вздрогнула.
“Вот как! — мелькнуло у Рыча. — Похоже, что никому она ружье не отдавала, сама стреляла”.
Люцита опустила глаза и спросила едва слышно:
— Зачем ты пришел с этим сейчас ко мне? Мог обо всем рассказать в суде.
Рыч ухмыльнулся.
— Не-е-ет! Я сначала хочу, чтобы ты все узнала, а потом мы уже вместе решим, стоит ли об этом кому-нибудь говорить… Или нет. Ну так что? Назвать имя?
Люцита промолчала. А Рыч продолжал изгаляться:
— Представь себе. Сватовство. Все пьют, гуляют, веселятся, и только одна милая девушка сидит в кустах с ружьем и рыдает…
— Что? Нет! Нет! Неправда!
— Правда, девочка, правда. А потом эта девушка взводит курок, стреляет, бросает ружье и убегает прочь. Ведь так все было, а, Люцита?
— Откуда мне знать? Меня вообще на-сватовстве не было!
— Да, тебя там ПОЧТИ не было. Ведь тебя никто не видел… Никто… кроме меня.
Люцита заплакала. Она думала, что весь этот ужас прошел после того, как закончился суд и она все рассказала Миро. А он не стал ее ругать, а лишь успокоил.
Но нет, нет — все вернулось. И собеседником ее теперь был не добрый, всепонимающий Миро, а беспощадный Рыч!
— Ведь это ты стреляла в Миро из ружья своего отца! Ты?!
— Нет, я не стреляла в Миро, — прошептала в рыданиях Люцита.
— Что? Не ты? Или не в Миро? Ах, ну да! Как же я раньше не догадался! Ты стреляла. Но не в Миро, а в Кармелиту, только промахнулась. Да, стрелок из тебя никудышный. Волновалась?
Люцита постаралась взять себя в руки. Перестала плакать, встала, гордо вскинула голову:
— Что ты несешь? Я же сказала, меня там не было! Убирайся отсюда, слышишь, или я кричать начну, людей позову.
— Зови! Зови, только я тебе еще не все рассказал. И Люцита опять чуть не заплакала.
— Ну что же ты не зовешь? — с притворным удивлением спросил Рыч. — Передумала? И это правильно. Потому что самое интересное начинается только сейчас… Когда ты побежала, то зацепилась подолом юбки за куст. Ай-ай-ай, какая неаккуратность. Но тебя извиняет только то, что спешила ты очень…
— Врешь ты все! Ничего ты не видел!
— Может быть, и вру… Но только ты так рванула подол, что на кусте остался кусок ткани. Маленький такой кусочек. Вот…
Рыч полез рукой в карман брюк. Медленно-медленно достал оттуда спичечный коробок.
— Дай! — прошептала Люцита.
— На, бери, мне не жалко, — Рыч протянул ей коробок.
Люцита открыла его. Спички! Высыпала все их на пол. Никакого кусочка ткани в коробке не было. Она в бешенстве бросила коробок на пол.
— Какая страсть! Но все зря… Неужели ты думаешь, что я буду носить такую дорогую вещь, как кусок твоей юбки, с собой? Ну что ты так на меня смотришь? Сколько же в тебе ненависти! А ведь такая красивая девушка…
Рыч обнял ее за талию.
— Дай погляжу тебе в глаза.
Люцита смотрела на него с самой лютой ненавистью, на какую только была способна.
— Ты прекрасна — похожа на разъяренную кошку. Люцита попробовала вырваться, но неудачно. Уж очень руки у Рыча крепкие.
— На кошку, которой прищемили хвост… Но вернемся к главному. Давай посоветуемся: мне обо всем рассказать в милиции, или только Бейбуту с Баро?
И тут в палатку вошел Миро:
— Рыч? Ты?! Что ты тут делаешь?