Выбор сердца

Глава 25

Баро ходил по дому мрачный — дальше некуда. С женой не разговаривал, да что там — даже не смотрел на нее. Земфира не могла понять, что происходит. Что не так? Может, она что неправильно сделала? Но от любых вопросов Баро отмахивался и снова черной тучей ходил по дому.

Ей бы успокоиться, сделать так, как мамки да бабки учили. Отойди в сторону, своими делами займись.

У мужчины какие-то свои проблемы. На то он и мужчина, чтоб самому их решать. Так нет, уж очень любовь, прочно засевшая в сердце, дергала: “Пойди! Помоги Баро! Не видишь, что ли, как он мучается?” И подошла ведь, в очередной раз подошла…

— Рамир… Ну что с тобой? Почему ты в таком плохом настроении?

— Это мои проблемы, — со злостью ответил супруг.

Ну что делать? Отойти, смолчать?.. Нет, не получается. И Земфира вновь заговорила, с материнской мягкой строгостью:

— Нет, Рамир. Нет, мой хороший… У нас теперь общие проблемы. Муж да жена — одна сатана.

Баро тоже не знал, что делать. И грубить не хочется. И отвечать, рассказывать, как есть, нельзя…

Почувствовав какой-то слом в его настроении, Земфира продолжила:

— Ты что, считаешь, что я только радость должна с тобой делить? А горе ты будешь переживать сам? Но я так не хочу. И не смогу. Если бы помоложе была, наверно, смогла бы. Очень уж много самой пережито, чтобы видеть, как ты мучаешься. И терпеть. Мы — одна семья. Между нами не должно быть секретов.

Сказано это было так тепло, так искренне, что на сердце у Баро сразу просветлело.

— Да, Земфира. Наверно, ты права. Просто за столько лет я привык все решать сам. И сейчас тоже…

— Ты что, мне не доверяешь?

— Да не в этом дело.

Земфира выжидающе смотрела на Баро. Цыганский взгляд — до самых костей пробирает. И не отвернешься от него, не спрячешься.

— Священное золото… — с трудом выговорил Баро, и тут же пожалел, что начал, но все же договорил: — Его украли.

— Что?

Олеся мигом вспомнила это ощущение. Липкий, противный страх, заползающий в душу.

Маленькие мышки, помершие от пирожков. И простая мысль: “Я сейчас могла быть на их месте. Вот так лежала бы лапками кверху. А на меня смотрели бы: “Что с ней? Наверно, съела что-то не то…””

До Олесиного сознания дошел, пробился голос Рубины:

— …Вот именно поэтому ты должна побыстрее уйти из этого дома.

— Не могу.

— Из-за ее мужа? Олеся вспыхнула:

— А почему ты решила, что я неравнодушна к Николаю Андреевичу?

— Я же гадалка, не забывай. Цыганка все знает, цыганка все видит…

Девушка сконфузилась. А Рубина улыбнулась:

— Это я уже немножко переигрываю. Если честно, не нужно быть великой гадалкой, чтобы понять, что тебе очень-очень нравится этот мужчина.

— Да почему?

— Когда ты о нем говоришь, или даже просто упоминаешь, вся светишься…

— Правда?

Рубина кивнула головой.

— Да. Вот и Тамара это сразу заметила… Он мне очень… очень нравится. Но я не хочу разрушать их семью. Скажи, что мне делать, Рубина? Понимаешь! Я не могу! Я не хочу влюбляться в Астахова!

— Ой, девочка моя. Да ты не просто влюблена, ты живешь только этим мужчиной. Все мысли твои заняты им.

— Это правда. Но что мне делать? Ведь я ему не нужна. Он — хозяин, а я — горничная.

— Чувства не делят людей на слуг и хозяев. Это счастье, в котором все равны.

— Нет, Рубина, какое же это счастье, это — наказание. И странное ощущение, что замурована в коробке какой-то. Или камере. Я словно из одной тюрьмы попала в другую.

— И все равно. Не гневи Бога. Любая любовь — от него. Ее надо принимать как награду, а не как наказание.

— Да какая же тут награда! Любить женатого мужчину, видеть каждый день злые глаза его жены, сына… Это мука.

— Судьба не посылает человеку испытаний не по силам. Возможно, это испытание приведет тебя к чему-то очень хорошему.

— Ты думаешь, есть надежда?

— Надежда есть всегда. А в твои годы вся жизнь — одна сплошная надежда на что-то светлое.

— Светлое… Светлое. А у нас в доме, по-моему, готовится что-то черное. Я боюсь за него.

— Боишься?

— Угу, — с детской непосредственностью сказала Олеся. — Для сына, Антона, он чужой. Тамара тоже не любит мужа. И этот Игорь вечно при ней.

— Постой. Какой Игорь? Игорь Носков?

— Да.

— А-а-а… Этот, что мне браслет подбросил. Ну, когда я в тюрьму попала.

— Вот, Рубиночка. И такие люди все время крутятся вокруг Астахова. Понимаешь, я это просто физически чувствую. Они, они… как клубок змей. Вот сейчас, кажется, и ужалят.

— Ну так предупреди хозяина своего.

— Не могу. У меня нет доказательств. Что я ему скажу? И потом кто я такая: горничная-выскочка на жену и сына доносит?

— Да… если нет доказательств, только себе навредишь.

— В том-то и дело.

— Что тут скажешь?.. Живи, деточка. Выбирай, решай. Только попомни мое слово: лучше бы ты ушла из этого дома. Насовсем. И куда-нибудь подальше…

“Да куда ж я уйду? — печально размышляла Олеся по дороге домой. — Раньше меня только Форс своей злобой к этому месту привязывал. А теперь еще и Астахов своей добротой держит”.

Рыч сделал все так, как Удав присоветовал. И не пожалел.

С Лехой и Рукой они засели на старом кладбище. Хорошо засели. Схороны по всем законам оборудовали. Приехала новая охрана Зарецкого. Накачанный молодняк. Трое. Бицепсы вместо мозгов. Но понтов, понтов сколько! Каменные лица. Походка такая, будто мускулатура им ходить нормально мешает. Зашли в склеп, все трое!

Нормально. Хоть бы кого снаружи оставили! Да если б тут были их настоящие враги (а не учителя), просто гранатку бы бросили — и все.

Рыч знаком показал своим сообщникам — идем к выходу из склепа: там всех и похватаем, по одному. Так и сделали. Первого, кто выходил, об камень грохнули — он тут же вырубился. Остальных на мушку взяли.

В общем, повязали всех. И в склепе аккуратно сложили, рядочком.

Вся супероперация, включая ожидание, заняла несколько часов. А активная фаза — три минуты.

Давно Рыч не получал такого удовольствия от хорошо сделанной работы.

— Золото… украли? — выдохнула Земфира. — Не может быть!

— Я тоже раньше так думал. Тот, кто раньше охранял меня, моего ребенка, теперь украл наш священный слиток.

— Нет, я не верю. Этого правда не может быть…

— Земфира! О тайнике, который был в склепе, на кладбище, никто не знал. Даже Сашка, который там дежурил дольше всех.

— И что?

— Скажи, тебя в последнее время никто ни о чем таком не расспрашивал?

— Нет, — ответила Земфира, почти не думая.

— Может быть, где-то, как-то, ненароком… Она чуть смутилась, потупилась, спряталась от назойливого взгляда Баро.

— Земфира, ну что ты молчишь? Я никого ни в чем не обвиняю. Ты только скажи мне…

И вдруг размякшая было супруга выпрямилась и твердо ответила:

— Нет. Никто ничего о золоте у меня не спрашивал. Постой, а кто же его украл?

— Разве я не сказал? Рыч! Проклятый Рыч! Добился своего!

— Рыч? Твой охранник?

— Бывший. Не зря говорят: в хорошем друге зреет лучший враг. Он знал, как унизить меня! Какой же я хранитель, если не смог сохранить нашу святыню?!

— Ты найдешь золото, Баро. Ты сможешь.

— Я найду его, чего бы мне это ни стоило. Но если цыгане узнают, что слиток пропал, они не подадут мне руки.

— Так ведь Рыч может раззвонить всем об этом! — ахнула Земфира.

— Этого я и опасаюсь больше всего. Он мстит мне за увольнение. И как я понял, мстить собирается долго, со вкусом… Сдается мне, он сейчас не будет объявлять о пропаже золота.

— Почему?

— Чтобы шантажировать меня и наслаждаться моим унижением.

— Как же можно? Как он не побоялся взять священное золото? Ведь оно обладает большой силой. И отомстить может. Он же цыган…

— Да какой он цыган?! Он — выродок!

В дверь постучали.

— Да, — сказала Тамара.

Заглянул Антон и, как приличный мальчик, спросил:

— Можно?

— Заходи, — быстро ответила Тамара. Неужели Бог услышал ее молитвы — и Антон окончательно стал прежним? Не открывает дверь ногой, ушла злость, металлическая тяжесть в глазах.

Антон сел на диван, напротив кресла, где устроилась мама.

Тамара протянула ему папку с документами:

— Ну что, Антоша, Форс свое дело сделал. Фирма зарегистрирована.

Антон взял протянутую папку, пролистал ее без всякого энтузиазма.

— Поздравляю…

Закрыл папку и бросил ее на стол. Правда, при этом чуть не сшиб стопку других бумаг.

— Все это, конечно, замечательно. Только боюсь, что она нам может уже и не понадобиться.

— Это почему?

— Потому что Астахов поручил Максиму проверять всю документацию нашего проекта.

— Да бога ради! Будем показывать только то, что выгодно нам.

— Мам, ты как будто Максима не знаешь. Он же дотошный страшно. До последней буквочки все вынюхает.

— Ну и пусть нюхает. Мы ему только благовония будем подсовывать. А дерьмо всплывет только в самом конце, когда уже ничего не изменишь.

— Да все бы так, если бы Астахов дал мне право подписи. Только у меня нет его! Нет! И получается, что это не наш проект, а Астахова.

— Ладно, сынок, не расстраивайся. Мы что-нибудь придумаем. Обязательно придумаем!

Антон посмотрел на мать. Озадаченно, но с надеждой.

Тамара расцвела. Для такого Антона, Антошечки, она в лепешку расшибется, все, что нужно, сделает! Только оставайся таким, сынок…

Вечерком Максим заглянул к Палычу на чай. Тот обрадовался.

— Привет, Максимка, проходи, родной. Угощать буду. Я тут такого чаю прикупил!

Максим прошел в глубь котельной. Его внешний вид старому другу явно не понравился.

— Э, приятель, а что это с тобой такое? Из тебя как будто хребет вынули. И глаза… Да ты глаза не прячь. Потухшие глазки-то, чтоб не сказать — протухшие. Что с тобой?

— Да устал я очень.

— Ясно. В тюрьме-то отвык как следует вкалывать.

Хорошо Палыч сказал — язычок у него остренький. Максим с ходу даже и не решил, смеяться ему или обижаться. Решил, что правильней будет посмеяться:

— Нуты и скажешь. Хотя и вправду — заработался.

— Чем же тебя загрузили?

— Да документы проверяю по проекту одному..

— Не надоело?

— Надоело.

— Так чего же ты в душную котельную приперся?

— Палыч, я не пойму. Ты меня выгоняешь, что ли?

— Нет, Максимка, но ты только погляди, день-то какой, а? Пошел бы, проветрился… Я вот, например, на набережную сегодня обязательно схожу. Так, может, со мной? А еще лучше не со мной, а с девушками сходить…

— Нагулялся я с девушками — все, хватит, — невесело усмехнулся Максим.

— Что, опять поссорился со Светой? — встревожился Палыч.

— Помирился. Только мы решили остаться друзьями.

— Ага, хорошо еще, что не подругами. А чего ж так?

— Так, Светка до сих пор думает, что я весь в мыслях о Кармелите.

— Ну, а ты-то сам как считаешь? Не так, что ли? Максим уклонился от ответа.

— Так или не так — не знаю. Но зачем она сама меня на это представление потащила?!

— Ну, знаешь. Света ж не могла представить, что ты, как преданный Ромео, рванешь на сцену к Кармелите?

— Так подожди, Палыч. И ты в ту же дуду дудишь. Ты ж там тоже был! Ножички в девушку кидают, свет выключается. Она падает. Как же не помочь человеку?

— Да все понятно. Я сам за гуманизм — обеими руками. И тебя очень хорошо понимаю. Но все-таки жалко Светку. Ты знаешь, она такая потерянная была, бледная… Я ее видел, какими она глазами на тебя смотрела.

— Так, не темни. Говори, чего ты хочешь? Чего тебе надо?

— Мне лично, Максим, ничего не надо. Но вот, хоть режь, все равно обидно, что со Светкой вы так быстро расстались. Хорошие люди. И прилепились друг к другу как-то. Все же — поддержка, не так трудно… И тут же расплевались. А теперь опять ходите какие-то тухлые.

— Так вот что! Ты, Палыч, хочешь, чтобы я сходил к ней?

— А чего бы и нет?

— Вот хитрец. Так бы и сказал.

Что-то давно Федора нет. И мобильный его не отозвался. Хорошая картинка получается. Баро волнуется за троих (троих!) своих охранников: не случилось ли с ними чего?! При Рыче такого не было…

Зарецкий еще подождал, опять позвонил. Снова никто не отвечает. Стало совсем неуютно. Что ж, придется отправиться на поиск своей охраны. Только никому бы об этом не проболтаться — засмеют.

Баро сел за руль. Подумал, что, пожалуй, рискованно ехать одному. Да только снимать кого-то с охраны дома совсем не хотелось. А, ладно — была не была. Барон отправился на поиски.

Первым делом решил съездить на кладбище…

А никуда дальше ехать и не пришлось. Охранники, все трое, лежали в склепе, связанные, рядком.

Баро молча развязал их и спросил елейным голосом:

— Я гляжу, вы нашли Рыча? Ответил Федор, как старший:

— Баро, мы, конечно, это… виноваты. Думали, нас трое, он один. Короче, расслабились…

— И что ж, он, этот Рычмэн, в одиночку вас троих скрутил?

— Нет, Баро. В том-то и дело, что он с бандой.

— Сколько их было?

— Человек шесть, — уверенно ответил Федор и уже менее твердо добавил: — Как минимум…

“У страха глаза велики, — подумал Зарецкий. — То, что он говорит, пожалуй, делить на два нужно”. А Федя, как будто прочитав его мысли, настаивал:

— Нет-нет, Баро, правда, я не преувеличиваю. Так и есть!

— Ладно. Допустим. Дальше что?

— Ну, зашли мы в склеп.

— Все втроем зашли?

— Нет, что вы. Одного, как положено, снаружи оставили. Ну, они его первым и сняли. Вон — тот, что с кровянкой.

— А что внутри?

— Ничего особенного. Тайник вскрыт, но все очень аккуратно.

— Он что-то говорил о “подарке”, о “сюрпризе”? — уже по-деловому спросил Баро.

— Все правильно, — уверенно ответил Федор. — Вот эта засада и была его подарком, большим, так сказать, сюрпризом.

Баро посмотрел на всю троицу своих бойцов.

— Так, Федор, пойдем со мной, вдвоем поговорим.

Отошли на приличное расстояние. Зарецкий внимательно посмотрел на молодого парня и начал свою речь:

— Есть тут, конечно, и моя вина. Набрал вас, молодых пацанят…

— Баро, но я ж говорю: мы…

— Цыц! Я тебя сейчас не ругаю. Я тебе факты рассказываю. Так вот, набрал вас, молодых, неопытных пацанят и натравил на Рыча. А он матерый волк… Точнее — медведь. К тому же, судя по всему, еще и крышей какой-то обзавелся. И я, как барон, должен был это все предусмотреть, продумать. В общем, виноват я. Но и ты, Федор, хорош. Это так тебя охранному делу учили?.. На первом же выезде в плен попасть?

— Я понимаю все, — угрюмо пробубнил Федор.

— Так вот, парень, я тебе не враг. Ты теперь сам смотри. Если у тебя в сердце страх какой-то появился, чувство неуверенности — лучше уйди из этого дела. Иначе и сам плохо кончишь, и людей, своих подчиненных, подставишь. А вот если это все безобразие ты как урок воспринял, и в тебе силы и злости только прибавилось, тогда другое дело. За одного битого двух небитых дают…

— Баро, это больше не повторится.

— Ладно, парень, смотри. Я тебе верю. Но помни: второго такого случая быть не должно.