Заговор молчания

ГЛАВА 9

В первый раз в жизни Мише было сложно составить рапорт о проделанной работе. Он и так пытался, и эдак, изобретая, что бы такого написать о поведении Алекса в колхозе.

«Петр Иванович наверняка поймет, что я все эти дни дурака валял», — думал он, в сотый раз перечитывая свое куцее сочинение:

Начальнику первого отдела

ЗАТУЛИНУ П. И.

от Степанова М.Г.

РАПОРТ

С середины сентября 1983 года наблюдал за деятельностью американского студента Уилльямса А.

Уилльямс А. ведет активные исследования в сфере филологии. Часто делает фотографии и записи, отображающие быт и нравы советских людей. Во время поездки в колхоз «Светлый путь» подозрительных контактов между ним и третьими лицами не выявлено.

В частных беседах Уилльямс А. воздерживается от высказывания критических замечаний в адрес Советского государства. На провокации не поддается.

Степанов М. Г.

Выходило так, будто Миша написал на своего подопечного не рапорт, а похвальную характеристику. И никаких жизненных примеров, никакой ценной информации!

«Выгонит меня Петр Иванович, — думал он. — Таких идиотов, как я, не то что в школы КГБ, на курсы кройки и шитья брать нельзя. С элементарным заданием и то справиться не могу».

Единственное, что оправдывало Мишу, так это интуиция.

«В конце концов, Петр Иванович сам говорил, что главное качество для работы в КГБ — это способность головы чуять задницей, — утешал себя Миша. — А я чую, что никакой Алекс не шпион. Кишка у него тонка быть шпионом. Не тянет он… Просто не тянет».

Но несмотря ни на что, на душе у Миши было неспокойно.

Ох, как Марика была рада оказаться дома! Вымыться в ванной, выспаться на чистых простынях, надеть свой любимый махровый халатик…

События последних дней перемешались в ее голове до состояния салата «оливье».

«Поз-з-зор! — старательно корила она себя за Алекса. — Переспала с американцем! Кто теперь тебя, порченую, замуж возьмет?»

Конечно, другие девчонки тоже занимались сексом до свадьбы, но они-то спали со своими женихами! А Марика сблудила вообще безо всякой уважительной причины: просто из любопытства и под влиянием чувств.

Тогда, на конюшне, она настолько смутилась, что не придумала ничего лучше, как сбежать от Алекса. Как же она потом сожалела об этом! У нее было такое чувство, словно она упустила что-то важное и нужное.

«Если бы я не повела себя такой дурочкой, то мы бы договорились встретиться где-нибудь в Москве», — страдала она. А на следующий день уверяла себя, что поступила абсолютно правильно. Ведь эта история могла завести ее черт знает куда.

Марика пыталась отыскать какое-нибудь правильное отношение ко всему случившемуся и не могла. Обычно ей очень помогал следующий способ: представить Свету в подобной ситуации и прикинуть, как бы она поступила на ее месте.

Но Света ни за что бы не ввязалась в подобную авантюру. Она вообще никогда не делала ничего бессмысленного и бесполезного: не врала, что она является москвичкой в десятом поколении, не мечтала о кругосветных путешествиях, не тратила время на мужчин, за которых не могла выйти замуж… А для Марики хотеть луну с неба или американца, который все равно скоро уедет, было вполне нормальным.

На самом деле в глубине души она ни о чем не сожалела. Наоборот, при воспоминании о том, что произошло между нею и Алексом, ей хотелось прыгать на коленках по дивану, петь песни и хохотать. Ведь как бы там ни было, она смогла соблазнить его, и одна мысль об этом приводила ее в дикий восторг.

«Хочу его! — бесшабашно думала Марика. — Хочу, чтобы он целовал меня, и мне плевать, что об этом подумают!»

Оставалось только изобрести, где бы она могла вновь с ним встретиться.

«А своего будущего мужа я как-нибудь обману насчет девственности, — окончательно разрешила проблему Марика. — Притворюсь, что я ничего не знаю, ничего не понимаю. А кровь на простыню можно будет из пальца выдавить».

— Марика! В нашем универмаге лифчики латвийские выбросили! — прокричала Света в трубку. — Возьми в серванте под блюдечком четвертак и бегом туда. Купишь мне, себе и маме.

Марика мгновенно загорелась охотничьим азартом.

— А если в одни руки только по два будут давать? Как в прошлый раз?

— Прихвати с собой кого-нибудь из подружек.

Через минуту Марика уже дозвонилась до Лены. Слава богу, та уже вернулась с работы (в свободное от учебы время Лена подрабатывала в школе пионервожатой).

— Ленка, бежим, пока все не разобрали! Кто первый придет — занимает очередь.

Обычно такой дефицит, как приличные лифчики, выбрасывали только под конец месяца или к большим праздникам. А тут эдакое счастье безо всякого повода! Обалдеть!

Когда Марика, запыхавшаяся и раскрасневшаяся, ворвалась в универмаг, очередь растянулась уже на полмагазина. Лена стояла в самом конце.

— Постоянно кто-то вперед лезет, — пожаловалась она подруге. — Все занимают сразу на десятерых.

Поднявшись на цыпочки, Марика оценила ситуацию: до входа в бельевой отдел было бесконечно далеко. Ну да ей и не в таких очередях приходилось стоять! Все ее детство прошло в томлении по разным магазинам: раз в неделю мама брала их со Светой в универсам, расставляла кого за творогом, кого за луком, а сама шла стоять за какими-нибудь суповыми наборами. Так что Марика была закаленным бойцом торгового фронта.

— У меня к тебе дело, — нагнувшись к ее уху, прошептала Лена. — Мне сегодня сказали, что папа одной из моих пионерок работает на телевидении в программе «Международные события». Помнишь такого усатого, в очках?

— Капустина? — догадалась Марика.

— Ага! Я подумала, что мы непременно должны с ним познакомиться! Представляешь, можно было бы сразу после диплома напроситься к нему на стажировку. Больших должностей нам, конечно же, не дадут: там все по блату… Но все-таки…

— Ты думаешь, мы будем ему интересны? — с сомнением проговорила Марика.

— А как же! Смотри, мы две симпатичные девушки, обе говорим на иностранных языках. Усидчивы, исполнительны, целеустремленны… Что ему еще надо?

Все это было так, но Марика не представляла, чем они с Леной могут особо удивить Капустина.

— Нам уже давно пора думать о том, куда мы пойдем работать после института, — продолжала уговаривать ее Лена. — По распределению нас ушлют в какую-нибудь школу, и все — можно ставить крест на лучших годах жизни. Я все придумала! Капустинская дочка, Анжелика, записалась ко мне в кружок интернациональной дружбы. Мы организуем какой-нибудь дискуссионный клуб и попросим ее папу прийти к нам. Ну а там возьмем его за жабры.

— Нужны мы ему, как козе баян! — покачала головой Марика. — У него наверняка дел выше крыши. Что ему твои пионеры?

— А мы ему напишем письмо! Скажем, что мы приглашаем на заседание клуба американца и нам нужен оппонент, который хорошо разбирается в международной политике.

Услышав слово «американец», Марика стремительно покраснела.

— Ты хочешь позвать Алекса?

— Ну да! На Алекса он точно клюнет.

— Нет-нет! — горячо запротестовала Марика. — С иностранцами нельзя связываться! Это может быть опасно!

— Да ладно, никто не узнает! — беспечно отмахнулась Лена. — К тому же мы и так целых две недели общались с ним на картошке. Давай сделаем так: я возьму на себя обработку Анжелики, а ты переговоришь с Алексом.

Марика опустила голову, стараясь ничем не выдать своего волнения. Она не очень верила в Ленин дискуссионный клуб, но эта затея давала ей повод вновь встретиться с Алексом.

— Хорошо, я зайду к нему в общежитие, — сказала она наконец.

— Ну и ладушки! — обрадовалась Лена. — Значит, договорились.

Больше всего на свете Анжелика Капустина мечтала о сережках. Ведь сережки — это почти как; паспорт: у кого они есть — тот взрослый, у кого нет — тот малявка. Она целый месяц ныла у мамы над ухом и клялась закончить четверть без троек, и вот наконец ее мечта сбылась: ей разрешили пойти в косметический кабинет и проколоть уши.

Еще неделя ушла на то, чтобы проходить с шелковыми нитками в мочках. Анжелика каждый день аккуратно смазывала их спиртом и прокручивала туда-сюда, чтобы дырочки не зарастали.

— Ну, завтра пойдем в магазин и купим тебе самые маленькие сережки, — сказала мама.

Анжелика сразу сникла. Кто ж их заметит, маленькие-то? Ведь главный плюс обладания сережками заключался в том, чтобы их все видели!

Тайком она свистнула из маминой шкатулки золотые серьги с аквамаринами и, обмирая от собственной дерзости, вставила их в уши.

В школе был произведен фурор. Аквамарины затмили все прежние Анжеликины достижения — и ее югославские ботинки, и английский портфель, и даже папу — известного на всю страну тележурналиста.

— Где взяла? — спросила ее лучшая подруга Роза.

Анжелика скромно опустила ресницы.

— Один парень подарил.

— Какой парень?

— Не скажу. Я обещала никому не говорить.

Роза не знала, то ли верить, то ли не верить. Она сама всем врала, что у нее есть жених по имени Вадик (девятнадцать лет, студент и музыкант), но он-то ей ничего не дарил… А у Капустиной, видимо, и вправду завелся какой-то хахаль.

Однако Анжелике не пришлось сполна насладиться своим триумфом: во время большой перемены она наткнулась на завуча Альбину Викторовну.

— Ты бы еще в бриллиантах в школу пришла! — гневно воскликнула та. — Снимай серьги немедленно! И давай сюда дневник!

«Товарищи родители! Ваша дочь носит в школу ювелирные изделия неизвестного происхождения. Примите меры!» — написала завучиха через всю страницу. И еще заявила, что этот инцидент может поставить под угрозу вступление Капустиной в комсомол.

Давно прогремел звонок, все ученики разбрелись по классам, а несчастная Анжелика все сидела в туалете и рыдала.

Роза, как могла, утешала подругу:

— Вот ведь крыса эта Альбина! У нее у самой из украшений только очки и есть. Что ты, выпендривалась своими сережками, что ли?

— Опять страницу из дневника придется вырывать! — всхлипнула Анжелика. — А то если мама узнает, что я без разрешения по ее шкатулкам лажу, мне такое будет!

— Так ты говорила, что тебе эти серьги какой-то парень подарил! — подозрительно нахмурилась Роза.

Анжелика поняла, что проболталась.

— Ну да! — принялась она оправдываться. — Только мама сразу же забрала их и положила к себе в шкатулку. Сказала, что отдаст, когда мне будет шестнадцать лет. Эх! В комсомол теперь не возьмут… Буду как малолетка в этом ошейнике ходить! — И Анжелика с остервенением дернула изжеванные концы своего галстука.

Когда-то в незапамятные времена она ужасно гордилась тем, что ее приняли в пионеры, и даже в двадцатиградусный мороз ходила в пальто нараспашку, чтобы все видели галстук. Но сейчас от былого почтения к святыне не осталось и следа.

— Ладно, не плачь… От Димки из Запорожья письмо не приходило? — попыталась отвлечь ее Роза.

Димка был троюродным братом Анжелики. Летом они ездили к бабушке в деревню, а во время учебного года писали друг другу письма, хвастались мнимыми и реальными подвигами и играли в «любовь». Обоим это занятие приносило огромное удовольствие.

Но на этот раз упоминание о Димке только разозлило Анжелику.

— Вчера письмо прислал, — процедила она. — Его уже приняли в комсомол. А он ведь младше меня на три месяца! Дуракам всегда везет!

— А больше он ничего не написал? — напряженно спросила Роза. Димка был одним из многочисленных пунктиков, по поводу которых она страшно завидовала своей подруге.

Анжелика достала из кармана сложенный листочек:

— На, читай!

Роза быстро пробежалась глазами. Письмо было в высшей степени романтичное: в нем встречались такие слова, как «Я тебя всегда вспоминаю», «Целую в щечку» и «Твой Дима».

— Ему просто хочется иметь девушку в Москве, — сказала Анжелика, сморкаясь в носовой платок. — Потом будет на каждом углу хвастать: «А у меня есть девчонка, которая меня любит. Она в Москве живет! У нее есть магнитофон, телеигра, цветной телевизор и другие вещи! А она, представьте себе, навсегда в меня влюблена! Вот!»

— А мне Вадик сказал, что, когда я вырасту, мы с ним поженимся, — поспешно сообщила Роза.

Анжелика хотела заявить, что Вадик еще сто раз передумает, но тут дверь открылась и в туалет вошла пионервожатая Лена:

— Ага, вот вы где! Прогуливаем, стало быть?

«Сейчас еще одно замечание запишет!» — в ужасе подумала Анжелика.

Но оказалось, что Лене было глубоко наплевать на школьную дисциплину.

— Капустина, у меня к тебе дело есть, — сказала она серьезно. — Я собираюсь провести в нашем клубе диспут насчет международного положения. К нам придет настоящий американский студент: он говорит по-русски. А ты приведи папу. Он ведь у тебя журналист-международник?

— Да…

— Попроси его стать нашим почетным гостем. Передашь ему мою просьбу или мне в дневник тебе записать?

Анжелика испуганно прижала портфель к груди:

— Не надо в дневник! Я сама ему все передам!

— Ну и замечательно.

— А когда у нас будет заседание? — встряла в разговор Роза.

— В следующий вторник, — отозвалась Лена. — Но если папе Капустиной будет неудобно, то мы перенесем заседание на другое время.

Анжелика тут же позабыла обо всех своих несчастьях. Она очень гордилась отцом и была рада каждому поводу продемонстрировать его окружающим.

— Ой, я так буду просить папу, чтобы он пришел! — воскликнула она, когда Лена вышла из туалета. — Надо будет Димке написать, что к нам в школу ходят иностранцы. Это тебе не Запорожье, а Москва! У нас даже негры на улицах попадаются!

— Главное — не брать у американцев ни конфет, ни жувачек, — сказала Роза. — Говорят, один мальчик съел и отравился.

В иностранном секторе Алекса встречали как первопроходца, которому удалось заглянуть за край света. «Ну как там? Что там? Что ты видел?» — сыпались на него вопросы. Алекс степенно рассказывал о колхозном житье-бытье, о реставрации памятника Ленину, об уборке урожая…

Его филологические записи также произвели должный эффект — особенно изречения Гаврилыча по поводу кайфа от употребления напитка «Цыган в лесу».

— Готовить его совсем просто, — со знанием дела рассказывал Алекс. — Берешь пузырек одеколона «Русский лес» и смешиваешь с одеколоном «Кармен». Потом пьешь и занюхиваешь либо чьей-нибудь головой, либо собственным рукавом.

— Господи! — обмирали Андреа и Триш.

— А с девушками там как? — робко спросил Бобби, когда они с Алексом остались наедине.

Алекс посмотрел на него взглядом закаленного в боях ветерана.

— Так у тебя был роман с русской?! — догадался Бобби.

— Ну конечно!

Правда, Алекс не стал упоминать, что здесь, в России, существует целая куча проблем, которые мешают простым американским парням наслаждаться жизнью.

Во-первых, это непробиваемый Железный Занавес, которым русские девушки отгораживаются от «потенциального противника».

Во-вторых, непонимание и неприятие самых простых и естественных вещей. Например, кто бы мог подумать, что сидение на полу в клубе — это выпендреж? Или что белые мужские носки — это смешно?

В-третьих, абсолютная невозможность оспаривать следующие незыблемые догмы:

СССР — самая прогрессивная и миролюбивая страна на свете;

Коммунистическая партия никогда не ошибается;

советские люди стоят на голову выше всех по уровню развития;

всему миру есть дело до того, что происходит в СССР;

Америка и Западная Европа постоянно загнивают и в недалеком будущем их ждет полный крах.

Возможно, где-нибудь и существовали русские девушки, свободные от этих предрассудков, но пока Алекс таковых не встречал.

«Они просто не любят нас, — сделал он неутешительный вывод. — Тебе ничего не скажут прямо в глаза, но от этого суть не меняется».

Тем не менее рассказы Алекса о русской деревне звучали так, как будто все колхозницы и студентки прямо-таки изнемогали от любви к заезжим американцам.

Бобби слушал его с затуманенным взором.

— Кто бы мог подумать, что русские такие темпераментные! — удивился он. — Может, мне тоже начать с кем-нибудь встречаться?

Алекс искоса посмотрел на него: он не верил, что Бобби в состоянии приручить даже хомячка, что уж говорить о такой сложной задаче, как русские женщины!

— Я бы на твоем месте лучше к Мэри Лу подкатил, — проговорил Алекс (этот вариант был, по крайней мере, безопасен для нежной Боббиной психики).

Мэри Лу была дочкой фермера из Оклахомы. Высоченная, руки — как у дорожного строителя, мощная грудь, широкие плечи — добрая, сильная и выносливая рабочая лошадка.

Биография Мэри Лу была нетипичной для девушек ее круга.

Вопреки родительской воле она отказалась продолжить фермерские традиции своей семьи и поступила в колледж. А там у нее открылись недюжинные способности к игре на барабане.

— Я пол-Америки с нашим марширующим оркестром исколесила, — рассказывала Мэри Лу. — А потом нас услали в Нью-Йорк на какой-то парад и там один дяденька совратил меня с пути истинного: переводись, говорит, в наш университет; нам, мол, тоже до зарезу нужны умелые барабанщицы. Ну, я и перевелась.

Но барабаны и парады были не тем, чего так жаждала страстная душа Мэри Лу. На классе по зарубежной литературе она познакомилась с творчеством великого русского поэта Лермонтова и вскоре поняла, что это любовь на всю жизнь.

— Уж как меня мамка ругала, когда я ей сказала, что поеду в Россию! — то ли с сожалением, то ли с восхищением говорила Мэри Лу. — Так отходила меня мокрым полотенцем — я чуть не окочурилась! А я знай себе твержу: «Отворите мне темницу, дайте мне сиянье дня!»[3]

Алекс первый разгадал, какое неоценимое сокровище представляет собой пышногрудая дочь Оклахомы: Мэри Лу умела готовить, убираться и к тому же ничего не понимала в феминизме.

— Не дом у тебя, а свинарня какая-то, — переживала она, заглядывая к Алексу в комнату. — Чего, Бога-то вообще не боишься?

Алекс каялся, сетовал на неумелость и в результате добивался желаемого: Мэри Лу довольно часто наводила у него чистоту и угощала его вкусненьким.

— Тебе надо обязательно познакомиться с ней поближе, — принялся уговаривать он Бобби. — В ее объятиях вскипеть можно! А как она готовит сырный пирог! Пойдем к ней: мы должны немедленно напроситься на сытную и здоровую трапезу!

Но Бобби был примерным юношей и совершенно не умел навязываться.

— Да с какой стати она будет нас кормить? Ведь мы ей никто!

— Мы ей — мужчины! А это очень много значит!

Через пять минут они уже сидели у Мэри Лу.

— Бобби нужен совет опытного шеф-повара, — проговорил Алекс. — У него завтра день рождения, и ему крайне необходимо испечь настоящий американский торт.

Бобби вытаращил на него потрясенные глаза.

— Да-да, — тайком наступил ему на ногу Алекс. — Время летит быстро: иногда оглянуться не успеваешь, как подходит очередная годовщина.

Разволновавшаяся от обилия мужского внимания, Мэри Лу принялась мерить шагами свою идеально вычищенную комнату.

— А он хоть чего-нибудь готовить умеет? Или как ты — думает, что еда в холодильнике растет?

— Я как он, — смущенно признался Бобби.

Мэри Лу окинула его взглядом, каким обычно смотрят на жертв автокатастрофы:

— Так я не знаю, чего вы хотите… Может быть, вам и не понравится моя стряпня.

Алекс и Бобби глядели на нее с немым укором: «Как?! Неужели богиня сомневается?!»

Разумеется, под подобным натиском бедное девичье сердечко растаяло.

— Ладно… Пошли на кухню: сварганим чего-нибудь.

Алекс поспешно поднялся:

— Собственно, мне некогда. Вы тут между собой разберитесь, а я к вам через часика полтора загляну: проверю, как у вас дела.

И, оставив мучительно покрасневших приятелей наедине, он отправился к себе.

«Вернусь в Штаты — открою брачное агентство, — решил про себя Алекс. — Кажется, у меня есть к этому делу определенный талант».

Марика шла по темным коридорам общаги и улыбалась улыбкой эмигранта, вернувшегося на историческую родину. Похабные надписи на стенах, душ конструкции «смерть клаустрофобам», мигрирующий табунчик вьетнамской общины — все вызывало в сердце некоторую ностальгию.

Где-то здесь, в этом сонном общежитии, обитал Алекс Уилльямс. И не знал, что судьба уготовила ему.

С самого утра у Марики было предчувствие, что сегодня произойдет что-то необыкновенное. Заинтересованные взгляды прохожих подтвердили, что она не зря выпросила у Светы голубой плащ, а у Лены — белый свитер в обтяжку. Алексу было не устоять против такой роскошной женщины.

Марика была так занята своими мыслями, что чуть не налетела на Жеку, ковыряющегося в электрощите.

— Твоей маме зять не нужен? — спросил он, засовывая отвертку в карман спецхалата.

Только Пряницкого Марике не хватало!

— Зять, говоришь? — изобразила она на лице сладчайшую улыбку. — Смотря почем.

Не ответив, Жека обошел ее кругом.

— Ты куда так вырядилась?

— Никуда. Просто у меня сегодня экскурсия по местам боевой славы. Хожу и вспоминаю: вон в том углу ко мне пытался приставать Воронов, а на этом подоконнике твой друг Степанов учил меня курить.

— Так, с легендой разобрались… Теперь выкладывай правду.

— К друзьям зашла.

— Каким?

— Пряницкий, что ты привязался?! Иди чини свою розетку!

— Та-а-ак, по мужикам отправилась, — сразу определил Жека. — Кто этот негодяй?

Марика испуганно оглянулась по сторонам:

— Тихо! Не ори! Я… Я тебя искала.

— Ага, чтобы привет от бабушки передать, — не поверил Жека. — Ладно, чего уж там… Я давно привык к тому, что я тебя люблю, а ты меня всего лишь уважаешь. Ну, кто он? Алекс Уилльямс?

Марика никак не ожидала, что ее так быстро раскусят.

— Нет! С чего ты взял?!

— Жаль, жаль… А то мистер Уилльямс — это единственный человек, которому я готов все простить: пять минут назад он подарил мне обалденный ремень. Хочешь покажу? — И, не дожидаясь ответа, Жека распахнул свой халат на манер хулигана-эксгибициониста.

— Ты попрошайка и крохобор! — зашипела на него Марика. — Как не стыдно приставать к иностранцам?!

— Стыд — не дым: глаза не выест! — усмехнулся Пряницкий. — Так и быть, пойдем, я тебя проведу к нему. Потом мне расскажешь, чем у вас дело закончилось.

Отпираться было совершенно бесполезно, и Марика понуро побрела за своим мучителем.

Жека настолько намозолил глаза Марь Иванне, что бдительная старушка давно не спрашивала с него пропуск: Пряницкий прижился в иностранном секторе, как грибок. Кроме того, он навострился приводить с собой посетителей.

Стратегия его была проста и бесхитростна, как сама вахтерша.

— Чего-то у нас газом тянет… — подозрительно принюхался он, вторгшись в старушкины владения. — Точно! Наверное, где-то труба пропускает.

— Да ничего не пропускает! — отозвалась Марь Иванна, откладывая в сторону свое вязанье. — Чего выдумываешь?

— Вот пойдите в кухню! Пойдите! А я ваш пост покараулю.

Пока вахтерша нюхала газовые плиты, Марика беспрепятственно прошмыгнула мимо ее конторки и скрылась за углом.

— Ничем у нас не пахнет! — убежденно сказала Марь Иванна, вновь появляясь на рабочем месте.

— Да? — огорчился Жека. — Значит, показалось. Но ведь лучше перебдеть, чем недобдеть, правда?

С этим старушка согласилась, ибо повышенная бдительность была смыслом ее существования.

— Ну ладно, я пойду опять лампочки проверю, — сказал Жека и юркнул вслед за Марикой. — Иди! — показал он ей на чуть приоткрытую дверь в блок Миши и Алекса. — А мне тут еще надо к одному парню завернуть: попробую продать ему ремень.

Марика осторожно толкнулась в дверь. В маленькой прихожей было темно и пахло кремом для обуви. Из комнаты Алекса слышался весьма оживленный разговор на английском.

«Боже, ну что я им скажу?!» — внезапно застеснялась Марика. Она была храбра всю дорогу, но наличие у Алекса гостей значительно поубавило у нее решимости.

— Я спросил у этой женщины, — послышался из-за двери голос Алекса, — неужели они не понимают, что руководители обращаются с ними как со скотиной?

— Они не понимают, — отозвалась какая-то девушка. — Они еще в школе заучили правильный ответ: «У нас бесплатное образование, бесплатная медицина, почти бесплатное жилье и льготные путевки по профсоюзной линии». Я заметила, что многим русским даже нравится, что государство полностью их контролирует. Им кажется, что оно о них заботится.

— Точно. И никому в голову не приходит, что любой хозяин будет бесплатно лечить, учить и даже кормить скотину — она же на него работает! А он, когда хочет — стрижет ее, когда хочет — доит, а когда хочет — посылает на бойню.

У Марики было ощущение, будто она с разбегу наткнулась на каменную стену.

Так, значит, по-вашему, мы все здесь тупые скоты?!

Впрочем, чему удивляться? Алекс наверняка в душе потешался и над показухой, устроенной Лядовым в колхозе, и над нищетой студенческого быта, и над унизительным рабством «картошки»… Он просто из жалости не говорил ничего бедным «аборигенам».

От ненависти и бессилия кровь закипала в жилах! Марика так хотела его увидеть… Летела сюда, надеялась, строила воинственные планы… А он, оказывается, уже заранее презирал и ее саму, и ее страну.

Неожиданно дверь распахнулась, и в прихожей появился Алекс. В руках у него был электрочайник.

— А ты здесь какими судьбами? — изумился он, увидев Марику.

— Я… Я комнатой ошиблась. — Она не знала, как ей надлежит себя вести: сделать вид, что ничего не случилось или, наоборот, объявить Алексу, что она все слышала?

— Пойдем к нам! — позвал он ее. — Я тебя познакомлю с нашими ребятами.

Гнев и обида заставили Марику отпрянуть от него, как от змеи.

— Мне некогда, — пробормотала она. — Лена Федотова хотела тебя спросить: можешь ли ты прийти в школу, где она работает? Ей нужен какой-нибудь иностранец для участия в дискуссионном клубе.

— Без проблем. А когда?

— Во вторник, в четыре часа дня. — И, не добавив больше ни слова, Марика выскочила в коридор.

— Девушка! Вы как сюда попали? — закричала вахтерша, когда та вихрем пронеслась мимо ее конторки. — Вернитесь немедленно!

Но Марика и не подумала останавливаться.

Алекс никак не надеялся на то, чтобы Марика сама пришла к нему.

«Кажется, у нашей истории будет продолжение!» — млея от удовольствия, думал он.

Приглашение от Лены Федотовой, школьный дискуссионный клуб — разумеется, все это было лишь предлогом.

Жаль, конечно, что Марика сразу упорхнула. Как всегда — без малейшего повода, без объяснений… Ну да, вероятно, это было очередное проявление «загадочной русской души».

Наливая воду в чайник, Алекс вспоминал подробности Марикиного наряда.

Под распахнутым плащом на ней был обтягивающий свитер, который она носила без лифчика. Вроде бы все тщательно спрятано, но ведь чувствуется, что под тканью голое тело!

Все-таки самые развратные женщины — это те, которые не осознают своего разврата.

«В гарем! — усмехался Алекс собственным мыслям. — Сдать из рук в руки самому свирепому евнуху. И чтоб никаких обтягивающих свитеров — только глухое платье и чадра. И чтоб не смела смущать человечество!»

Наполнив чайник, Алекс вернулся в свою комнату, где собралась почти вся американская группа: народ праздновал мнимый день рождения Бобби.

Осмелев, тот обнимал Мэри Лу за талию и рассказывал ей нечто важное:

— Мой папа очень хорошо ловил мух. Мне его дар тоже частично передался.

Мэри Лу внимала ему, затаив дыхание.

Тайком от нее Алекс подмигнул Бобби. Поистине, звезды сегодня были на стороне мужской половины человечества.