Заговор молчания

ГЛАВА 15

Толкучка города Выборга встретила их шумом, суетой и особым нервным возбуждением, которое в просторечии именуется «золотая лихорадка».

Сразу чувствовалось, что здесь делаются большие деньги. Финские туристы везли сюда одежду, обувь, пластинки, парфюмерию, посуду… На границе все это оформлялось как личные вещи или подарки друзьям, а на советской стороне тут же перепродавалось местным спекулянтам.

Опасаясь милицейских облав, торговцы не раскладывали свой товар на прилавках, а ходили между покупателями с большими сумками и предлагали: «Зонтики импортные нужны? А пижамки детские? А бритвенные лезвия?»

Марика с затаенным ужасом приглядывалась к этой обители зла. Она чувствовала себя лазутчиком, пробравшимся во вражеский лагерь: все-таки слова лейтенанта-пограничника произвели на нее должное впечатление.

Время от времени в толпе мелькали серые фуражки милиционеров. Завидев их, спекулянты тут же застегивали сумки, поднимали воротники и, как тараканы, бросались врассыпную. Но сегодня у милиции не было намерений проводить облавы. Доблестные блюстители порядка просто обходили владения и собирали дань за свою слепоту, глухоту и немоту.

— Волки — санитары леса, — пробормотала Марика и, схватив Алекса за руку, потянула его прочь. Хоть они еще и не вступили на порочную дорогу спекуляции, ей все равно было страшно.

Продавца электронных часов с музыкой они отыскали почти сразу. Вроде он не выглядел законченным жуликом: румяное молодое лицо, кепка, мохеровый шарф…

— У вас сорок «будильников» будет? — заговорщически спросила Марика.

— Да хоть сто! — заулыбался парень.

Алекс тщательно пересчитал часы и спрятал их в сумку.

— Не пожалеете! Не часики, а игрушки! — суетился продавец. — Семь мелодий поют. Лучше, чем куранты на Спасской башне.

— Все, пойдем отсюда, — скомандовала Марика Алексу, как только сделка была совершена. — Нам еще надо найти, где переночевать.

В гостиницы соваться было бесполезно. Во-первых, для прописки в них требовались паспорта, а во-вторых, там все равно никогда не было мест. Так что заезжим спекулянтам оставалось ночевать либо на вокзале, либо на частной квартире.

«Комната на сутки дешево сдается баба Галя», — гласил приклеенный на забор листок из школьной тетради.

— Не нравится мне это объявление, — нахмурилась Марика. — Звучит как реклама подпольного борделя.

— Да ладно! — беспечно отозвался Алекс. Он уже устал, замерз и хотел спать. — Если бы это был бордель, они бы приписали что-нибудь поинтересней: «Прелестная баба Галя сделает ваш досуг незабываемым! Для желающих могу пригласить подружек — бабу Клаву, бабу Маню и бабу Меланью Герасимовну».

— Может, лучше на вокзал пойдем?

— Ага! Ты будешь лежать на сумке, сумка будет лежать на мне, и в результате вы мне все ноги отдавите. Идем к бабе Гале! В конечном счете бордель — это не самый плохой вариант.

Квартиру бабы Гали они еле нашли. Внутри подъезда было сумрачно и пыльно. Сочный запах тушеной капусты витал над лестницами.

Алекс остановился перед дверью под номером три.

— Ну что, звонить?

— Звони, — обреченно вздохнула Марика.

Звонок у бабы Гали был мощный, как пожарная сирена.

— Кто там? — проговорил из недр квартиры надтреснутый голос.

— Мы насчет комнаты, по объявлению.

Дверь приоткрылась на ширину железной цепочки, и в образовавшуюся щель выглянул желтый старушечий глаз.

— Деньги с собой?

— С собой, с собой, — отозвалась Марика.

Они прошли в небольшую прихожую, где старуха еще раз внимательно осмотрела своих будущих жильцов.

— Женаты? — подозрительно спросила она.

Марика с Алексом переглянулись.

— Ага, — отозвался тот.

— Ну тогда проходьте. Только денюшки вперед!

Под постояльцев у бабы Гали была выделена крохотная комнатушка, все убранство которой составляли продавленный диван и гладильная доска.

Кинув сумки в угол, Марика с Алексом с блаженством растянулись на диване. Хоть бабкина квартира и не была райским уголком, все-таки тут было сухо и тепло.

— Есть хочешь? — спросила Марика.

— Угу.

Расстелив газету на гладильной доске, она достала из сумки пару банок с килькой в томате. Хлеб, купленный в ближайшей булочной, был свежим, лимонад — сладким. Кажется, жизнь начала налаживаться.

— А все-таки мы провернули это дельце! — сказала Марика, задорно поглядывая на Алекса.

Опасность миновала, все устроилось как нельзя лучше, и она уже не могла держать на него зла.

«Он, конечно, все время выпендривается, но ничего, мы с него эту спесь собьем, — думала она. — В конечном счете ему от меня нужно гораздо больше, чем мне от него. Кто распугивает всех моих ухажеров? Кто мне дорогущие подарки делает? Кто первым приползает мириться? Влюбился — значит, будь добр уважать меня и мою страну!»

Внезапно Марика вспомнила, что им предстоит ночевать на одном диванчике. Интересно, пристанет к ней Алекс или не пристанет?

— Давай посмотрим, что мы купили, — сказал он, вытряхивая все часы на диван.

Марика принялась раскладывать их по цветам: красные к красным, зеленые к зеленым, серебристые к серебристым. Вид целой кучи дефицитного товара еще больше развеселил ее. Алекс обещал поделиться с ней прибылью пятьдесят на пятьдесят и даже по самым скромным подсчетам Марику ожидало несметное богатство.

— Знаешь, как эти «будильники» ценятся в Москве! — торжествующе проговорила она. — Это тебе не «Полет» и не «Чайка»: такие часики будут престижнее, чем «Командирские»!

— Погоди! — перебил ее Алекс. Поведение некоторых часов ввело его в легкое недоумение: на одних высвечивались какие-то дикие цифры, другие вообще ничего не показывали.

Марика взяла из его рук «будильник» с красным ремешком.

— Слушай, я что-то не понимаю… — тихо произнесла она.

Больше половины часов были мертвее покойников.

— Ты куда смотрел? — чуть не плача, простонала Марика. Она уже представила себе, как явится домой с грудой неработающих часов, которые придется раздарить соседским ребятишкам.

— Да я вообще в электронике не разбираюсь! — отозвался Алекс.

— Ты же говорил, что разбираешься!

— Я говорил?!

«Естудей…» — как в насмешку, запел какой-то из «будильников».

Блистательное будущее, которое казалось столь очевидным, обрушилось, как дом после взрыва.

Марика схватила горсть часов, собираясь раздолбать их о стену, но Алекс успел перехватить ее руку.

— Прекрати!

— Отстань от меня!

— Прекрати, тебе говорят!

Скрутив Марику в бараний рог, он прижал ее к дивану. Теперь «Естудей» доносилось откуда-то из-под ее спины.

Несколько минут прошло в молчаливой борьбе. Шуметь было нельзя: за стенкой находилась баба Галя. От обреченности и бессилия Марика разрыдалась. Слезы скатывались в уши, губы тряслись.

— Пусти-и-и…

Алекс разжал руки.

Марика вытащила из-под себя часы и, столкнув их на пол, отвернулась к стенке.

Алекс молча собрал все в сумку.

Это была жуткая ночь. Ни Марика, ни Алекс так и не уснули: вздыхали, ворочались, чертыхались… А в сумке, как назло, ежечасно что-то трещало, пиликало и пело.

Марика мысленно прикидывала, что, если даже они сумеют продать все работающие часы по сто рублей, им едва-едва хватит на возврат долгов Алекса. А как же Лена? А как же планы на новое демисезонное пальто? Марика-то уже размечталась, что будет богата, как татарский хан после удачного набега на Русь.

— Алекс, ты спишь? — позвала она.

— Нет. Я думаю.

— О чем?

Он приподнялся на локте.

— О нашем спасении. Может, приехать на рынок, найти этого спекулянта и отобрать у него наши деньги?

Марика покрутила пальцем у виска.

— В этом городе работают профессиональные контрабандисты и бандиты! А мы с тобой — фраера!

— Фраера — это начинающие бандиты?

— Нет! Фраера — это те, кто не имеет ничего общего с бандитами.

— Хм, так ты думаешь, что мы с тобой порядочные люди?

Марика только отмахнулась от него:

— Не болтай ерунды! Если мы попытаемся ограбить кого-нибудь из местных, то нас ждет даже не тюрьма, а кое-чего похуже… — И она красноречиво провела ребром ладони по горлу.

Алекс в задумчивости закинул руки за голову.

— Значит, грабеж не пойдет… А как насчет мошенничества?

— Какого?

— На всякий случай я оставил кое-какие финансовые резервы, и если использовать их с умом…

На следующий день они появились на толкучке с самого с утра. Лица их были сосредоточены, как у хирургов перед сложной операцией.

— Кто здесь электронные часы продает? — спросила Марика у бабок, торговавших семечками на входе.

Ей показали на высокого мужика в клетчатом полупальто. Трясясь и обмирая, она подошла к нему. «Если что — ведь убьет!» — крутилось в голове.

— Чего надо? — хмуро поинтересовался мужик. В отличие от вчерашнего продавца он был настроен весьма недружелюбно.

Марика отчаянно передохнула:

— Десять электронных часов!

На этот раз Алекс самым тщательнейшим образом проверил всю технику. «Будильники» исчезли на дне сумки, мужик получил деньги.

— Вы мне только за семь часов дали, — пробурчал он, пересчитав выручку.

Марика изобразила на лице крайнее удивление:

— Как за семь?! Ой! А у нас денег больше нету…

— Тогда гоните трое часов назад!

— Да-да, конечно.

Потом Марика и Алекс подошли к другому продавцу и повторили операцию. Потом еще к одному… И никто из выборгских спекулянтов так и не догадался, что им возвращали совсем не их товар. Исправные часы Алекс прятал под лежащий на дне сумки фартук бабы Гали. А продавцам доставался неликвидный брак.

Бежали по улицам с улыбками до ушей.

— Ой, надо еще раз все перепроверить! — простонала Марика.

Войдя в какую-то пельменную, они уселись за дальний столик.

— Интересно, почему нигде в советских столовых не дают ножей? — спросил Алекс, пробуя распилить пельмень вилкой. — Они что, боятся, что посетители перережут друг друга?

Но Марика не слушала его. Положив сумку на колени, она разглядывала свое богатство. Будущее вновь представлялось ей в розовом цвете.

— У тебя вид хомяка, попавшего в хлебный амбар, — сказал Алекс. — Так все-таки зачем тебе деньги?

— Зубы золотые вставлю, — как можно серьезнее отозвалась Марика. — Как думаешь, мне пойдет?

— Разумеется! — подтвердил Алекс. — А можно я с тобой сфотографируюсь, как только ты… э-э… преобразишься?

— Да ну тебя! — развеселилась Марика. — Я же шучу!

— Так я ведь тоже.

Она вдруг заметила, что Алекс смотрит на нее как-то по-особенному.

— Что? — в удивлении приподняла она бровь.

— Если ты не хочешь, то я не буду расспрашивать тебя, — сказал Алекс тихо.

«Бережет меня!» — внезапно догадалась Марика, и это открытие заставило ее смутиться и покраснеть до корней волос.

— Спасибо, — еще тише отозвалась она.

До поезда оставалась еще уйма времени, и они отправились гулять по Выборгу.

В этом городе все было перемешано. Он многократно переходил от одних завоевателей к другим, и в результате на его улицах встречались как старинные европейские домики, так и серые коробки типовых новостроек.

Солнце не по-осеннему припекало. Мимо неторопливо катили автобусы, голуби клевали брошенную кем-то булку…

Какой-то старичок прошел между Марикой и Алексом.

— Привет на сто лет! — протянула она ему ладонь.

— Что?

Марика рассмеялась:

— Говори «привет»! Есть такое поверье, что если между друзьями кто-нибудь пройдет, то им надо произнести эти «волшебные слова» и пожать друг другу руки. Иначе они скоро поссорятся.

— А ты больше не хочешь?

— Не знаю… На самом деле я просто не понимаю, что ты думаешь обо мне, о Советском Союзе, вообще о русских…

Алекс пожал плечами:

— Я не могу судить всю нацию в целом. Люди очень разные…

— Но хоть какое-то общее мнение у тебя есть? Кто мы для тебя?

— Мне странно, что вы считаете себя вершиной цивилизации, — задумчиво произнес Алекс.

— Тогда как всем известно, что вершина цивилизации — это вы?

— Ну, что-то вроде того.

— А что еще?

— Странно, что вы полагаете, что знаете правду о США, никогда там не бывав. Странно, насколько общественное для вас важнее личного…

— Что же тут странного? — удивилась Марика. — Мы действительно способны пожертвовать всем ради наших великих целей.

— Да, но у вас человек существует ради великих целей, а не великие цели ради человека. Если главная задача — сделать свой народ счастливым, то разве можно каждый день лишать его счастья? Заставлять его делать то, что не хочется, запрещать ему говорить то, о чем он думает?

— Меня бесит, когда на нас смотрят так, как ты!

— Как «так»?

— Свысока!

— Но вы ведь поступаете точно так же! Считаете всех американцев злыми, глупыми, беспринципными… Кроме того, общаясь между собой, вы говорите о СССР то же самое, что и мы. Но упаси господь кого-нибудь из иностранцев с вами согласиться! Вы тут же встанете плечом к плечу и начнете дружно защищать свою страну.

— Но это наша страна! Мы имеем право ее критиковать, а вы — нет!

— Но вы же критикуете США!

— Мы это делаем в нужное время и в нужном месте. А вы… А ты — в школе, посреди бела дня! Ты нас с Леной так подвел!

— Я не хотел! Мне и в голову не могло прийти, что Капустин так истолкует мои слова.

В это время между ними вновь прошел какой-то прохожий. Алекс протянул Марике руку:

— Привет на сто лет!

Она взглянула на него исподлобья. Она опять рассердилась и разгорячилась, и ей было трудно вот так, без церемоний, пойти на мировую.

— Привет, — все же буркнула она.

Алекс не выпустил ее ладонь и дальше они пошли рука об руку.

«Я вообще не знаю, как мне оценивать его! — беспомощно подумала Марика. — Как это может быть, чтобы человек был одновременно и чужим и до странности родным?»

— Знаешь, — тихо произнесла она, — когда я была маленькой, я ужасно боялась слушать новости. Там постоянно твердили о том, что между нашими странами существуют неразрешимые противоречия и потому вы собираетесь сбросить на нас атомную бомбу. Мне даже страшно было ложиться спать! Казалось, сейчас треснет потолок, все посыплется… А ты никогда не боялся, что Америка и СССР начнут воевать?

— Не беспокойся, никакой войны не будет, — отозвался Алекс.

— Разве? Разве Вторая мировая была последней большой войной на земле? Ведь если даже мы с тобой не можем договориться друг с другом, то чего требовать от политиков?!

— Мы можем договориться! — возразил Алекс. — Только для этого надо перестать спорить о вкусах: кому-то хорошо жить в СССР, кому-то — в США, кому-то — в Зимбабве. Мы же с тобой не будем драться только потому, что ты любишь гречневую кашу, а я — нет. Ведь это не главное.

— А что главное?

— Главное — стремиться к одному и тому же и одинаково видеть свое будущее. Если нам нужен мир, то давай просто не будем воевать. Если мы хотим общаться, то давай общаться.

В ответ Марика только вздохнула:

— Иногда я думаю, что ненавижу тебя, а иногда…

Алекс не заметил, как сжал ее пальцы.

— Что «иногда»?

— Неважно. Просто ты веришь в других богов. А моя вера тебе глубоко чужда.

— Зато я хороший человек! — рассмеялся Алекс.

— Только это тебя и оправдывает.

Они шли по городу Выборгу и через каждые десять шагов останавливались, чтобы поцеловаться. Прямо на улице. Посреди бела дня.

Марика была пьяна от своей влюбленности, богатства и счастья.

Пусть Алекс — американец, пусть у него в голове гнездятся совершенно дикие мысли, но зато у него потрясающие губы, золотистая щетинка на щеках и широкая грудь. И этого было вполне достаточно.

«А что, если мы с ним будем того? Ведь надо как-то предохраняться!» — внезапно подумала Марика. Она, конечно, потеряла голову от всего случившегося, но не настолько, чтобы повторять Ленины ошибки.

Ею тут же овладело беспокойство. Купить презервативы Марика не могла: ведь нельзя же порядочной девушке пойти в аптеку и сказать, что ей нужна эта гадость!

А если попросить Алекса? Ох, нет! Это вообще было бы верхом бесстыдства.

«Придется идти», — обреченно подумала Марика, завидев на своем пути вывеску с чашей и змеей.

— Ой, витаминок хочу! — произнесла она как можно более беспечно.

— А зачем они тебе? — удивился Алекс.

— Ну как же! Конфет в магазинах днем с огнем не сыщешь, а сладенького хочется!

— И ты вместо конфет ешь лекарства?

— Ага. Так все делают. Витамины «Ревит» — вместо драже, гематоген — вместо шоколада, пектусин — вместо мятных леденцов.

— Ну, пойдем, — потрясенно проговорил Алекс.

— Нет! — оборвала его Марика. — Я пойду, а ты подожди меня здесь.

— Почему?

Она наморщила лоб, пытаясь изобрести хоть какую-нибудь уважительную причину.

— Ну… Э-э… Ты пока местные достопримечательности посмотри. Видишь, какая клумба красивая? Хочешь поближе поглядеть?

Улыбаясь, Алекс отпустил ее с богом.

— Ладно, я подожду тебя на крыльце.

Не теряя времени, Марика забежала в заросшую тропическими растениями аптеку: в каждом углу — по пальме, в центре — розан в кадке.

Презервативы обнаружились на самой дальней витрине — между грелок, сосок и градусников. Марика застыла на месте, пытаясь собраться с духом.

«А если продавщица спросит, зачем они мне? — подумала она. — Господи, я со стыда умру!»

— Я нашел твой «Ревит»! — вдруг раздался за ее спиной голос Алекса.

Марика вздрогнула, как от выстрела.

— Да-да, я сейчас… — мучительно покраснев, отозвалась она.

— Тебе еще что-то нужно?

— Нет… То есть да. — Марика тяжело передохнула: — Ну как ты не понимаешь?!

— Чего?

— Ну… Эти самые…

Бессердечная улыбка выползла на лицо Алекса.

— A-а… Презервативы?

— Тише! Не кричи! Это просто так… Просто на всякий случай.

Алекс наклонился к ее уху:

— Ты боишься, что аптекарь заподозрит нас в занятии сексом?

— Глупости! Никакого секса у нас нет!

— Ну так будет!

— Еще слово, и я… И я вообще уйду!

Решительным шагом Алекс направился к прилавку:

— Дайте, пожалуйста, десять презервативов во-о-он той девушке!

— Я за хлебом, — сказала баба Галя, когда они вернулись в ее гостеприимную квартиру. — Не безобразничайте тут у меня!

Марика и Алекс сделали праведные лица.

— Да что вы! Мы будем сидеть тише воды, ниже травы!

Алекс любил свою русскую девочку. С ее выпирающими ключицами и острыми локотками. С дешевой серебряной цепочкой на шее, со шрамиком от аппендицита, со всем ее смешным колючим бельишком, подщипанными бровками и заколкой, сползшей с волос.

Еще вчера она отталкивала его от себя, шипела и скандалила, а сегодня буквально с порога потянула его к старенькому бабы-Галиному дивану.

«Кошка, — улыбался Алекс, гладя ее по волосам. — Даже любовью занимается по-кошачьи: с укусами и воплями».

Марика свернулась рядом с ним калачиком — глаза ее были полузакрыты, дыхание прерывисто.

— Ты, наверное, все-таки шпион, — сонно пробормотала она.

Алекс повернул к ней голову:

— Почему?

— Потому что шпионами всегда оказываются те, кого меньше всего подозреваешь.

Рассмеявшись, он закинул руки за голову:

— Эх, если бы наше правительство знало, как мне было трудно тебя завербовать! Медаль и пожизненная пенсия мне были бы обеспечены.