Звезды для моей герцогини (СИ)

Глава 13

Виндзор, июль 1535 года

Летом мы снова в движении. Кочуем замка в замок, из дворца во дворец, и каждое утро напоминаем себе, где находимся. Сейчас, например, в Виндзоре. Гарри был особенно рад пребыванию здесь, ведь тут прошло их с Генри детство и зародилась их дружба.

— А ты бы дружил с ним, если бы он был, скажем… сыном Кромвеля? — спросила я у брата, когда мы виделись перед его отъездом в Норфолк.

К моему удивлению, он ответил, что нет.

— Я вырос с сыном короля, — объяснил он. — Это то, что делает его таким, какой он есть. Будь он сыном Кромвеля, и я бы не нашел в нем то, что делает его моим другом.

Мне понравилась эта мысль. Нужно будет обсудить ее с Генри. Теперь мы будем обсуждать с ним всё, я больше в этом не сомневаюсь. И прямо признаюсь себе, что люблю мужа. Не хочу разбираться, по-настоящему или нет. Возможно, это лишь начало любви, но она уже здесь, и я хочу ее принять.

Это меня освобождает. Я скучаю по Генри, по его голосу и запаху, но теперь я могу наслаждаться воспоминаниями, пока он в разъездах, а не терзаться ими. Как будто важная часть моей души всё это время пустовала, а теперь наполнилась до краев розовой водой.

Когда я говорю об этом Шелти, она смеется.

— Как это удобно, влюбиться в мужа!

А почему бы и нет? Я не выбирала, за кого выходить замуж, но могу выбрать любовь. Мне не нужна война.

Шелти жалуется, что родители сватают ее за Клера, и ей приходится что-то выдумывать, чтобы избежать помолвки. Напоминать, что Мадж еще не замужем.

— Он тебе совсем не нравится? — спрашиваю я, пока мы гуляем по саду июльским вечером.

Закатные лучи падают на замок и окрашивают его серые стены в ярко-розовый цвет. Вокруг царит такая безмятежность, что я разрешаю себе забыть, что это из-за меня родители Шелт заговорили о ее браке.

— Клер милый, просто мне этого недостаточно.

Что может быть достаточным после объятий короля? Только стать королевой, как Анна Болейн, или встретить настоящую любовь, как леди Стаффорд.

Маргарет ненадолго покидает двор, испросив у короля разрешения погостить в Уэсторпхолле, где живет еще одна ее кузина — Фрэнсис Брэндон. Дочь той самой ее тети, чья история любви так ее вдохновляет.

Когда я рассказала Маргарет про наш с Генри поцелуй, она оставила мне короткое игривое послание в нашей книге.

«Мадам Маргарет и мадам Ричмонд счастливы, что он есть»

В ее жизни есть Томас. А в моей — Генри.

Живот королевы растет, и корсаж ее платья становится всё свободнее. Иногда ее сильно тошнит, но других осложнений нет. Анна не позволяет ни единому событию поколебать ее покой, потому что в этот раз она намерена выносить наследника во что бы то ни стало.

Даже когда в начале июля король казнит Томаса Мора, и двор замирает в скорби и страхе, Анна продолжает делать вид, что все прекрасно. «Самая счастливая».

Томас Мор когда-то был лордом-канцлером вместо Кромвеля. Был ближайшим другом и советником короля. Но всё изменилось, когда тот женился на Анне и стал главой церкви. Мор неохотно, с оговорками, принял первое, но так и не смог смириться со вторым. Но эти вещи невозможно разделить. Рим так и не признал аннулирование брака короля с Екатериной, и если ты предан Риму, то ты против короля. Против Анны Болейн на троне Англии.

Говорят, Мор принял смерть достойно и даже шутил перед тем, как ему отрубили голову. Еще одна смерть во имя королевы.

Выкидыш всё-таки случился. Непонятно из-за чего. Просто в один из приятных летних дней ребёнка не стало. Лицо моего отца просияло, когда он узнал об этом.

Враги королевы увидели в этом возмездие. Намек на то, что престол отторгает «блудницу» и ее отродье. Пошли ужасные слухи, что в ее утробе был уродец, нечистый зверь, а не человек. Я этому не верю, но молиться мне не хочется.

Ничего не известно о новых любовницах короля, а значит, в этот раз винить некого. Но король винит Анну. Приходит к ней, когда она еще не оправилась и лежит вся заплаканная и вспотевшая в своих душных покоях, пропахших горем. Он говорит, что это ее, и только ее вина. Что зря он казнил Мора, и в этом тоже виновата Анна.

Винить женщину в потере ребенка это как винить солдата за то, что он умер на поле боя. Анна пытается возразить. Спорит с ним из последних сил и обещает родить ему сына, но король слишком велик и грозен, а она слишком мала и ослаблена. Их ругань похожа на бой медведя с горностаем. Медведь, ожидаемо, побеждает.

Примерно через неделю после того, как Анна потеряла ребенка, я снова оказываюсь в кабинете у отца. Шторы здесь плотно задернуты, совсем как в комнатах королевы. Он говорит тихо.

— Ты спала с ним?

Голос отца звучит вкрадчиво и дружелюбно, но я боюсь, что это лишь маска. И в мое лицо в любой момент может прилететь кулак.

— Почти.

— Что значит «почти»?

— Нас прервали, — лгу я.

Мне стыдно и противно обсуждать с ним такие вещи, но отец прагматичен. У него нет времени разбираться, что мне стыдно, а что нет.

— Но он был готов? — восторженно спрашивает отец.

— Да. Мы были.

— Молодец, дорогая, молодец. Наконец-то ты сделала хоть что-то.

Я вижу на его лице следы той гордости, которую он испытывал на моей свадьбе. Это придает мне сил. Мне неприятно, когда он считает меня ничтожеством и помехой, как мою мать. Я хочу, чтобы он мной гордился.

— Король устал от Анны и ее выкидышей. — говорит отец. — Не ровен час, и эту вездесущую шлюху выставят за порог.

Говорить так про Анну — измена, но он продолжает.

— У короля всё еще только одна законная дочь. Если с ним что-то случиться, как думаешь, кому лучше оказаться на троне — девочке-младенцу в окружении своры Болейнов или крепкому юноше, у которого есть молодая беременная жена?

Этот юноша будет в окружении Говардов, а не Болейнов. А я буду королевой. Кажется, я не придавала должного значения этим словам и только сейчас в полной мере осознала их ужас и масштаб.

Но я еле-еле справляюсь с ролью герцогини, что я буду делать, если стану королевой? Что буду чувствовать, если Генри вдруг сойдет с ума и начнет потрошить людей во имя меня?

— Важно успеть, дорогая, на тот случай, если король захочет подыскать единственному сыну более знатную невесту. Нам с тобой нужен законченный брак, понимаешь? Речь уже не просто о нас, не о тебе, речь о будущем Англии! Никому не нужна новая гражданская война, а младенец на троне — ее предвестник.

Отец говорит так, будто король завтра умрет. Но он вроде не собирается. Да и к тому же…

— Я всё-таки не понимаю, как можно узаконить Генри. Его мать точно знала, что его отец женат, когда они спали.

— Ты забываешь, дорогая, — улыбается отец. — Король не был женат, когда спал с леди Блаунт, да благословит Господь ее чрево.

Точно. Брак короля с Екатериной не считается. По крайней мере здесь, в Англии. Можно хоть сейчас признать законными всех бастардов короля, о которых нам ничего неизвестно. Ходят слухи, что дети леди Стаффорд от первого брака на самом деле от него. Сколько еще по стране бегает рыжих непризнанных мальчиков и девочек?

— В твоей власти, дорогая, дать стране опору. Не подведи меня, когда в следующий раз будешь обнимать своего мужа.

Кулак в мое лицо не прилетел, но я чувствую себя так, словно на меня упала лошадь. Чувствую себя предательницей. Заговорщицей. Изменницей. Но когда я прихожу к королеве и смотрю в ее печальное лицо, я представляю себя на ее месте. На ее троне. И мне нравится эта картина.

Моя мать забрасывает Кромвеля письмами. Требует повлиять на отца и короля. Освободить ее из плена. Она не кто-нибудь, она — герцогиня Норфолк, и требует уважительного отношения к себе. Требует, чтобы ее муж оставил любовницу и вернул ее, свою жену, на законное место подле него.

Это так похоже на то, чего требует Екатерина. Возможно, мать даже наслаждается своим положением мученицы и особой связью со своей «королевой», ведь она повторяет ее судьбу.

А я смотрю на свои виндзорские комнаты и представляю, что она могла бы про них сказать. О, ей бы точно не понравилось.

«Слишком тесно»

«А где камин? Герцогине не нашли комнат с камином?»

«Пыльные шторы, и цвет ужасный»

«Балдахин наверху потерся»

«Окна слишком высоко»

«Я бы потребовала что-то получше, Мэри, начни уважать себя»

«Тебя выдали за ублюдка, унижают, а ты только рада»

Она бы начала перекладывать мои вещи. Рыться в моих сундуках и шкатулках, перекладывать с места на место драгоценности, как она всегда это делала в Кеннингхолле. Меня каждый раз трясло. Я никогда ничего от нее не прятала, но в такие моменты чувствовала себя воровкой. Как будто меня обыскивают. Ищут улики, чтобы упечь в Тауэр.

Я закипаю, когда вспоминаю об этом, и сжимаю руки в кулаки, хотя матери здесь нет. Она давно живет только как голос в моей голове. Надо сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Я так давно ее не видела, и даже не скучаю. Могла бы я поехать ее навестить?

Наверное. Если бы отец бы позволил. Но я не хочу к ней ехать. Я хочу к Генри.