Звезды для моей герцогини (СИ)

Глава 7

Гринвич, апрель 1534 года

Двор в ожидании весенних гуляний: пиры, турниры, похабные шутки — мужчины по ним истосковались. И дамы, конечно, тоже. Особенно такие страстные, как Шелти.

Она размахивает перед моим лицом небольшим томиком Чосера и возмущенно кричит:

— В смысле, ты не будешь?!

Она остро отреагировала на то, что все ее старания пошли прахом. Я сказала ей, что не буду намеренно искать встреч с Генри, не буду писать ему послания и, пока король не даст добро, буду выполнять только свои церемониальные обязанности.

— Я же не отказываюсь от него, просто сделаю всё так, как задумал его отец.

Я стараюсь говорить серьезно, но Шелти так смешно пучит глаза, когда сердится, что мне все-таки приходится рассмеяться.

— Хоть объясни, что случилось? То ты на него бросаешься, то говоришь, что будешь хранить целомудрие после свадьбы. В чем дело?

— Я сменила приоритеты, — лгу я. — Решила, что пока мы не вместе, я как раз смогу научиться быть герцогиней.

На самом деле мне нужно время, чтобы свыкнуться с замыслом отца. И мне не нравится то, что он говорит про Анну. Она всё чаще сказывается больной, но все-таки ее живот продолжает расти. Надеюсь, она родит мальчика и план отца развалится сам собой. Я тут буду уже совершенно не при чем.

На свадьбе дала себе слово, что он будет мной гордиться, но я не знала, что для этого потребуется нарушать правила.

— Что мешает учиться быть герцогиней и быть при этом со своим герцогом? — не унимается Шелти.

— Воля короля. И потом, я буду с ним на церемониях.

— Ты его поцеловала, чтобы было что обсудить на церемониях?

— Боже, Шелт, хватит об этом напоминать.

Воспоминания о том неудачном поцелуе немного сгладились, и он перестал казаться мне катастрофой, но я бы предпочла забыть о нем вообще. Или вспоминать не так.

— Сам Генри ясно дал понять, что тоже опасается нашего сближения, — говорю я.

— Подумать только, — хнычет Шелти и падает на мою кровать. — Лучшая подруга вышла замуж за сына короля и не может даже снять с него рубашку, чтобы рассказать мне, что там под ней.

— Вот у тебя трагедия, — смеюсь я. — Я бы все равно не стала с ним спать, даже если бы мы виделись каждый вечер.

— А что бы вы делали? Стихи читали?

— Да! Читали бы стихи Гарри о тебе и хохотали, отстань.

Я отмахнулась от Шелт, но ее последний вопрос меня задел. Тогда, на корте, моё тело было готово ко всему. А если бы мы были не там, а в его или моих покоях, чем бы всё закончилось?

Шелти хмыкает и отворачивается, но через секунду поворачивается снова.

— А может выберешь кого-то другого для забавы?

— Зачем?

— Говорю же, для забавы!

«О Шелт, — думаю я, — хотела бы я быть тобой». Но я не знаю, нужен ли мне кто-то другой. Со дня свадьбы я и думать забыла, что при дворе полно симпатичных мужчин, которым можно отдать сердце хотя бы на недельку-другую.

Может, и правда попробовать? Ничего лишнего, только флирт и ухаживания. В конец концов, я тоже хочу, чтобы кто-то слагал обо мне стихи, как о Шелти.

— Поможешь с выбором? — спрашиваю я у подруги, и она оживляется.

— Что угодно для вас, герцогиня!

Мы направляемся в зал, где сосредоточено всё веселье. Придворные, и мужчины, и женщины, одеты во всё самое лучшее. Кто-то прихорашивается и поправляется перед окнами, а кто-то уже танцует под легкое звучание лютни.

Перед самым входом мы встречаем Маргарет.

— Леди Шелтон, а вы не должны быть с королевой? — говорит она нарочито строго, повторяя то, что однажды сказала Мадж.

— Ее Величество желает отдохнуть, — важно отвечает Шелти. — Она просила меня хорошо провести время, и я не вправе нарушать этот строгий приказ, мадам Мэгет.

— Что ж, раз это приказ, давайте развлечемся, леди Шелтон.

Они смеются над своей небольшой сценкой, а моя душа радуется, глядя на них. Они всё-таки сошлись на фоне любви к поэзии, и моя жизнь стала гораздо проще.

Шелти со всей ответственностью подходит к своей новой задаче — найти мне кого-нибудь для забавы. Она рассказывает Маргарет о нашей задумке, затем по-хозяйски окидывает взглядом зал, всматриваясь в мужские и юношеские лица, и начинает рассуждать вслух.

— Так. На Уэстона нет смысла тратить время, он женат и таскается за Мадж. Клера я тебе не отдам…

— Это почему? — интересуюсь я. — А как же Гарри?

Не то чтобы мне сильно нравился Клер, но мог бы посвятить мне стихи. Да и сам он довольно симпатичный, с русыми кудрями и веселыми темными глазами.

— Как ты правильно отметила однажды, моя Светлость, Гарри женат, — говорит Шелти. — Мне будет горько, когда наше приключение закончится, но когда-нибудь это должно произойти.

Она хитро улыбается и добавляет:

— Если только его брак не аннулируют.

Меня передергивает от этого слова. Аннулирование. С тех пор, как король аннулировал брак с Екатериной, все вокруг как с цепи сорвались и стараются избавиться от неугодных жен. Отец пытается избавиться от матери. Возможно, он и для Гарри захочет найти жену получше? Ведь его брак с Фрэнсис де Вер до сих пор не завершен, как и мой.

Но едва ли отец выберет Шелти для Гарри. Если уж и отказываться от Фрэнсис, то только ради кого-то более знатного. Когда шли переговоры о моей помолвке с Генри, отец пытался договориться заодно и о браке Гарри с леди Марией, но такой проект даже ему оказался не по зубам.

— Что насчет Парра? — говорит Шелти. — Он приятный.

— М-м-м… Нет, пожалуй нет, — говорю я, глядя на Уильяма Парра.

Я и правда слышала о нем много хорошего. Прямой, бесхитростный, открытый. Но его слишком маленькие глаза и чересчур большие губы…

— Не в моем вкусе.

К тому же, он друг Генри. Жил с ним в Виндзоре в детстве, как и Гарри.

— Тогда может Томас Сеймур?

Шелти указывает туда, где стоят Томас Сеймур и его сестрица Джейн со своим вечно постным лицом. Никогда не видела, чтобы она смеялась. Зато ее брат всё время хохочет. Его считают главным дамским угодником при дворе, но есть в его образе что-то отталкивающее.

— Нет, к Сеймурам я точно лезть не хочу.

— Ричард Коттон?

— Нет.

Еще один друг Генри.

— Какая ты разборчивая! — восклицает Шелти.

— Как и полагается герцогине, — одобрительно отмечает Маргарет.

— А как тебе вон тот красавчик рядом с Гарри? — спрашивает Шелт. — Правда, я ничего о нем не знаю.

Мы с Маргарет смотрим в угол, где стоят Гарри и неизвестный Шелти красавчик, а потом переглядываемся и одновременно смеемся.

— Нет, Шелт! Это мой дядя, Томас Говард, — говорю я.

— И он уже занят, — добавляет Маргарет.

Мой дедушка, предыдущий герцог Норфолк, был очень плодовит, так что у моего отца столько младших братьев и сестер, что я всех и не помню. А добрую половину из них никогда не видела, особенно тех, кто рожден от второй жены дедушки — Агнес Тилни. Она сейчас осталась вдовствующей герцогиней и живет сама по себе, вдали от двора.

Дядя Томас как раз ее сын. Он старше меня на восемь лет, так что его легко можно принять за нашего с Гарри брата, а не дядю. И он и правда красивый — кровь Тилни сгладила в нем острые черты Говардов и наградила большими светло-зелеными глазами.

— Погоди, — говорит Шелти, — его зовут так же, как твоего отца? Братьев зовут одинаково?

— Ага.

Шелти медленно прикладывает руку к лицу и качает головой в недоумении.

— У твоего дедушки с фантазией всё было очень плохо?

— Он просто очень любил себя, — смеюсь я. — А еще считал, что имя Томас приносит мужчинам нашего рода удачу.

Я смотрю на Маргарет и про себя отмечаю, что дедушка, кажется, был прав. Завладеть сердцем королевской племянницы — действительно удача, которая улыбается не каждому.

— Смотрите, они идут к нам, — говорит Шелти, и ее лицо становится мягче. На губах одна из ее сладких улыбочек. Полагаю, она приготовила ее не только для Гарри, но и для Томаса. Просто на всякий случай.

К щекам Маргарет прилила кровь. Кажется, она стала еще выше и прямее. Тоньше. Прекраснее.

— Герцогиня, — говорит Гарри и коротко мне кланяется, когда они с дядей добираются до нас.

— Брат, — отвечаю я, опуская его титул. Он лишь едва заметно ухмыляется.

Между ним и Шелти такое напряжение, что я, кажется, физически ощущаю на себе их страсть. Гарри сразу уводит ее танцевать, оставляя меня третьей лишней рядом с Маргарет и Томасом.

Между этими двумя я вижу трепет. Нежность. Что-то, что глубже чем то, что происходит между Гарри и Шелти. Они напоминают мне короля и королеву, но главное, чтобы этого сходства не заметил никто другой.

— Дамы, вы уже читали новый сонет Уайетта? — говорит Томас. — Мы как раз обсуждали его перед тем, как увидеть вас.

Его голос низкий и приятный.

— О чем он? — спрашивает Маргарет, заглядывая ему в глаза.

— О любви, — говорит он, отвечая на ее взгляд. — Как и почти всё, что пишет наш прославленный друг.

— Не перескажите мне?

— Чтец из меня так себе, — улыбается он. — Но я успел переписать его и выделить удачные моменты. Почту за честь узнать ваше мнение, леди Дуглас.

Дядя достает из-за пазухи книгу с буквами «M.F.» на обложке. Мою книгу. Получив ответное послание от Генри, я, как и обещала, передала ее Маргарет. Она использовала ее в своих целях.

Томас протягивает книгу Маргарет, она берет ее в свои руки и их пальцы соприкасаются. Это длится на несколько секунд дольше, чем требуют приличия, но я, конечно же, делаю вид, что ничего не заметила.

— Я напишу ответ, — тихо и мягко говорит Маргарет.

Я чувствую себя всё более неловко и лишь глупо улыбаюсь в пространство. Им наверняка хочется побыть вдвоем, но Шелти и Гарри всё ещё поглощены друг другом, и я не знаю, куда себя деть.

У противоположной двери в зал, к которой я стою спиной, началась какая-то суета. Глаза Маргарет метнулись на кого-то позади меня. Ее брови нахмурились.

— Мэри… — осторожно говорит она.

Я уже догадалась, кто там. Сердце начало биться чаще, а губы заранее, против моей воли, растянулись в улыбке. Но когда я поворачиваюсь, она быстро сходит, превращаясь в гримасу боли и удивления.

Как и ожидала, я вижу там Генри. И он танцует с Мадж. Меня будто бросили в прорубь в разгар январских морозов.

Он держит ее за руку. Кружится рядом с ней. Она улыбается ему, и на ее лице проступают очаровательные ямочки. Я хочу, чтобы она упала замертво прямо во время танца.

Нет, я не могу на это смотреть. Моё сердце будто кто-то сжимает сильной и грубой рукой. Но и оторвать от них взгляд я тоже не могу.

Маргарет берет меня за руку и шепчет:

— Не делай поспешных выводов.

Я еще не успела сделать никаких выводов. В голове стоит оглушительный звон. Как это произошло? Почему он с Мадж? Я порываюсь уйти, но Маргарет меня останавливает.

— Если ты уйдешь, это будет означать, что она победила.

Минуты этого танца, кажется, тянутся целую вечность. Хуже всего то, что все смотрят не только на Генри и Мадж, но и на меня. Перешептываются. Качают головами. Наверное, жалеют маленькую дурочку, которой влиятельный отец выбил титул герцогини, а что с ним делать, не объяснил.

Когда музыка закончилась, Генри учтиво кланяется Мадж и благодарит за танец. Подходит к Шелти и Гарри. Брат махнул рукой в нашу сторону, и они втроем направились к нам.

Я смотрю на него, и мне хочется раствориться в воздухе. Чем ближе Генри подходит, тем сильнее меня трясет. И тем более смущенным мне кажется его вид. Я чуть не забываю поприветствовать его.

— Ваша Светлость.

Он берет мою руку и наклоняется, чтобы ее поцеловать. Прикосновение его губ прохладное и мягкое.

— Моя герцогиня, — говорит он.

Его голос изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Стал глубже, последние детские нотки ушли окончательно. Мне нравится его голос. И его прикосновения.

— Не хотите потанцевать? — спрашивает он.

Генри смотрит на меня и улыбается, а меня вдруг берет злость. Для него что, нет разницы, с кем танцевать? С Мадж или со мной, своей женой? Может, еще с какой-нибудь прачкой?

— Хочу, — холодно отрезаю я.

Мы направляемся к центру зала, и музыканты начинают играть громче. У меня перехватывает дух, когда я понимаю, что мы собираемся танцевать одни. Все будут пялиться на нас. Но Шелти будто слышит мои мысли, и они с Гарри тоже выходят. А потом Маргарет и Томас. Мне становится намного легче.

Спустя несколько неуклюжих поворотов и пропущенных прыжков я с удивлением обнаруживаю, что танцор из Генри так себе. Странно, что я не заметила этого, пока он был с Мадж.

— Чувство ритма подводит вас, Ваша Светлость?

Эти слова сами срываются с моих губ и звучат слишком грубо и неучтиво. Моя растерянность окончательно превратилась в холодный гнев. Его глаза слегка округляются, но он всё еще продолжает улыбаться.

— Охота и теннис даются мне лучше танцев, — говорит он.

— Может, дело в партнерше?

Генри удивленно вскидывает бровь.

— Нет, вы двигаетесь гораздо изящнее меня.

— Тогда это странно. Ваш отец превосходно танцует. Наверное, ритм вы унаследовали от другой вашей родни.

Его глаза вспыхивают, а лицо мрачнеет. Мои слова напомнили ему о его происхождении. О том, что он бастард. Не могу понять, хотела ли я этого.

— Моя мать танцует лучше всех, кого я знаю, — отвечает Генри.

— Лучше всех танцует моя кузина, королева.

— Они с моим отцом определенно стоят друг друга.

— Они прекрасная пара. Вероятно, они скоро подарят вам брата. Принца.

Генри бледнеет. Еще один удар.

Я чувствую в своем голосе интонации матери. Ее слова — кинжалы. Отец не раз делал ей больно физически, но она бьет гораздо больнее своими словами. Не думала, что это есть и во мне.

Мы больше не разговариваем. Генри стал делать еще больше ошибок в движениях, а его руки стали жестче сжимать мои.

Мелодия заканчивается, и мы встаем друг напротив друга, чтобы сделать финальный поклон. Слышатся аплодисменты, и Генри делает шаг ко мне навстречу. Я упираюсь носом в его ключицы. Меня снова обдает его запахом.

— Твоё послание тронуло меня, — тихо говорит он. — В прошлый раз…

— Я просто хотела извиниться за свою ошибку, — перебиваю его я. — Больше такого не повторится.

— Не повторится что?

Он смотрит на меня сверху вниз. Стоит близко, и мне хочется еще ближе. Но я закрываю глаза и снова, будто наяву, вижу его с Мадж. Вспоминаю, как он держал ее за руку и улыбался ей.

Мои брови сдвигаются. Это было обидно. Или даже больно.

— Не будет ничего, что противоречит воле Его Величества, — отвечаю я.

Генри делает шаг назад, коротко кивает, а потом резко разворачивается и уходит в сторону двери, в которую недавно вошел.

Я несколько секунд в растерянности стою в центре зала. Одна. Все смотрят на меня. Опять этот ядовитый шепот со всех углов. Паника подхватывает меня, и я со всех ног бегу к противоположной двери.

Не помню, как я добралась до своих покоев. В коридоре рядом с ними гораздо тише, и людей почти нет, ведь все сейчас там, где только что была я. Все обсуждают меня.

Я стараюсь отдышаться и осмыслить то, что произошло. Понять, что мне со всем этим делать. На стене висит гобелен, где изображен широкий корабль с диковинными животными на борту, а вокруг корабля — синетканное море.

Я обессиленно прислоняюсь к нему лбом, в надежде в нем утонуть.

На свадьбе я обещала себе, что стану лучшей королевской невесткой, которую когда-либо видела Англия. И что отец будет мной гордиться. Кажется, я провалила всё, что могла провалить.

Поцеловав Генри, я воспротивилась воле короля, но тем самым едва не исполнила желание моего отца, сама об этом не подозревая.

Оттолкнув Генри, я проявила себя как послушная подданная Его Величества и как ужасная жена. Кому я должна быть верной — семье или короне? Отцу или королю? А может, своей королеве, как моя мать, которая до сих пор предана Екатерине?

Мне бы хотелось просто быть верной своему мужу, если бы он позволил. Если бы он был не против, завершили бы мы брак? При мысли об этом меня бросает в жар. Но тогда, на нашей свадьбе, я пришла в настоящий ужас. Возможно, тогда я просто не успела как следует вдохнуть его запах. Но после моей выходки в зале любое сближение едва ли возможно.

Меня неожиданно распирает злость. А сам-то он не хочет быть мне верным, нет? Какого черта, откуда вообще рядом с ним нарисовалась Мадж?

Двери в мои покои с грохотом распахиваются, пугая слуг. Шелти, вдоволь натанцевавшись с моим братом, заходит ко мне и отчитывает за то, что я снова куда-то убежала.

— Что такого страшного произошло? — почти кричит она. — Ты бы могла остаться и тоже потанцевать с кем-то еще!

— Не уверена, что мне этого хотелось, — сдавленно отвечаю я.

— А ты хоть в чем-то можешь быть уверена?

Мне не нравится ее тон, и я отворачиваюсь к окну, но Шелти насильно разворачивает меня к себе и заглядывает в глаза. Она выглядит рассерженной.

— Мэри, еще немного, и я признаю, что Мадж права на твой счет.

Я удивленно смотрю на нее и меня колет обида. Я ненавижу имя «Мадж».

— Ты так и собираешься сидеть в своей комнате и прятаться? — продолжает подруга.

— Шелт, твоя сестра…

— Моя сестра делает то, что хочет, а ты — нет, — говорит она и сжимает мое плечо. — Ты теперь герцогиня, и у тебя есть всё, о чем мы с Мадж могли бы мечтать, но вместо того, чтобы использовать это, ты постоянно убегаешь.

— Ты ничего не знаешь о том, что у меня есть, — говорю я, но мой голос звучит неуверенно.

— Зато я знаю, чего у тебя нет. Смелости, Мэри, воли к жизни! Тебе столько дано, а ты боишься это принять и просто наслаждаться!

Я смотрю на нее и чувствую, что готова разрыдаться. Потому, что она права. Моя подруга не герцогиня, но она такая яркая, что едва не затмевает королеву своим светом. На ее подбородке ямочка, почти как у Мадж. Шелти привлекает любого, кто посмотрит на нее, а я чувствую себя бесцветной рядом с ней. Мой титул кажется мне позолоченной погремушкой — роскошной снаружи и пустой внутри.

Даже мой муж сначала танцует с кем-то другим, а только потом со мной. Просто из вежливости. Потому что долг связывает его.

— У меня есть воля к жизни, — говорю я, стараясь сдержать слезы.

— Так докажи это, — отвечает подруга.

Она звучит так, будто выставляет мне условие. И мне хочется его выполнить.

Я докажу Шелти, что у меня есть воля к жизни. Сделаю это сегодня же, пока моя решимость не улетучилась. Сделаю что-нибудь, что изменит меня. Хотя я сама не вполне понимаю, что это может быть.

Мы с Генри танцевали вчера, а сегодня подруга привела меня в покои королевы и сказала: «Не вздумай убегать». Это прозвучало, как приказ. Если я останусь до самого конца и с кем-нибудь потанцую, это считается за доказательство смелости?

В комнатах Анны кругом мерцают свечи, а за окнами — только тьма. Пустота. Как будто мир ужался до предела этих покоев и в нем больше ничего и никого не осталось.

На вечерах королевы всегда много мужчин, и сегодняшний — не исключение. Марк Смитон настраивает свою лютню, Томас Уайетт сливается с полумраком в углу, нашептывая стихи. Анна сидит в кресле, а ее брат Джордж устроился на полу рядом с ней, положив голову ей на колени. Она перебирает его волосы своими длинными пальцами, а тени от свечей пляшут на их прекрасных лицах, делая их похожими на персонажей древней сказки.

Когда юноша в черной ливрее возвещает о прибытии короля, все вздрагивают. Мой свекор врывается в помещение так быстро, что едва не задувает несколько свечей.

— Музыка! — кричит он, и его голос звучит как раскат грома.

В комнатах повисла тишина.

— Вы окаменели? — весело спрашивает король. — Я что, сын Медузы?

Он смеется своей шутке, и несколько человек тихонько хихикают в угоду ему.

— Музыка! — снова кричит король, и на этот раз он не потерпит отказа.

Смитон начинает играть сложную трель, и его пальцы двигаются так быстро, что кажется, будто они тоже часть его инструмента. Я начинаю наслаждаться мелодией, но король рычит и прерывает ее:

— Играй вольту, фламандский черт!

Лютнист испуганно смотрит на своего господина, колеблется долю секунды, и резко меняет музыку. Король протягивает руку королеве, приглашая ее в центр комнаты. Это их музыка. Их танец. О том, как страстно они танцуют вольту, слагают легенды даже на континенте. Но сейчас Анна лишь поднимает на мужа печальные глаза, качает головой и шепчет одними губами:

— Ребёнок.

По комнате разносится разочарованный гул. Король стоит с протянутой рукой, но королева не принимает его предложение. Не отвечает на его зов. Он хотел услышать от нее не это.

Вольта — танец страсти, но для беременной женщины такая страсть может быть опасна.

Король медленно опускает ладонь, и отворачивается от Анны. Его лицо искажено гримасой обиды, хотя мне кажется, что королева не сделала ничего, что могло бы его задеть. Она просто заботится об их общем ребенке.

Взгляд короля скользит по всем женщинам в комнате. Спустя несколько мучительных секунд он снова тянет руку, но на этот раз не к Анне.

— Леди Шелтон, — говорит он, и все снова замирают. Все, кроме Смитона, который так увлекся своим делом, что больше ничто не сможет прервать его музыку.

Шелти выходит в центр зала и встает рядом с королем. Они начинают двигаться. Его руки касаются ее талии, бедра и задерживаются на ее теле дольше, чем того требуют приличия. Моя подруга не отрывает взгляда от лица короля, пока они танцуют. Он хватается за выступ корсета, отрывает ее от пола и кружит в воздухе. Ее юбки с шелестом взмывают вверх и обнажают голени.

Анна изо всех сил старается сделать вид, что всё в порядке, но я вижу тонкую морщинку меж ее бровей, которую она не в силах скрыть.

Вижу недоумение и боль в ее глазах.

Я и сама удивлена не меньше. Король всегда сначала танцует с королевой, но, если она не может подарить ему танец, он должен пригласить ту, что по рангу следует сразу за ней.

Он должен был пригласить меня. Или Маргарет, если бы она была здесь. И, желательно, не на вольту. Но король даже не заметил моего присутствия. Он просто перевернул все правила с ног на голову и сделал так, как ему хочется прямо сейчас.

Происходящее кажется мне отвратительным и противоестественным. Хочется убежать, но я словно приросла к месту, на котором стою.

— Ваша Светлость, — прерывает мои мысли мужской голос. Я поворачиваюсь и вижу рядом с собой Фрэнсиса Уэстона.

Он приятен, и даже красив, хотя черты его лица кажутся мне немного резкими, а светлые бородка и усы слишком жидкими. Лучше было бы без них. Но когда Уэстон улыбается, он выглядит очаровательно. Не удивительно, что королева любит его общество — ей нравится окружать себя красотой, будь то вещи или люди.

— Позвольте с вами станцевать, леди Ричмонд, — говорит Уэстон.

В моей голове звучат слова Шелти, которые она произнесла вчера в зале. «Он женат и таскается за Мадж». Только сейчас, глядя на Уэстона, я поняла, что Мадж здесь нет. И меня прошибает холодный пот. Если Мадж сейчас не здесь, то…

Нет. Меня охватывает паника, и я хочу стряхнуть эту догадку, которая мелькнула в голове, как вспышка молнии. Но она против моей воли формируется в четкую мысль.

Что, если Мадж сейчас с Генри, в его покоях?

Мне хочется согнуться пополам от этой мысли, но я смотрю на Уэстона и понимаю, что молчу уже слишком долго и нужно что-то ответить. Он протягивает мне руку. Я хочу отказаться, но заставляю себя улыбнуться ему.

— Кажется, вы предпочли бы танцевать не со мной, — говорю я.

Его глаза расширяются от удивления, и я понимаю, что звучу глупо.

— Ваша жена, сэр Уэстон, — поспешно добавляю я. — Вы наверняка хотели бы пригласить ее.

Он улыбается.

— Моей жены здесь нет, Ваша Светлость, как и вашего мужа. Так что для меня будет честью сопровождать вас в танце.

Уэстон при дворе давно, и он уже достаточно хорошо выучил придворные правила, но не протокола, а правила флирта. Намеков. Он выглядит уверенно, приветливо и все еще тянет ко мне свою ладонь.

Как я могу ему отказать? Да и зачем отказывать? Генри здесь нет. И Мадж, которая нравится Уэстону и которую я ненавижу всем сердцем, тоже нет.

Слышатся тихие аплодисменты. Вольта закончилась. Король в полной тишине покидает комнаты. Я с облегчением выдыхаю и протягиваю руку Уэстону. Смитон уже начал новую, куда менее страстную, мелодию.

— Сопроводите меня, сэр Уэстон.

Мой партнер прекрасно танцует. Ему не нужно думать о ногах и всё время поправлять себя. Он знает, когда меня нужно подхватить и закружить. Делает это легко и смотрит мне прямо в глаза всё то время, пока мы двигаемся.

— Вы очень красивы, Ваша Светлость, — тихо говорит он, касаясь моей руки.

— А вы хорошо льстите, сэр Уэстон.

Он ухмыляется. Знает, что сказать, чтобы произвести впечатление. Мне кажется, или он хочет мне понравиться? А если я поцелую его, он поцелует меня в ответ? Или скажет: «Не надо», как мой муж? Смогу ли я затмить для него Мадж хотя бы сегодня?

Все смотрят на нас, и я неожиданно для самой себя пониманию, что мне это нравится.

— Пойдем со мной, — тихо говорю я Уэстону, когда музыка заканчивается, и в центр комнаты выходит следующая пара.

Я иду к выходу и не оборачиваясь, но знаю, что Уэстон идет за мной. И сама удивляюсь, откуда во мне столько уверенности. Когда мы выходим во двор, чтобы пройти в другое крыло дворца, я понимаю, что вся вспотела, пока мы танцевали. Прядь волос прилипает ко лбу.

Мы остаемся одним в пустом коридоре и заходим за колонну у самого дальнего окна, где нас точно никто не увидит. Я надеюсь на это. Если я сейчас начну думать о том, что у стен есть глаза, то остановлюсь и убегу.

Я просто хочу попробовать.

Когда я поворачиваюсь к Уэстону, он оказывается так близко, что я могу ощутить на себе его дыхание. Его рука на моей талии. Я встаю на носочки, закрываю глаза и тянусь к его губам, стараясь не думать о том, что произойдет дальше.

Варианта всего два — либо он оттолкнет меня, либо поцелует в ответ. Кто может отказаться от поцелуя?

Генри смог.

Когда губы Уэстона уверенно сжимают мои, моя первая реакция — удивление. Он не отказался. Пошел мне навстречу. Он притягивает меня ближе, жадно открывает рот и его язык настойчиво скользит по моему. Я чувствую привкус мяты и стараюсь наслаждаться этим.

Он прислоняет меня к колонне, не переставая целовать. Его левая рука всё еще сжимает мою талию, а правая опускается ниже. Он прижимается ко мне всем телом, а я впиваюсь ногтями в его бархатный камзол. Когда Уэстон отрывается от моих губ, я шумно втягиваю в себя воздух, и это звучит, как страсть.

Боже, что я делаю.

— Пойдем ко мне, — шепчет он и снова тянется, чтобы меня поцеловать.

Я отворачиваюсь, и вместо губ он начинает целовать мою шею. Ему приходится немного приподнять меня, но он делает это без особых усилий.

— Не могу, — говорю я.

— Никто ничего не узнает.

— Я буду знать.

— Разве ты не хочешь отомстить им?

Его усы щекочут мою кожу, а губы опускаются всё ниже. Нет. Я не наслаждаюсь этим. Месть — вот что сейчас происходит. Уэстон тоже видел, как Генри и Мадж танцевали.

Нужно оттолкнуть его, сделать это прямо сейчас.

Черт, я целовалась с кем-то, кроме мужа. Ему будет до этого дело, если он узнает? Или ему всё равно?

Уэстон останавливается, несколько секунд держит меня, а потом отступает назад. Расправляет смятый камзол. Я отвожу глаза и стараюсь не замечать, как он поправляет гульфик. Кажется, он немного растерян.

— Прости, — говорю я и закусываю губу.

Мне и правда неловко, что я всё это затеяла.

— Всё отлично, — отвечает он, и на его лицо возвращается очаровательная улыбка. — Я ни о чем не жалею.

— Не жалеешь о том, что целовал меня? — спрашиваю я, слегка наклонив голову. — Или о том, что перестал?

Улыбка на мгновение исчезает с его лица, пока он не понимает, что я просто дразню его. Тогда он тихо смеется.

— Не жалею ни о том, ни о другом, герцогиня. Я всегда рад хорошему поцелую, и всегда рад, если удалось вовремя остановиться.

Он подмигивает мне. Молодой. Привлекательный. Прекрасный танцор. И я ничего к нему не чувствую, даже после поцелуя.

Я не могла уснуть. Всю ночь после вечера в покоях королевы мои мысли путались. Запах Уэстона перестал преследовать меня сразу же, как я вернулась к себе в комнаты, но то, что я сделала, вдруг начало казаться мне настолько ужасным, что я едва могла дышать, лежа под покрывалом.

Моя мать сказала бы, что так себя ведут только шлюхи. Обязательно сравнила бы меня с Анной Болейн. И мне вдруг начало казаться, что матушка была бы права на мой счет.

То, что я сделала, не понравится никому, кроме, пожалуй, Шелти. Если Генри узнает, нашему браку конец. А, может, он и без этого хочет его расторгнуть? Попросить у короля женить его на Мадж?

Утром, как только служанка помогла мне одеться, я отравилась к человеку, который точно знает, о чем думает мой муж. Мне нужно поговорить с Гарри.

Брат приветствует меня в своих комнатах ехидной улыбкой.

— Вина? — спрашивает он.

— Еще даже полдень не наступил.

— Как знаешь.

Он внимательно смотрит на меня и ждет, что я скажу. Я плюхаюсь в кресло рядом со столом, на котором разбросаны какие-то бумаги, обрывки его стихов. Гарри садится напротив. Думаю, что про Уэстона ему лучше пока не говорить.

— Тебе Генри рассказал про наш танец?

— О-о-о, — громко смеется Гарри. — Еще как! Спасибо, ты показала мне новые грани его гнева, сестрица! Пару стульев, которыми он швырялся, уже не починить, так что придется тебе возмещать ущерб.

Внутри меня всё падает, а брат шумно отпивает вина и продолжает смеяться.

— Черт, Гарри, тебя так веселит, что мой брак рушится?

Мне хочется чем-нибудь в него кинуть, и я верчу головой в поисках тяжелого предмета.

— Кто тебе сказал, что он рушится?

Я смотрю на него, как на умалишенного.

— Ты же сам говоришь, что Генри злился.

— А разве я сказал, что это плохо?

Я окончательно перестала что-либо понимать.

— Скажи нормально, в чем дело? — раздражаюсь я. — Он хочет аннулировать брак?

— Нет, такого он точно не говорил.

Глаза Гарри буквально искрятся весельем.

— Мэри, послушай, — говорит он и подается вперед. — Когда мы были во Франции, ни одна девица так не выводила его из себя, как ты.

— Отличное утешение! Спасибо, граф Суррей!

Гарри и Генри провели во Франции год перед нашей свадьбой, и, когда они вернулись, брат прожужжал мне все уши про их похождения. И про то, как Джордж Болейн приезжал, чтобы отравить Генри. В последнее я не верю, а про то, сколько у Генри там было девушек, стараюсь не думать.

Это же было до свадьбы, так? А с Уэстоном я целовалась после. Меня бросает в жар, и мне хочется взвыть от собственной глупости. Я закрываю глаза и откидываю голову на спинку кресла.

Господи, какая же я дура.

— Гарри, — тихо говорю я. — Я повела себя с ним в точности, как это сделала бы мать.

— Ты назвала его ублюдком?

— Нет, конечно!

— Значит до матери тебе далеко, — смеется брат.

Он снова отпивает вина и пристально смотрит на меня.

— Одна особо страстная француженка назвала его английским выродком, когда он отказался забрать ее с собой, — говорит Гарри. — И знаешь, что он сделал?

— Что?

— Ничего. Выставил ее за дверь и больше не вспоминал о ней.

Я пытаюсь понять, к чему он клонит.

— А про тебя, сестрица, он вчера весь день только и говорил.

— Что говорил?

— «Твоя сестра, Сурррей, вела себя как разъяренный хорек!». «Я ей что, паж, а, Сурррей?».

У меня вырывается стон отчаяния, и я не понимаю, почему Гарри всё это кажется таким смешным.

— Ладно, мне надо идти, отец просил зайти к нему, — говорит брат и поднимается с кресла.

Он смотрит на мое искаженное досадой лицо и хлопает меня по плечу.

— Да не переживай ты так! Уверен, даже если король решит вас разлучить, ты останешься при Фице любовницей.

Брат радостно хохочет, а я запускаю в него скомканным листком бумаги, потому что ничего тяжелого так и не нашла.