Лондон, 15 мая 1536 года
Когда старая Нэн рассказывала нам с Гарри страшные сказки, все самые ужасные вещи в них происходили по ночам. Горбатый уродливый Ричард Йорк проник к племянникам во тьме. Призраки тянули холодные руки к одиноким путникам, только когда на небе светила луна.
Этот май заливает нас солнцем. Оно светит ярче день ото дня. И в реальности ужасные вещи происходят по утрам, у всех на виду. И все в страхе молчат.
Двор королевы распущен, и все ее дамы предоставлены сами себе. Их всех освободили от клятвы верности, и они могут говорить про Анну всё, что посчитают нужным. За слова: «Анна — шлюха» больше не казнят.
Маргарет переезжает в Сент-Джеймс, Шелти — к своему старшему брату Джону, который работает смотрителем в Тауэре. Генри в Уайтхолле, всё время рядом с королем. Мне доложили, что он плохо себя чувствовал и несколько дней провел в постели, и тогда король окончательно убедился, что Анна хотела убить его единственного сына.
Отец снял нам с Гарри апартаменты на Стрэнде — половина двора живет на этой улице в ожидании суда. В ожидании приговора.
В ночь перед судом над Анной мой брат пьет вино. Его глаза налиты кровью, волосы спутались, а руки то и дело тянутся к перу и бумаге. Но мысли не складываются в стихи, и он просто комкает листы, бросая их под ноги.
— Не хочу судить, — говорит он осипшим голосом.
— Ложись спать. Тебе нужно выспаться, чтобы судить честно.
Когда он поднимает глаза, меня бросает в дрожь.
— Честно?
— Да. Ты же знаешь, что она невиновна.
Анна всё еще королева. Если ее признают виновной — ее убьют. Брат горько усмехается и глотает вино.
— Она наша кузина, Гарри, — я пытаюсь достучаться до него.
— А он наш король.
Во мне закипает злость. Все вокруг ведут себя так, словно король и правда Бог. Но нет, он скорее Дьявол, который заставляет творить зло каждого, кто окажется рядом с ним.
Гарри уходит рано утром. Анну и Джорджа будет судить жюри пэров — им единственным оказали такую честь. Остальных уже признали виновными. Даже Брертона. Я не смогла удержаться от нервного смеха, когда узнала про него.
«Господи, Гарри, ты его видел? Она и Брертон, серьезно? Он даже никогда не заходил к ней!».
Пока не осудили только Томаса Уайетта, который всё еще сидит в заточении и ждет, как король распорядится его судьбой.
Мое сердце замирает, когда я слышу шаги за дверью. Руки трясутся, сердце бешено колотится. Как будто меня догоняет призрак. Я закрываю уши ладонями, чтобы не слышать этих звуков, и жду брата.
Его лицо искажено гримасой отвращения. Возможно даже к самому себе. Во мне всё обрывается, но он ведь еще ничего не сказал, так? Еще есть надежда. Маленькая светлая точка во тьме, которая очень хочет превратиться в ослепительный луч.
— Что вы решили? — спрашиваю я шепотом.
Он падает в кресло и жадно пьет вино прямо из кувшина. Отрывается от него и смотрит прямо перед собой.
— Там говорили, что она сама всех просила переспать с ней. Сказала Джорджу, что король в постели бессилен. Обещала Норрису выйти за него замуж. Шутила над тем, как король одевается, смеялась над его песнями.
Гарри усмехается и проводит рукой по лицу.
— Кажется, больше всего его задели песни.
— Что вы решили? — громче повторяю я.
— Он хочет ее смерти. Ему не нужно, чтобы было две королевы, не в этот раз.
Я подбегаю к брату и хватаю его за грудки. Хочется вытрясти из него эти слова.
— Что. Вы. Решили?
Он смотрит мне прямо в глаза, но будто не видит меня.
— Виновна, — шепчет он.
Я отшатываюсь от него. Хочется его ударить. Дать ему пощечину, а потом еще одну. И еще. Во мне поднимается гнев, и я дышу так часто, что груди становится тесно. Как самый молодой пэр, Гарри должен был голосовать первым.
— Как ты голосовал? — я почти не чувствую губ, когда задаю этот вопрос.
Как будто я не знаю ответ.
Гарри берет кувшин, чтобы снова поднести его ко рту, но я выбираю его у него из руки, и вино льется на одежду, окрашивая ее в грязный алый цвет.
— Черт, ты свихнулась?! — кричит брат, вскакивая с кресла.
— Как ты голосовал?!
— У меня не было выбора!
Я снова хватаю его.
— Всегда есть выбор! Ты знал, что она невиновна, и всё равно это сделал? Всегда есть выбор! Всегда!
— Нам нужно сохранить положение!
— Оно важнее ее жизни?!
Я толкаю его, а он хватает меня за плечи и встряхивает с такой силой, что моя голова едва не слетает с шеи.
— Выбора не было, и ты это знаешь, какого черта ты от меня хочешь? Против нее даже ее отец, что ты хочешь от меня?! Перестань вести себя как она, Мэри! Прекрати или я посажу тебя на цепь!
Я понимаю, что последние две фразы были не про Анну. Про нашу мать. Она опять взяла надо мной верх. Я всё еще тяжело дышу, но гнев постепенно отступает. Брат отпускает меня и отворачивается, стряхивая с рук красные капли.
— Генри Перси тоже голосовал. Упал в обморок, когда огласили приговор.
Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Господи, от Анны отвернулись все, кого она когда-либо любила. Генри Перси, граф Нортумберленд, хотел жениться на ней, еще когда она была фрейлиной. По слухам, они даже тайно обручились, но им не дали быть вместе. А потом в нее влюбился король.
— А Генри? — спрашиваю я, имея в виду своего мужа. Он был в суде присяжных. — Он тоже признал ее вину?
Какой глупый вопрос.
— Нет, он въехал в зал на белом коне и увез королеву в закат, — с издевкой говорит брат. — Ты не в сказке живешь, Мэри, и твой муж не Ланселот.
Гарри уходит, чтобы сменить одежду. До самого вечера мы больше не разговариваем. Но когда стемнело, брат заходит ко мне, бросает на стол карты, ставит рядом вино, и мы играем до поздней ночи. Говорим про что угодно, кроме самого важного. Истерически смеемся, вспоминая Кеннингхолл. Делаем вид, что нам больше нечего обсудить.
Мы напиваемся так, что нас по очереди тошнит в уборной. Если бы отец сейчас увидел своих старших детей, придушил бы собственными руками.
Когда мы подходим к окну, чтобы проветриться, по Темзе проплывает широкая баржа, залитая светом факелов и украшенная цветами. На ней — Джейн Сеймур и король. Они держатся за руки, и мне кажется, что я даже отсюда могу увидеть его блаженную улыбку. Их сопровождает ее брат.
— Надо было подождать и блевануть на них, — говорит Гарри. — Ненавижу Сеймуров.