Звезды для моей герцогини (СИ)

Глава 5

Хэтфилд-хаус, март 1534 года

Я была рада, когда королева пригласила меня покинуть Лондон и составить ей компанию в Хэтфилде, чтобы навестить ее дочь — принцессу Элизабет. Отличная возможность развеяться и хотя бы на время забыть о том, что я сделала. Вряд ли я смогу не думать об этом совсем, но отвлечься точно получится.

В Хэтфилде мило. Дворец небольшой, низенький, весь из красного кирпича. Он окружен строгими садами и полями, которые вот-вот начнут зеленеть. Прекрасное место, чтобы провести детство. Я бы, по крайней мере, не отказалась, но увы — я не принцесса.

Пока не принцесса. Но если Генри узаконят… Я трясу головой, стараясь стряхнуть с себя эту мысль. Недавно двор начал полниться тихими полунамеками, но я уверена, что это лишь провокации врагов королевы. Королю нет нужды узаконивать Генри, потому что Анна скоро подарит нам принца.

Когда мы подходим к Хэтфилду, королева не дает своим помощникам возможности объявить о ее прибытии. Ее глаза блестят. Двери распахиваются перед ней настежь, а в тени проема ее уже ждет леди Шелтон — ее тетя, мать Шелти и Мадж. Она отвечает за домашнее хозяйство Элизабет и леди Марии, старшей дочери короля.

Королева бежит вверх по лестнице и выхватывает из рук леди Шелтон клубок зелено-золотистого дамаста и рыжих кудряшек. Свою дочь. Она прижимает ее себе так, будто они не виделись целую вечность. Наверное, так она это и ощущает.

Пока леди Шелтон показывает наши покои, королева ни на минуту не отпускает Элизабет и всюду носит ее на руках. Это, в некотором роде, нарушение этикета, потому что королевские особы не должны так явно демонстрировать привязанность к детям. Особенно если речь о принце или принцессе Уэльских, наследниках. Но Анне до этого нет дела — она целует щеки и ручки дочери, гладит ее волосы и называет маленьким солнышком.

Леди Шелтон на это никак не реагирует. На вид она довольно строгая — говорит отрывисто и только по делу.

— Ваши апартаменты, Ваша Светлость, — обращается она ко мне и указывает рукой на резную дверь слева.

Две крошечные комнаты сложно назвать апартаментами, но вполне годится для временного пребывания.

Возможно, леди Шелтон ждала, что и одна из ее дочерей приедет, но ни Мадж, ни Шелти не пригласили. Не знаю насчет Мадж, но моя подруга, кажется, не сильно расстроилась — у нее сейчас дела поважнее. Например, проводить вечера с моим братом.

Я внимательно смотрю на принцессу. Красивый ребенок, удивительно похожий на отца. Когда я вижу, как Анна рада видеть Элизабет, меня изнутри тонкой иголкой колет зависть. Не помню, чтобы моя мать когда-нибудь относилась ко мне так же.

Единственный раз, когда она искренне меня обняла, был, когда я чуть не умерла от лихорадки в возрасте девяти лет. Она не плакала, не причитала, просто обняла. Но тогда я поняла, что ей не все равно, есть я на свете или нет. И все-таки мне бы хотелось получать свидетельства этого почаще. Скажем, хотя бы раз в год.

Королева машет рукой и к ней подносят небольшой сундучок. Она ставит Элизабет перед ним, открывает, а внутри — множество новых вещей, сшитых специально для принцессы. Платья, рубашки, одеяла и даже очаровательный маленький капюшон из голубого атласа. Всё, чтобы девочка жила в истинной королевской роскоши.

Когда Элизабет засыпает, полная новых впечатлений, королева приглашает меня прогуляться по саду. Погода чудесная — воздух еще слегка морозный и свежий, но солнце уже светит ярко и приятно греет кожу.

— Как тебе новая жизнь, кузина? — спрашивает Анна, идя чуть впереди меня.

На такие вопросы принято отвечать восторженно, но я не хочу ей врать.

— Моя роль не так проста, как мне казалось, Ваше Величество.

— Вот как? И в чем же трудности?

— У меня гораздо больше свободного времени, и это ценно. Но вместе с этим я… я как будто в плену у своего титула.

Анна отвечает не сразу, и я боюсь, что сболтнула лишнего.

— Да, кажется, я понимаю, — говорит королева, глядя перед собой. — Но однажды ты совладаешь с ним, поверь мне. Научишься видеть возможности, которые он дает. И тогда ты почувствуешь настоящую свободу.

Анна и сама когда-то была фрейлиной. Я уверена, что она меня понимает. Знает, о чем говорит.

— А чем ты занимаешь свободное время? — спрашивает королева.

— Я изучаю поэзию, — отвечаю я и сама удивляюсь тому, что несу. Это последняя вещь, которую я хотела сказать.

Королева удивленно поднимает бровь.

— Ты пишешь стихи?

— Нет, Господь не наградил меня таким талантом, — я пытаюсь подобрать слова. — Гарри — поэт в нашей семье. Я лишь читаю его стихи, и стихи других поэтов. Я… восхищаюсь Томасом Уайеттом.

Анна одобрительно кивает.

— Там есть, чем восхититься, ты права.

Томас Уайетт был влюблен в нее еще до того, как она встретила короля. Вероятно, до сих пор влюблен. Шелти была с Уайеттом короткое время, и она говорит, что так оно и есть. А злые языки упорно разносят слухи, что у них с королевой был полноценный роман, но я в это не верю. Анна — это его вдохновение, но не более.

Мы проходим под высокой изгородью, и тень от нее падает на лицо Анны, делая ее скулы еще более выразительными, а глаза темными. Бездонными.

Мы молчим, погрузившись каждая в свои мысли. Это не неловкое, а комфортное молчание. Я чувствую, что Анна, хоть королева, действительно моя семья, и я могу молчать с ней сколько угодно.

Вдруг она резко останавливается.

— Ты видела?

— Что именно?

— Мария. Кажется, она прошла там, — королева тянет руку и указывает вперед, но там никого нет.

— Нет, Ваше Величество, я не заметила.

Леди Мария живет здесь словно призрак. Бывшая принцесса, теперь она тень своей младшей сестры, почти ее прислуга. Но сама она не считает свой статус справедливым и упорно отказывается признать Анну королевой, а Элизабет — законной наследницей.

Она уверена, что королева — это ее мать, Екатерина из Арагона. Испанка, которую король двадцать лет называл женой несмотря на то, что они поженились, поправ все законы Божьи. До этого Екатерина была замужем за принцем Артуром, старшим братом короля, но потом Артур умер и оставил ее вдовой.

Умер он, как полагают, из-за чрезмерных усилий в постели. Ему тогда было шестнадцать лет.

Екатерина солгала, что не знала Артура как мужа, чтобы выйти за нашего короля. Все знают, что это грех — брать в жены супругу брата, но король был так ослеплен любовью, что пошел на это. И Господь в наказание не дал им ни одного законного сына.

Из всех их детей выжила только девочка, Мария. Ее братья либо рождались уже мертвыми, либо умирали вскоре после появления на свет.

Когда вне брака у короля родился Генри, всё окончательно стало понятно. С любовницей у короля получился сын, а с женой нет. Значит, Господь не благословил его брак с Екатериной.

Это всё кажется таким очевидным, но в королевстве до сих пор много тех, кто уверен, что Екатерина всё сделала правильно и королева — это она. А Мария — принцесса и наследница. Моя мать, например, никого кроме них в этих статусах не признает.

— Мэри, сколько тебе лет? — вдруг спрашивает Анна.

Я немного удивлена вопросом.

— Через месяц будет пятнадцать.

— Мария всего на три года старше.

Немного помедлив, она продолжила.

— Скажи, как бы ты относилась к мачехе, если бы она у тебя была?

Я задумалась. Вспомнила о Бесс Холланд. Могу ли я назвать ее мачехой? Отец хотел аннулировать брак с моей матерью, чтобы жениться на Бесс, но это закончилось грандиозным скандалом, и вопрос был отложен до лучших времен.

Бесс хорошая. Добрая. Мягкая. Вся состоит из света и нежности. Полная противоположность матери. Мы с Бесс не очень близки, но я совершенно не против, что она стала своеобразной частью нашей семьи.

Отец никогда не бил Бесс.

— Если бы у меня была мачеха, — говорю я, — я бы уважала ее, потому что это выбор отца.

Звучит так, будто я намеренно говорю то, что Анна хочет услышать.

— Но я бы хотела, чтобы и она была на моей стороне, — добавляю я.

Королева кивает и прищуривается, глядя в пространство.

— Я должна встать на ее сторону, чтобы она признала меня. Надо обратиться к королю от ее имени. Он вернет ей свою благосклонность, и тогда она перестанет упорствовать. Нет, сначала она признает меня, а я помогу ей. В таком порядке. Мы обе в выигрыше.

Анна резко поворачивается ко мне и хватает за плечо.

— Поговори с ней.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Я, Ваше Величество?

— Да, передай ей мои слова, моё предложение.

— Чтобы она публично признала вас, а вы заступитесь за нее перед королем?

— Пусть воздаст мне должные почести хотя бы здесь, в Хэтфилде, если ей так проще. Тут достаточно свидетелей.

— А взамен вы… — я хочу, чтобы она произнесла это сама.

Анна делает паузу.

— Благосклонность короля. Не могу гарантировать ей место при дворе, но обещаю, что сделаю всё, чтобы король снова относился к ней как к дочери.

Я киваю.

— Ты сделаешь это, Мэри? — Анна заглядывает мне в глаза.

— Конечно, Ваше Величество.

— Спасибо!

Она просияла. Я совершенно не хочу этого делать, но кто я такая, чтобы отказывать королеве.

Мне пришлось постараться, чтобы отыскать Марию. Ни один человек в Хэтфилде не подсказал мне, где она. Полагаю, дело опять в моей матери и ее апельсинах для Екатерины. Все думают, что я тоже шпионка.

Когда я устала носиться по дворцу, то решила выдохнуть и пораскинуть мозгами. Где может быть Мария сейчас, когда приехала Анна? Может, молиться где-нибудь о том, чтобы Бог послал королеве все кары небесные?

Ну конечно, молится!

Я иду в местную часовню. Мария, как и ее мать, истово верует в папство, так что не исключено, что прямо сейчас она обращается к Господу.

Часовня Хэтфилда небольшая по сравнению с Хэмптон-кортом, но внушительна по сравнению с Кеннингхоллом. Стены выбелены, потолок украшен изображениями звезд. И ни одного святого образа.

Но сейчас Марию это не смущает. Я оказалась права, и она здесь. Стоит на коленях перед распятием, спиной ко входу. Вся в черном, словно вдова. Ее фигура кажется совсем крошечной.

Она поворачивается на звук моих шагов, и на ее лице я вижу раздражение. Ей не нравится, что кто-то прервал ее молитву. Мария нехотя встает, когда я приближаюсь, и пытается понять, кто я.

Она действительно маленькая. Кожа почти прозрачная, черты лица совсем невыразительны, глаза кажутся двумя блеклыми глубоко посаженными точками. Зато глубокие синяки под ними вызывают сочувствие — Мария выглядит так, как будто не спала с самого Рождества.

Единственное яркое пятно в ее образе — это волосы. Ярко рыжая копна, чуть светлее, чем у Генри, выбивается из-под гейбла, давая каждому понять, что перед ним дочь короля.

— Ты вышла замуж за моего брата, — говорит она, и ее низкий голос пронзает тишину часовни.

— Да… — я не знаю, как к ней обращаться.

Опять эта неопределенность. По-хорошему, она должна приветствовать меня реверансом, ведь я герцогиня, жена ее брата. Они с Генри равны в своем статусе, но у Марии нет титулов. Но она дочь короля, а это важнее всего остального.

— Думаешь, ты заслуживаешь его? — спрашивает Мария, не дожидаясь, пока я выберу обращение.

— Смею на это надеяться.

— А я вот так не думаю.

Я потрясена ее резкостью. Не знаю, что ответить. Не понимаю, чем успела ей насолить.

— Вы уже консуммировали брак? — спрашивает она.

— Пока нет.

— Конечно нет, вам же нельзя, — она издевается надо мной притворным сочувствием. — Ты нужна лишь как декорация. Чтобы успокоить блудницу, что ее родня пустила корни в королевскую семью.

То, как она говорит про Анну, мне совершенно не нравится. Несмотря на их вражду, Мария не должна так высказывать о королеве Англии.

— Ходят слухи, что моего брата хотят сделать королем Ирландии. Как думаешь, нужна ему такая королева как ты, Мэри Говард?

Она намерено использует мое прежнее имя. Ухмыляется, глядя мне в глаза.

— Ему бы больше подошла французская принцесса или дочь моего кузена-императора, но уж точно не пустышка Говард.

Из уст Марии слово «Говард» звучит еще хуже, чем из уст моей матери. Равноценно «дешевке» или даже «шлюхе». Я чувствую, как внутри меня закипает злость.

— Я к вам с посланием от королевы, — говорю я, пытаясь перевести разговор с моего брака на то, с чем я пришла.

— Ты виделась с моей матерью? — у Марии на мгновение загораются глаза.

— От королевы Анны.

Огонек в глаза потух, снова сделав их бесцветными.

— Я не знаю другой королевы, кроме Каталины, дочери Арагона, — говорит она, повышая голос. Он эхом разносится по часовне.

— Если вы сейчас пойдете к Анне и воздадите ей должные почести, — говорю я как можно быстрее, — она поговорит с королем, смягчит его сердце. Вы сможете вернуть расположение отца.

Мария молча смотрит на меня. Мне кажется, что это предложение что-то задело в ее душе. Ей хочется примириться с отцом, не предав при этом матери. Но это невозможно, и она это понимает. Екатерина накрутила ее так, что не оставила места для маневра.

Полутонов нет. Либо Мария признает Анну и воссоединяется с отцом, либо продолжает называть свою мать королевой и остается призраком Хэтфилда.

Она выбирает второе.

— У Англии одна королева и ее имя — Каталина из Арагона. И только ей я могу воздать почести, но ее здесь нет.

— Королева Анна…

— Королева Каталина.

— Королева желает протянуть вам руку помощи!

— Я не знаю другой королевы, кроме моей матери.

Меня это раздражает и злит. Она твердит одно и то же, отказываясь даже рассмотреть другой вариант, выдвинуть свои условия. Может, они бы с Анной могли сойтись на чем-то еще?

— Впрочем, — продолжает Мария, — если любовница моего отца желает говорить с ним от моего имени, я буду ей признательна.

Это невыносимо. Я чувствую, как мои ладони сжимаются в кулаки.

— Если у тебя всё, Мэри Говард, не смею тебя больше задерживать.

Не дожидаясь моего ответа, она разворачивается, опускается на колени и скрещивает пальцы, готовясь продолжить молитву, которую прервала ради меня.

— Передавай моему брату привет и наилучшие пожелания, — говорит она напоследок. И делает вид, что меня здесь уже нет.

Она не признает ни моего статуса, ни даже моего присутствия. Не признает своей названной сестрой. Я едва ее знаю, но получила он нее столько презрения и унижения, сколько Анна Болейн не получала от моей матери.

Мой отец однажды так же говорил с леди Марией, пытаясь убедить ее признать Анну королевой, а брак ее родителей незаконным. «Хотелось бить ее головой об стену, пока она не станет похожей на печеное яблоко», — так он описал впечатление от той встречи.

О, как я его понимаю. Сейчас мне очень хочется сделать то же самое. И в этот раз желание причинить человеку боль меня даже не пугает. В отличие от Генри, она это заслужила.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Нет, она просто озлобленный зверек, который кусает любую руку, сунувшуюся в ее норку. Она — девчонка-бастард, а я — законная дочь герцога Норфолка. Кузина королевы. Герцогиня Ричмонд и Сомерсет и единственная невестка короля.

Я смотрю на Марию сверху вниз и громко фыркаю, вкладывая в этот звук всё своё отношение к ней. А потом просто ухожу. Пусть сама разбирается с реверансами.

На следующее утро Анна спрашивает меня о том, как прошла моя миссия, хотя по отсутствию Марии и так понятно, что она провалилась.

— Что она сказала?

Мне не хочется отвечать, но королева настаивает. Пока я пересказываю гадости, которые Мария говорила обо мне и о ней, лицо Анны остается каменным. Выслушав всё это, она устало прикрывает глаза рукой и просит оставить ее одну. Я подчиняюсь.

Мне приходит в голову мысль, что было бы неплохо поделиться всем этим с Генри. Интересно, что он думает о своей старшей сестре? И что она на самом деле думает о нем?