Звезды для моей герцогини (СИ)

Глава 26

Уайтхолл, июль 1536 года

Едва я успела приехать в Уайтхолл, как узнала, что моя мечта сбудется. Мне не придется служить Джейн Сеймур. Не придется раскланиваться перед ней, смотреть в ее пустое лицо и называть ее: «Ваше Величество». Но не потому, что отец сжалился надо мной.

Меня ведут в Тауэр.

Мои вещи отправились в Уайтхолл в конце июня, и до сегодняшнего дня мне оставалось отправить сюда только саму себя. Я и правда чувствовала себя вещью, которую перевозят из замка в замок и стараются пристроить получше. Когда я в последний раз смотрела в свое окно на Стрэнде, то подумала, что буду даже скучать по шуму и вони улиц, крикам нищих и священников. По своим апартаментам, где мне почти стало хорошо одной.

Одной можно не притворяться.

Шелти уже ждала меня у дверей, когда я пришла. Она останется при дворе, пока ее родители не утрясут все детали помолвки. Пока мои служанки наводили порядок, подруга принялась расхаживать по комнате и трещать о последних новостях.

— У нас новенькая, Энн Бассетт, миленькая, и вроде даже не глупая. Ее мать буквально забросала королеву перепелками, чтобы та приняла ее в штат.

— О, уже королева, не Джейн? — удивилась я. — Быстро же ты адаптировалась.

Шелти состроила недовольную гримасу.

— Посмотрела бы я на тебя, если бы тебе пришлось ее так называть по сто раз в день.

— Отец говорил, что она близка с дочерью Брэндона.

— Да, с Мэри Брэндон теперь выгодно дружить, это все уже поняли.

Я устало вздохнула и взвыла, уставившись в потолок. Выгода. Интриги. Лица при дворе новые, но всё осталось по-старому. Воистину, нужно сойти с ума, чтобы стать счастливой в этом проклятом месте.

Я пропустила мимо ушей большую часть из того, что говорила Шелти, погрузившись в свои мысли. Когда топот нескольких пар ног приблизился к моей двери, я даже не сразу поняла, что это ко мне.

На пороге стоял Кромвель. За ним — двое мужчин в ливреях с красно-белыми розами. Розами Тюдоров.

— Ваша Светлость, — сказал он мне, притворно улыбаясь. — Ваше знакомство с новой королевой придется отложить…

Мне внезапно накрыло волной такого раздражения, которую я оказалась не в силах сдержать.

— К чему этот спектакль, мастер-секретарь? Я знакома с Джейн Сеймур уже Бог знает сколько лет.

— Безусловно, Ваша Светлость, — продолжил улыбаться он. — С Джейн Сеймур вы уже знакомы, а вот с королевой, которой она стала, еще нет.

— И что же мне помешает с ней «познакомиться»?

— Вынужден сообщить, что король приказал сопроводить вас в Тауэр до выяснения всех обстоятельств.

Звон ушах заглушил испуганный вскрик Шелти. Заглушил мысли в моей голове. Не было ничего, кроме скрипучего голоса Кромвеля и слова «Тауэр». Я смотрела на его одутловатое лицо, но видела лишь море крови на Тауэр-Грин и губы, которые шевелились на отрубленной голове.

Страх пронзил мой живот, как удар тупого лезвия. Хотелось согнуться пополам и вопить. Исчезнуть. Раствориться в воздухе. Я мгновенно покрылась потом и могла думать только о том, что меня казнят. Повесят. Убьют, раскроят топором затылок, четвертуют, выпотрошат и растащат на куски, как сырое мясо.

Нужно к брату. Мне срочно нужно к брату и отцу.

Господь свидетель, как тяжело мне было сделать глубокий вдох и всё-таки спросить у Кромвеля:

— В чем меня обвиняют?

— Его Величество подозревает, что вы помогли леди Дуглас тайно обручиться с вашим дядюшкой, лордом Томасом Говардом. Их обоих уже задержали.

Когда Маргарет выходила замуж, она думала, что король лишит ее денег. Просто лишит своей милости, а потом простит, ведь она его Мэгет. Любимая племянница. Мы не понимали, не могли знать, чем обернется этот май. Во что превратится король.

Кромвель сказал, что мне позволено взять с собой всего одну служанку.

— Мисс Дингли. Со мной пойдет мисс Дингли.

Джоан, сжимая губы, чтобы не разрыдаться в голос, начала складывать вещи, которые только что успела разобрать.

— Джентльмены, попрошу вас подождать за дверью, — говорю я, сама удивляясь тому, что этот металлический голос принадлежит мне. — Мне нужно собраться.

— Ваши сборы…

— За дверью, Кромвель.

Я едва могу поверить, что говорю в таком тоне со вторым человеком Англии. Улыбка моментально слетает с его лица. Оно на секунду искажается гневом, и он открывает рот, чтобы возразить мне, но быстро овладевает собой. Не хочет тратить силы на никчемную девчонку, дни которой и так сочтены? Возможно. Главное, что он вышел вон, забрав с собой мужчин в тюдоровских ливреях.

Как только дверь за ними закрылась, я бросаюсь к столу. Потом к дорожному сундуку.

— Книга. Мне нужна наша книга.

Джоан кивает и начинает перетряхивать все мешки и сундуки, кидая на пол рукава и юбки, пока наконец не выуживает со дна то, что мне нужно.

— Шелт, перо и чернила.

Шелти стоит посреди комнат, как вкопанная. Не думала, что ее прекрасные глаза могут так широко открываться. Ее рот приоткрыт, будто она сейчас завизжит от ужаса.

— Шелт, быстрее! — говорю я настолько громко, насколько это возможно, когда мою дверь стерегут люди короля.

Она выходит из транса и бросается к столу, пока я листаю книгу и пытаюсь вчитаться в путанные строчки. Перед глазами всё плывет. Нужно вырвать всё, что хоть словом, хоть единым штрихом доказывает связь Маргарет и Томаса.

Тогда проще бросить книгу в огонь. Но она мне еще нужна.

Только когда я хватаюсь за перо, то понимаю, как сильно у меня трясутся руки. Мой почерк выглядит так, будто я не стою, а скачу на лошади, когда это пишу.

«Маргарет и Томас женаты, мы с Гарри были на их свадьбе, помоги»

Я вывожу эти слова на последней странице, рядом с незаконченным гербом. Буквы размашисты и съезжают вниз, но я надеюсь, что Генри всё поймет. Мне докладывали, что он всё-таки свалился в постель со своим жутким кашлем, но я уверена, он поможет мне.

Будет злиться, но попробует спасти. Или сможет убедить короля привезти мне палача из Кале. Тупое лезвие в животе будто кто-то прокручивает и протискивает глубже. Я не хочу умирать.

— Шелти, отнеси это в Сент-Джеймс, — говорю я.

Я вижу слезу, которая катится по ее щеке.

— Мэри, как же…

— Я выйду к Кромвелю, а ты сделай вид, что идешь к Джейн. Дождись, когда мы уйдем, а потом беги в Сент-Джеймс.

Она кивает и закусывает губу так, что та белеет. Прячет книгу в карман своих юбок. Ее трясет, когда мы с Джоан открываем двери и говорим Кромвелю, что готовы ехать в Тауэр.

Уайтхолл наполнен светом. Лучи слепят мне глаза, пока меня ведут в тюрьму. Люди расступаются перед нами. Я чувствую, как шепот ударяет мне в спину, но нельзя смотреть ни в право, ни в лево. Только прямо перед собой, в затылок Кромвелю. Иначе то, что написано на лицах придворных, убьет меня раньше меча. Или топора.

— Стоять!

Голос герцога Норфолка подобен раскату грома в июльскую ночь. Его крик пролетает над головами и заставляет умолкнуть каждого.

— Кромвель! А ну стоять, жалкий выродок!

Фигура отца мчится к нам с другого конца галереи, когда мы уже почти завернули за угол, что пройти во двор. Отец рассекает толпу. Кажется, он научился летать. Иначе как можно преодолеть расстояние так быстро?

— Убрал руки от моей дочери, ты, сын собаки и навозного жука! Убрал руки, я сказал!

— Я не прикасался к Ее Светлости, — скрипит голос Кромвеля рядом с моим ухом. — У меня приказ Его…

— Домашний арест! Король передумал! Домашний арест, ты, проклятый черт, отродье шлюхи! Моя дочь останется под домашним арестом!

Отец хватает меня за запястье, отшвыривает за свою спину, и я едва не падаю на пол. Приходится расставить руки пошире, чтобы удержать равновесие.

— Мне нужно письменное…

— Подотрись своими бумажками, Кромвель! — кричит отец. — Иди к королю и спроси! Пока в Англии уважают старый порядок, Говарды не будут отчитываться перед сыном трактирщика!

Когда Кромвель и двое мужчин удаляются, отец поворачивается и с такой силой прижимает меня к себе, что я могу услышать хруст своих костей. И бешенный стук сердца под его жилетом.

— Никто тебя не тронет, — говорит отец, и гладит меня по голове. — Просто посидишь в своих покоях, пока всё не закончится. Всё хорошо, дорогая, всё хорошо.

Они приходят ко мне через несколько дней. Ожидание терзает меня так сильно, что, кажется, я готова рассказать им что угодно, лишь бы это закончилось. Смогу ли я убедительно врать?

— Вы знали, что леди Дуглас собиралась выйти замуж без дозволения Его Величества?

— Нет.

Я и правда не знала. Поняла всё только на их свадьбе.

— Вы знаете, как долго длятся отношения леди Дуглас и лорда Говарда?

— Нет.

Могу только предполагать, когда всё началось.

— Вы помогали леди Дуглас и лорду Говарду встречаться в тайне от короля?

— Нет.

Помогали Гарри и Шелти. Я была лишь связующим звеном.

И так далее. На большинство их вопросов я честно могу ответить: «Нет». Нет, я не слышала никаких намеков — ни с ее, ни с его стороны. Маргарет прямо попросила священника поженить их. Нет, я не в курсе, завершили ли они брак. Я не держала свечу у их постели.

И нет, я не слышала, как мой дядя говорил, что хочет стать королем.

От последнего вопроса мне становится так противно, что хочется плюнуть им в лица. Томас любит Маргарет не за ее положение. Неужели так сложно понять, что не всё в этом мире вращается вокруг трона? Что есть кое-что поважнее, чем титулы?

— Вы знаете, когда они поженились?

— Я… нет, я не знаю, нет.

Надеюсь, они не заметят, как трясутся мои руки. Как я вру. Я точно знаю, где и когда они поженились. Один из следователей щурится и внимательно смотрит на меня, но я выдерживаю взгляд.

— Решение по вашему вопросу должны вынести быстро, Ваша Светлость.

— А не подскажете, когда именно?

— Вероятно, через неделю. Король хочет успеть поставить точку в вашем деле до закрытия парламента.

Они уходят, и, словно издеваясь, просят меня не покидать Лондон.

Спать не получается. Я просто сижу и жду. Пытаюсь шить, но испытываю жгучую ненависть к ниткам и игле, прямо как в детстве. Смотрю на Джоан, и отмечаю, что она слегка располнела.

— Извини, что кричала на тебя, — говорю я ей.

— Вы всегда были справедливы ко мне, Ваша Светлость.

Ко мне никто не заходит, и я никого в этом не виню. Шелти наверняка боится, что кто-то узнает про связь между ней, книгой и Маргарет. Гарри еще не арестован, насколько мне известно из обрывков слухов, собранных служанкой. Он ведь не подружка Маргарет. И, если бы он сейчас пришел, я бы не пустила его на порог, чтобы не подвергать опасности.

Из глубин своих сундуков я достаю «Послушание христианина», единственную книгу о Слове Божьем, что у меня есть. Когда, как не сейчас, о нем читать, пусть даже и ересь? Но я нахожу, что во многом согласна с Тиндейлом. Уверена, что даже не все придворные знают латынь, что уж говорить о простых людях. Если бы у них была Библия на английском, они могли бы найти в ней утешение в любой момент.

Хотя бы даже и перед смертью.

Я жду восемнадцатое июля. Дня закрытия парламента. Но одновременно боюсь, что этот день наступит. Жду, потому что Генри должен быть там. Он придет, я знаю, что он ко мне придет. Но я боюсь, что уже буду в Тауэре, и отец мне больше не поможет.

Ночь была длинной. И сам этот день не лучше. Меня бросает из жара в холод и обратно, а стоять и сидеть на месте не получается. Платье кажется ужасно тесным. Я то и дело открываю окно, чтобы впустить воздух, но закрываю его снова, чтобы никто не подумал, что я хочу через него сбежать. Хотя так я, скорее, разобьюсь намертво, ведь крылья у меня пока не выросли.

Когда они приходят снова, я на грани помешательства. Мне хочется кричать, как дикий зверь. Уверена, что они пришли меня забрать. Потом придут за Гарри. Нас казнят двоих? Как Анну и Джорджа? От этого внезапного сравнения я почти срываюсь на истерику, но сдерживаю порыв, покрепче впившись пальцами в спинку кресла.

Пока они молчат, я не могу дышать.

— Ваша Светлость! Рады сообщить, что король не нашел доказательств, что вы причастны к преступлению вашего дяди. Вы можете быть свободны.

Воздух снова заполняет мои легкие. И снова, и снова, и снова. Я сгибаюсь пополам, и пытаюсь обойти кресло, чтобы сесть. Слышу стук своего сердце, но на этот раз оно бешено колотится от невероятного облегчения, которое разливается по всему телу.

Теперь осталось только дождаться Генри. Я закрываю глаза и представляю его на пороге. Он разведет руки в стороны, приглашая его обнять, а я уткнусь носом в его шею, и всё снова будет как раньше.

Я сижу у окна и жду. Хожу по комнате и жду. Восторг и облегчение сменяются тревогой. Я жду, даже когда все свечи уже догорели, и Джоан больше не может сдерживать зевоту. Я отправляю ее спать, а сама остаюсь в платье и продолжаю ждать.

Но Генри на моем пороге так и не появляется.