Его Мишень

Глава 20.

Ты превосходна… Обворожительна… Откровенность так тебе идет, Мишель. Такая нежная… Красивая… Порочная… и Ох**нно возбуждающая…

Меня парализовало на кровати. Палец так и замер над экраном телефона, не решаясь нажать запись, с которой уже шесть лет доносится родной голос мужа, потому что в голове у меня вновь и вновь крутилась новая пластинка.

Это были не слова, воспроизведенные бездушным смартфоном, а шепот, сказанный в глаза. Смотрел прямо, словно в душу заглядывал, потому что хотел отпечататься в моей голове. И отпечатался… Говорил…Говорил… Шепотом своим колдовским, а я все сильнее увязала в нем и в его энергетике. Сила от него исходит. Такая настоящая, по-мужски нерушимая, от которой тепло становится…

Меня внезапно бросило в жар, тело стало ломить, а суставы словно спиралью выкручивались. Я стала извиваться на кровати, заматываясь в простыни. Физически чувствовала, как меня разрывает изнутри. Прислушивалась к ощущениям, искала стыд и сожаление. Но от того и ломало, что не находила. Идиотка! Постыдилась бы!

– Дыши…Вдох…Выдох… Вдох… – я повторяла его слова, ища в них утешение. И сердце, будто заколдованное, замедлило свой бег. Закрыла глаза, вздохнула и рассмеялась…

Это прозвучало настолько неожиданно, что я вздрогнула от звука собственного смеха. Дура… Ну, что ты за дура диковинная, Мишина…

Трель домофона вытянула меня из размышлений, запуская очередной сбивчивый ритм сердцебиения. Я попыталась выбраться из простыни, но не получилось, поэтому просто скатилась с кровати.

– Да!

– Ксения Дмитриевна, курьер.

– Пропустите.

Я быстро открыла шкаф и не нашла ничего умнее, как натянуть норковую шубу, что могла скрыть кокон, намотанный вокруг меня.

Открыла дверь в тот момент, когда разъехались створки лифта, из которых первым делом высыпался ворох малиновых воздушных шаров. Моя челюсть распахнулась, я все ждала…ждала…ждала… а ничего не происходило! Шары все вылетали и вылетали, заполняя светлую площадку своим ярким ягодным безумием.

– Ксения Дмитриевна, – раскрасневшийся курьер наконец-то выскочил из лифта, со злостью вытянув последние шарики. – Доброе утро.

– Доброе… – я смотрела, как молодой человек идет в мою сторону, а за ним послушно тянулась бесконечность малинового цвета.

– Пусть новый день принесёт вам море приятных сюрпризов, – отрапортовал курьер, вытягивая из-за спины орхидею малинового цвета и коробку с красным бантом. – И это тоже вам.

– Спасибо, – я перехватила шелковые ленты, которыми были перевязаны шары, забрала цветок и коробку, продолжая пялиться в потолок, который полностью был покрыт воздушными пузырями. – Прекрасно…

Сказать, что я вспотела, втягивая презент Ментора, будучи обмотанной простыней и укрытой шубой – ничего не сказать. Отпустила ленты, и шары, подгоняемые сквозняком, стали метаться по коридору, издавая приятный глухой стук. В спальне надрывался телефон, а я не торопилась, пытаясь справиться со своим шоком. Выдыхала, волнуя резкостью тонкие шелковые ленточки, что игриво спускались с потолка. Красиво… Водила ладонью, наслаждаясь ласковым скольжением по коже и улыбалась. Хорошее утро.

– Алло…

– Доброго утра, Мишель, – Герман хрипло дышал, делал глубокий вдох и резкий, как удар, выдох. Бежит…

– Доброе? Моя квартира стала похожа на пористый шоколад малинового цвета! Не многовато ванильной пошлости для раннего утра?

– Я решил, что букеты вянут, а вот впечатления бессмертны.

– А я заметила, что ты своеобразен, – скинула шубу, кое-как развязала простыню и пошла на кухню варить кофе.

– Мишель… Из твоего ротика это звучит, как комплимент, – он рассмеялся, насколько мог себе это позволить. – Ты взяла трубку.

– Взяла, – выдохнула я, зажмурилась, чтобы не видеть скомканную скатерть, сдернула её со стола и забросила в стиралку, чтобы глаза не мозолила. – Вот только легче от этого не становится. Ты вызываешь биополярку, Герман. По утрам я готова сдохнуть от стыда, а вечером неприкаянной кошкой брожу по дому, ожидая очередного этапа твоей игры. Я не хочу так! Ты обещал, что жизнь моя изменится, но пока моя жизнь все сильнее заполняется стыдом и желанием спрятаться или утопиться, на худой конец. Я – не я была вчера…

– А быть может, ты просто не знаешь, кто ты? – стук кроссовок по асфальту стих, скрипнула дверь, а потом динамик заполнил глухой звук эха пустого помещения.

– А быть может, это ты во мне ищешь то, чего нет?

– Мишель, – лязгнул замок, связка ключей упала на что-то стеклянное. – Люди думают, что счастье – это что-то безусловное, как материнская любовь. Но это не так. За каждую минуту счастья приходится бороться. Ну, нет этой кнопки волшебной, при нажатии на которую в душе радуга появляется, нет! И чем быстрее ты этой поймёшь, тем безболезненней пройдешь путь, – хлопнула дверь, голос его стал далеким, будто на громкую связь перешел, а ещё через мгновение зашумела вода. – Если ты, проснувшись утром, первым делом включаешь запись, мгновенно возвращающую тебя в состояние боли, то странно ожидать ощущения счастья. Попробуй сломать привычный ход событий.

– Ты поэтому вчера лицо показал?

– Почему?

– Чтобы, проснувшись утром, я вспомнила о прошлой ночи?

– Говори прямо, Мишель. Терпеть не могу, когда юлят. Если ты об оргазме, то да, а если о том, что я необычайно красив, то нет, – он рассмеялся, а вода стала плескаться ещё громче.

– А если этой кнопки нет, то как ты меня заставишь?

– А я буду рядом до того момента, пока ты не перестанешь думать, что тебя заставляют, – вода стихла, а моё сердце, наоборот, пустилось в пляс. В голове замелькали картинки его рук и длинных пальцев, что скользили по моему отзывающемуся на каждое прикосновение тело. – При условии взаимного согласия, естественно.

– А потом?

– А потом ты начнёшь искать для себя счастье сама, – было слышно, как он вытирается полотенцем, дверь хлопнула, а голос его вновь стал слышен в динамике. – Это привычка. Как курение, только хорошая и полезная.

– А сейчас, типа, я нахожусь в завязке по твоему мнению?

– Если грубо, то да, – Герман включил кофемашину, брякнул чем-то, а затем в тишине послышался щелчок зажигалки, и по моей спине побежали мурашки. Холод сменился жаром, в горле пересохло, и я уже не могла остановить поток воспоминаний, что заметались от этого звука. – Какие планы на сегодня?

Спросил так буднично, спокойно, словно обрывая ставший бессмысленным спор.

– Встречаюсь с мамой и сестрой, – зачем-то призналась я.

– Хорошего дня, Мишель…

– Меня Ксюша зовут…– но Герман уже отключился, а мне только и осталось смотреть в полной растерянности на воздушные шары, медленно втягиваемые сквозняком в гостиную. – Черт!

Я охнула, увидев, что на часах уже десять, а я до сих пор не готова. Суета смягчила шорох моих мыслей, я даже почти не думала о нем, ну, во всяком случае постоянно. Все время прерывалась на выбор чего-либо: гель для душа, парфюм и платье… Кстати, сегодня рука сама вытянула желтый сарафан из ситца чуть выше колена. Достала из чемодана сумку, подходящую к моему наряду, впрыгнула в сабо и вылетела из дома, крася губы на ходу.

Когда я вбежала в ресторан, выдохнула, потому что мои женщины только сделали заказ. Хм… И не подождали? Странно… Но не страннее, чем их вытянутые от удивления лица, когда они наконец-то заметили меня, пробирающуюся между столиками в сторону террасы.

– Привет!

– Сеня? – Лизонька никогда не умела скрывать эмоции, вот и сейчас, как лакмусовая бумажка, выдала всю гамму растерянности и шока. Я даже посмотрела на свое отражение в заблокированном экране телефона, чтобы убедиться, что тушь не потекла. Но нет… Ничего подобного, наоборот, из-за нескончаемой пробки мне пришлось припарковаться за углом и знатно пробежаться, лавируя в толпе, поэтому мои щёки пытали здоровым румянцем.

– Очень приятно, – я пожала её ручку и рассмеялась. – Ау? Мам? Лиз? Что случилось?

– Все хорошо, – мама засуетилась, чтобы маякнуть официанту. – Мы просто…

– Черт, Сеня! Ты ни разу не пришла на обед! Мы столько раз сидели в этом ресторане часами, гипнотизировали дверь, мусолили меню и отбивались от осуждающих взглядов персонала! Но ты не приходила! – Лизка аж подскочила на месте, тараторя свою пламенную речь.

– Так мне уйти?

– Нет! – мама крепко схватила меня за запястье. – Никто никуда не уходит. Ясно?

– Ясно… Я пошутила, мам.

– Шутит она… – Лиза залпом осушила стакан воды, а потом, нагло перегнувшись через стол, сграбастала меня в свои объятия. – Сенька… Я так скучала!

– Лиза, отпусти Ксюню, – мама шикнула, приводя нас в режим «леди», а потом сама приобняла за плечи. – Давайте обедать? Ты как обычно?

– Карбонару, томатный сок и кофе, – выпалила я, даже не заглядывая в меню, что принёс официант. – Спасибо.

– Что, и в магазин пойдешь? – Лизка продолжала пучить глаза, как в том анекдоте про ёжика, и даже внимания не обращала на моё откровенное хихиканье.

– Конечно, систер, что мне теперь в картофельном мешке на свадьбу лучшего друга идти? – я даже не заставляла себя, улыбка словно застряла на моих губах, чем волновала моих девчонок. Мама перебирала салфетку, а Лизка раскручивала пустой стакан, что издавал о каменную столешницу такой противный звук, что официант не выдержал и тактично забрал его.

– Я поняла, – выдохнула Лиза и стала крутить головой. – Это розыгрыш?

– Лиза, умоляю, веди себя прилично, – снова зашипела мама, одергивая дочь.

– Да она трубки брала раз в месяц! – сестра вырвала свою руку из ладони матери. Лицо её было красным, как томатный сок в стакане, что принесли для меня, а глаза нервно бегали. – С ней же можно было нормально поговорить только если ты при смерти. И не шипи на меня, коль уж пришла, то пусть слушает то, что я думаю. Ты пропустила все! Мою свадьбу, юбилей отца, операцию мамы, мой выкидыш! – последнее слово Лиза прошептала и, не содержавшись, расплакалась.

Я сидела абсолютно пришибленная, переводя взгляд с мамы на Лизку, что тихо всхлипывала, опустив голову на руки. Сказать, что я пожалела, что припёрлась сюда – ничего не сказать. Смотрела, как мама прижала трясущуюся Лизку к своей груди, чтобы оградить от посторонних взглядов, что-то шепчет, целует в висок, перебирает волосы, пытаясь успокоить внезапную истерику. Вот сейчас мне стало стыдно… Пелена уютного молчания спала, обнажая уродливость реальности, которую я создала своими руками. В своих мыслях я часто гоняла мысль о том, что родные отворачиваются, не смотрят в глаза, не могут найти нужных МНЕ слов. А я? Что сделала я? Какие слова нашла я? Никаких… Собрала чемодан, оставила ключи от квартиры и машины соседке, написала папе короткое сообщение и отчалила нахрен из жизни близких…

– Лиз, – я пересела на соседний стул, вытянула свою младшую сестру из рук мамы, обняла и поцеловала в щеку, по которой уже катились ручьи чёрных слез. – Как твои дела?

– Дела? – она открыла рот, пока я салфеткой стирала следы горечи с её милого личика. – Хорошо…. Нашу квартиру затопили, вчера спустило колесо, и я два часа ждала, пока папа приедет за мной, а мама считает, что на свадьбу мне непременно нужно выбрать зеленое платье, потому что этот цвет мне к лицу.

– Конечно, к лицу, – я чмокнула её в нос, ещё раз обняла и вернулась на свое место. – Мама, как твои дела?

– Я вчера сожгла утку, оставив отца без праздничного ужина. Не поверишь, но пришлось заказывать пиццу. Впервые за тридцать пять лет совместной жизни мы отмечали годовщину на диване, поедали фастфуд и смотрели «Титаник», – мама щурилась, пытаясь не показать слез в глазах. Нежно гладила мою руку и улыбалась. Мамочка моя…

– А я чуть Королёва не довела до инфаркта, – хихикнула я и принялась поедать вкуснейшую пасту. – Заказала светло-коричневую штукатурку, а привезли, как он выразился, цвет испражнений единорогов.

– Представляю, как он орал.

– Ещё бы!

– Мирон, кстати, с девушкой живет, – мама улыбнулась и закатила глаза. И если бы мы были одни, она бы воскликнула: «Хвала небесам!». Королев был её любимчиком, она с детского сада обожала этого мальчишку с синими глазами. – А Царёв для Катерины такую свадьбу забабахал – закачаешься.

– Королёв? – мы с Лизонькой хором воскликнули. – Ты серьезно?

– Да, – закивала мама. – Мне Сашина мама сказала. Вот тебе и холостяк!

– У него сын есть, – запоздалая мысль обухом огрела меня по голове. А ведь я у него даже ничего не спросила…

– Сын? – и пришла очередь восклицать маме с сестрой. – Откуда сын-то?

– Не знаю, мам…

Так мы и просидели, перекидываясь новостями. В основном говорили мои девочки, пытаясь экстерном заполнить мои пробелы, появившиеся за много лет. А после обеда мы дружно побежали в торговый центр.

Признаться, это было волшебно. Мама смеялась, когда Лизка из горы тряпок вытаскивала самое ужасное одеяние и фантазировала, как Царёв нас на кусочки порвёт, если вся толпа будет таращиться на трёх идиоток в лосинах кислотного цвета. И я даже потеряла счет времени, потому что было полное ощущение счастья. Герман прав… Берешь и делаешь! Встречаешься с родными, сплетничаешь, примеряешь тряпки, пьешь облепиховый чай в кофейне, разглядывая посетителей, короче, вбираешь, как губка, эмоции этого дня до последней капли.

– Сеня, это твой телефон, – мама перекладывала пакеты из багажника своей машины в мою.

– Точно! – нырнула в салон, где под ворохом Лизкиных покупок была похоронена моя сумка. – Алло.

– У тебя есть сайт? – пропустив приветствие, захрипел в трубку Королёв.

– Нет…

– Жаль… А то бы я тебе такой отзыв оставил, Сеня, в жизнь бы не отмыла свою репутацию. Какого хрена в центре моего кабинета стоит блядский красный диван?

– Так надо, Мирон, – я шипела от собственной тупости, потому что напрочь вылетело из головы попросить Нику укрыть его. Ну, все… Конец моему счастью…

– Кому надо? Мне – нет!

– Мирон, успокойся. Ты на следующей неделе въедешь в свой охрененно стильный и максимально брутальный офис и всё увидишь. Ну кто полдела оценивает?

– Мишина, пятнадцать минут… У тебя есть ровно пятнадцать минут, чтобы привести аргументы, иначе от этого красного убожества останутся одни лохмотья.

– Нет! Мирон, он стоит дороже, чем моя работа! Не трожь!

– Четырнадцать минут…

– Зараза… – хотелось расплакаться, потому что я с таким боем вырвала у знакомого перекупа, таскающего дизайнерскую мебель из Италии. Да я ему такой процент отстегнула, что у него там жопа треснуть должна была! Ну, нет… Королёв! Будет у тебя в кабинете красный диван! Я сказала будет, значит, будет!

Я быстро распрощалась с девчонками и помчалась дворами в сторону офиса, где на один труп станет больше, попутно набирая номер подруги.

– Ника! – верещала я, пытаясь обогнать аккуратного дедушку на дороге. – Иди в кабинет своего шибанутого начальника, ложись на диван и до моего приезда не смей вставать!

– Раздеться? – томно протянула Ника, уже много лет пускающая на нашего красавца слюнки.

– Точно! Ника, раздевайся и ложись. В таком виде он тебя не тронет.

– Сень, он меня уволит!

– Мы его засудим, подруга. Ни один суд не одобрит увольнение обнажённой женщины! Умоляю!

– Сеня… Он не один там…

– Ника, я всем фото твоё с прыщом покажу…

– Понял… Пошла на амбразуру…

Я неслась, как угорелая, оставив машину на парковке какого-то бара, а потом и вовсе побежала напрямую через сквер, чтобы сэкономить время. Проблема в том, что друзья мои королевских кровей, которые очень скоры на расправу. Медлить просто было нельзя!

В приёмной было пусто, а массивная дубовая дверь в кабинет приоткрыта, откуда рвался крик, визг и громкий знакомый смех…

– Не смей! – взвизгнула я, видя, как Королёв стаскивает подругу с дивана за ногу. Только вот смеялся не он…

– Мишина, я серьезно уже пожалел, что связался с тобой. У тебя на все свое мнение, с которым невозможно спорить. А как же клиент всегда прав? Я и так уже столько тебе позволил!

– Королёк, родненький…– я звездой упала на замшевый диван, пытаясь обнять спинку руками. Сабо шлепнулись на пол, а я вскочила на сидение с ногами, отмахиваясь от его ручищ сумкой. – Тебе понравится…

– Уйди, Вероника… – хрипел Королёв, отбиваясь от подруги, что пыталась защитить меня, вскарабкиваясь ему на спину.

– Мирон Михалыч, мы же не одни! – визжала Ника, пытаясь оглушить его, пока я лупила сумкой по ручищам.

– Какая прелесть… – знакомый голос прорывался сквозь громкий смех, запуская по моей спине табун мурашей. Я зажмурилась, опустила руки, на мгновение погружаясь в тёмные воспоминания. Этим и воспользовался Королёв.

– Сеня, угомонись, и хватит меня бить своей сумкой! – Мирон вырвал моё подручное оружие, вскинул себе на плечо и в два шага пересек кабинет, сбросив, как балласт, прямо на стол, прижал ногой, а сам стал срывать мою верную и отважную подругу, что не столько держалась за своего начальника, сколько старалась облапать то, к чему ей не давали доступ так долго. Но это было не важно… Лежала спиной на холодном стеклянном столе, жмурясь, как идиотка, потому что прекрасно знала, что, открыв глаза, не обрадуюсь…

– Здрасьте…

Его это «здрасьте» прозвучало, как удар колокола. Все звуки стихли, погружая меня в вакуум темноты, где был только его голос…, распахнула веки, наткнувшись на пару чёрных, как ночь, глаз с застывшими чаинками на дне…