Его Мишень

Глава 27.

Мишель.

– Привет, Егор! – крикнула я мальчишке, сидящему на искусственном газоне футбольного поля. Он отчаянно шнуровал кроссовки, делая вид, что очень занят, чтобы не пересекаться со мной взглядами.

– Здрасьте, – буркнул парень, но головы так и не повернул. – Вы опять убегаете от кого-то?

– Нет, просто пошла в парк гулять, – перепрыгнула через газон и подошла к оградительной сетке вплотную.

– На ночь глядя? – парень театрально закатил глаза и усмехнулся.

– А что? Думаешь, опасно? – присела на корточки, чтобы рассмотреть его лучше. За пару недель волосы парнишки отросли ещё больше, а на коленях появилась пара свежих ссадин. Изо дня в день выискивала этого не по возрасту серьёзного мальчишку с балкона, сама не понимая, какого чёрта делаю. Он просто поселился в моих мыслях, и дело даже не в жалости, которую так или иначе вызывала его непростая судьба, сколько глаза. Такие взрослые, глубокие и наполненные смыслом. Не было в них лёгкого веселья, как например, у Мишки Королёва, но там было что-то другое. Такое нежное, трогательное и до боли манкое.

– Я думаю, что девчонкам не стоит одним гулять по паркам.

– А ты чего тогда тут один сидишь?

– Пф-ф-ф… Ксюша, но я же не девчонка. Кольку жду, он должен прийти мяч погонять, а потом заночую у него, если маман не прогонит, а то на свой автобус я уже опоздал, а пешком идти нет желания. Детям, кстати, тоже опасно бросить по ночам, – усмехнулся он снова, но уже повернул голову, демонстрируя ямочки на щеках.

– А хочешь со мной? – я почему-то схватила его за руку сквозь сетку. – Пойдем? Покатаемся на колесе обозрения? А то я одна боюсь, а перед ребёнком стыдно будет визжать, как чокнутая.

– Ксения, мы же договаривались с вами не пересекаться больше. Суп был вкусный, но вы мне ничего не должны, – парень вдруг снова перешёл на «вы», пытаясь воссоздать дистанцию между нами. Косился на мои пальцы, так отчаянно сжимавшие его ручку.

– Ну, что, тебе жалко, что ли? Давай сделаем вид, что я тебя на аттракционах катаю? А то меня быстро в дурку упрячут.

– Нет, я так Кольку пропущу и пешком топать придётся.

– У меня переночуешь, – я крепче сжала детскую ладошку. – Пойдем, Егор. Очень надо.

– Ну, ладно, – вздохнул малыш, поднялся и забросил за плечо весьма тяжелый рюкзак. Он ловко взобрался по сетке и перемахнул через забор. – Идём на твои карусельки. Ты и правда, как маленькая девчонка. В куколки не играешь по ночам, пока никто не видит?

– А почему ты сбегаешь? – я снова сцапала его за руку и потянула на тротуар, ведущий к чёрному входу в центральный парк. – Тебя там обижают?

– Нет, кто меня может обидеть, Ксюш? – Егор расхохотался и расслабил руку. – Просто я люблю свободу. Ненавижу эти стены, жалостливые глаза детей и безэмоциональных воспиталок. А ещё ненавижу дни, когда счастливые взрослые приходят на экскурсию, чтобы поглазеть на нас, как в контактный зоопарк. Вот в эти дни я и сбегаю. Просто брожу по городу, пока погода хорошая. Я ничего плохого не делаю, честно. Ты мне веришь?

– Верю, Егор, – сжала его пальчики, чувствуя, как важно это слышать мальчишке. – Просто это опасно. Наверное, всё же нельзя убегать и слоняться по городу до темноты. И ночевать у друзей тоже не безопасно.

– А сидеть на краю балкона безопасно?

Я дышать перестала, смотря в не по-детски серьёзные глаза. Егор смотрел открыто, бродил по лицу взглядом, словно пытался запомнить. Щурился, испытывая меня на прочность, искал слабость, но я не дала этого. Сжалась в комок, но не выдала ни единой эмоции, стойко проходя испытание, уготованное пацаненком.

– Ну? 1:1? – подмигнул он и, наконец-то, рассмеялся, разряжая напряженную обстановку. – Давай просто погуляем? Без вопросов дурацких, потому что ни тебе, ни мне отвечать на них не хочется.

– Давай…

Мы ели мороженое, закусывали хот-догами и запивали сладкой газировкой, а потом прокатились почти на всех каруселях. Егорка так крепко держал меня за руку, даже ни разу не выдав эмоции страха. Неприятные темы мы больше не затрагивали, обсуждая школьные предметы, я слушала рассказы про учителей и смешила его байками про проделки Королёва и Лёвки в школе. А потом мы ещё долго гуляли по извилистым тропинкам, следуя от фонаря к фонарю. От света к свету… И даже не заметили, как упёрлись в подъезд моего дома.

– Идём, Егор, – шарилась в сумке, отчаянно делая вид, что ищу ключи, но на самом деле прятала испуганный взгляд, что этот вечер может закончиться.

– Нет, я пойду к Кольке.

– Уже поздно. Мать Кольки точно будет ругаться, а у меня некому ругаться. Идём давай, купила приставку, а так ни разу и не играла, потому что не умею, да и скучно одной.

– Приставка? – взвизгнул парень, наконец-то выдав по-настоящему детский восторг. Маска строгости слетела с него быстрее ветра, глаза засверкали, а губы растянулись в такой довольной улыбке, что сердце сжалось от умиления. Ребёнок… Всё же есть в нём то, что так отчаянно пытается спрятать от посторонних глаз. Есть…

– Ага. Научишь? – открыл дверь и замерла в ожидании его вердикта.

– Научу, – кивнул Егорка и стянул бейсболку, входя в подъезд. – Сначала сам разберусь, а потом и тебя научу.

Я чуть не завизжала от радости. Почему-то именно сегодня мне совершенно не хотелось оставаться одной. Мы молча доехали до нужного этажа, вошли в тёмную квартиру, а когда врубился свет, Егорка расхохотался и стал гонять воздушные шары по квартире. Малиновые пузыри колыхались, жалостно стуча по потолку. Квартира задрожала от детского заливистого смеха и быстрого топота ног по паркету. Странный звук сначала пригвоздил меня к полу, но я быстро очнулась, понимая, насколько глупо выгляжу сейчас. Мне не завоевать его доверие, транслируя страх, растерянность и слабость. Нет, Егорка… Я сильная.

– Как красиво!

– И не говори, – скинула кроссовки и пошла на кухню, чтобы поставить чайник. – Хочешь есть?

– Нет, – замотал головой Егор, отведя взгляд в сторону.

– Ну, ты как знаешь, а я всё же сделаю бутербродов, иначе просто не усну. Мой руки, включай телевизор, а я сейчас.

– Хорошо! – Егор выпустил ленты шаров и побежал в ванную комнату. А я не могла унять улыбку, лишь назойливая мысль, что червяком копошиться начинала при малейшей вспышке экрана телефона.

Накромсала пару огурцов, варёную колбасу, сыр и батон на подносе. Достала коробку сока, налила чай и выставила всё на журнальный столик.

– А у тебя очень красиво и уютно, – Егор открыл свой рюкзак. И, к моему удивлению, достал аккуратно сложенные чистые вещи. Я даже рот открыла, осматривая стопку, поверх которых лежала чистая пара носок. – Можно я умоюсь, чтобы не ложиться спать грязным?

– Конечно, – закивала, как сломанный болванчик, и подскочила к шкафу, чтобы выдать пацанёнку полотенце. – Сам разберёшься?

– Пф-ф-ф-ф, – Егор взял полотенце и ушел, оставив меня в полной растерянности. Я косилась на открытый рюкзак, борясь с желанием посмотреть, что там. Но не поддалась любопытству, прекрасно понимая, что любому человеку нужно личное пространство, чтобы пережить свою боль. Уж кто-кто, а я это прекрасно понимала. Пока парень плескался в ванной, тоже переоделась в пижаму, смыла косметику и заплела волосы в косы.

Я скинула диванные подушки на пол, застелила постельное бельё и принесла одеяло. Включила телевизор, кое-как подсоединила приставку, которую почему-то купила и для себя, когда обустраивала комнату Королёва младшего. Для себя ли?

– Что, правда приставка есть? – хмыкнул Егор, осматривая экран телевизора. – Я думал, что обманула.

– Зачем мне тебя обманывать?

– А взрослые делятся на две части. Первые отворачиваются, чтобы не испытывать жалость, а вторые ей упиваются. Сразу начинают лезть под кожу, чтобы удовлетворить своё любопытство, топят в нравоучениях, давая никому ненужные советы. А вот кто ты?

– Я? – прикусила щеку, чтобы не распахнуть рот в изумлении от столь взрослых размышлений. – Я просто одинокая, Егор. И мне очень нравится проводить с тобой время. Не потому, что жалко, а потому, что ты прикольный.

– Хм, – Егор сложил стопку с грязной одеждой на пол, покосившись на белоснежную простынь и сел на диванную подушку. – Ну, давай играть тогда?

– Хочешь, я постираю? К утру всё высохнет, —максимально спокойно спросила, засунув в рот бутерброд. Поставила поднос с едой перед нами и стала шваркать чаем, пытаясь заполнить тишину чавканьем.

– Хорошо, – тихо ответил Егор.

А я с облегчением вздохнула, взяла его вещи и понесла на кухню. Сердце бешено стучало, когда разбирала потрепанную одежду, но держалась изо всех сил, чтобы не спугнуть мальчугана. Мне почему-то было очень важно его доверие. Не нужна ему моя жалость, бесполезно это чувство. И для него, и для меня…

– Ну? Идёшь или уже сдаёшься?

– Иду, Егор… Иду…

Так мы и просидели у телевизора до поздней ночи, пока малыш не вырубился, крепко сжимая джойстик в своих руках. Он медленно съезжал по поверхности дивана, пока не упёрся носиком в моё плечо. А я застыла, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить его сон. Так и сидела, рассматривая красивое лицо, пересчитывала шрамы, рассматривала ссадины и перебирала взлохмаченные после душа волосы. И хорошо было. Спокойно. Я аккуратно взяла его на руки, прижала к себе всего на мгновение, но этого хватило, чтобы Егор глаза распахнул.

– Тш-ш-ш-ш, – опустила его на диван, укрыла одеялом и выключила телевизор, погружая квартиру в привычную темноту. – Спокойной ночи, Егорка.

– Спокойной ночи, Ксюша…

Я развесила его вещи на балконе, закрыла дверь и закурила, спрятавшись за ветвистой искусственной пальмой. Сжимала в руках телефон, но не для того, чтобы прослушать голос мужа, который уже не слышала почти неделю, а чтобы позвонить… Убежала из квартиры Германа, как истеричка последняя. Всю неделю просыпалась в поту, пытаясь отдышаться от воспоминаний, что отравили мои сны. Мне больше не снился Игорь, мои сновидения были пропитаны чужим голосом, чужим телом и чужими словами. Стоит лишь закрыть глаза, как мир начинал крутиться сломанным колесом обозрения, подкидывая не вид города, а поджарое тело Германа, странную татуировку и шальной блеск глаза. Эх, Гера…

Мчалась в машине по городу, уничтожая себя тоннами оскорблений и жгучей ненавистью. Если б могла, то придушила, лишь бы вырвать всё произошедшее из головы. А влетев в квартиру, первым делом легла в горячую ванну, чтобы вытравить его запах из своей кожи. Он, как наваждение, что уже никогда не исчезнет. Заставила себя не думать о нём. А он и не звонил…

Я каждый день прокручиваю в голове то злосчастное утро. Проснулась от дикого сердцебиения, что было предвестником надвигающейся панической атаки. Всё было чужим… Квартира, вчера казавшаяся тёмным уютным пузырём, стала обретать реальные черты, выдавая в своём интерьере характер её владельца: практически чёрный паркет, светлые тона и контрастные стены, отделанные натуральным деревом. Чётко, по делу, со вкусом и без мишуры. Прямые линии, простые цвета, лаконичная мебель и ни единого следа женщины, уж мне в силу профессии, это очень бросалось в глаза. Помню, как повернулась и долго рассматривала его красивое лицо, что во сне теряло свою жёсткость: линия скул уже не грозила порезами, губы становились мягче, а из глаз не сыпались искры, лишь по-детски громкое сопение заполняло тишину спальни. Ладонь вспыхнула от желания притронуться, чтобы убедиться, что не сон это… И тогда меня накрыло. Затряслась, как лист осиновый. Хотела было сбежать, но сил не было, поэтому просто замоталась в простыни, как мумия, и стала покорно ждать его пробуждения. В голове летали его откровения, комплименты и хриплые стоны, не дающие и шанса пробиться голосу Игоря.

Герман не мог не проснуться от моей немой истерики. А как только набралась смелости и скрылась в ванной, руки сами потянулись к телефону. Рыдала не от сожалений, а от беспомощности и осознания, что собственными руками открываю ящик пандоры. Понимала, что Герман слышит, но ничего не могла с собой поделать. Действовала, как кукла, бездушная и безжалостная.

Он имеет право злиться. И даже если будет делать вид, что не произошло ничего, тоже будет прав. Гера с такой стойкостью терпел побои, даже бровью не повёл, когда я ногтями раскрасила его мощную спину, щедро засыпав беспочвенными обвинениями. Да мне голову сорвало, когда он конверт мне на стол бросил, я даже не задумалась заглянуть в него, потому что боялась испачкаться. Казалось, что если увижу сумму, в которую меня оценили, то уже никогда не отмоюсь от унижения. Поэтому и решила растоптать его. Получилось… Поэтому и не звонит. Знать больше не хочет.

– Дура! – шептала я, набирая его номер по памяти, что вновь и вновь повторяла перед тем, как погрузиться в сон, наполненный эротическими сценами, вырезанными из той ночи. Дни превратились в карусель, вращающуюся вокруг этого мужчины, что за ночь сломал мою конуру и цепь сорвал, на которой я покорно сидела много лет. А я? А я снова в неё залезла и для удавки шею подставила.

«Абонент временно недоступен…»

Сухой голос автоответчика уже в который раз разбивал моё обеспокоенное сердце. Исчез… Как раз тогда, когда так нужен!