Солнце настойчиво пробирались под веки, но я не мог открыть их. Быстро прогнал воспоминания вчерашнего дня, чтобы вспомнить, где нахожусь. Резко втянул воздух, уловив знакомый аромат земляники от подушки, и только тогда распахнул глаза, чтобы осмотреться. Большое панорамное окно было украшено розовыми занавесками, а на полу стояли горшки с цветущими орхидеями разных цветов. На прикроватной тумбе лежали украшения и фоторамка, с которой на меня смотрела беззубая, но очень счастливая Ксюша. Малютка висела на руках отца, улыбалась воздушному шарику, привязанному к запястью. Сонливость моя треснула гранитным камнем, когда взгляд увидел старенький пошарпанный смартфон, выглядывающий из-за золотистой рамки. Но не успел я погрузиться в тяжёлые мысли, потому что почувствовал горячее дыхание у своего затылка. Рядом…
Мои ощущения от этой странной девушки парадоксальны. Она словно броню мою сдирает слой за слоем, пробираясь туда, где ещё никого не было. Её острые коготки больно царапают шкуру, словно напоминают, что жив ещё. Поймал себя на мысли, что ощущаю слабость перед ней. Не физическую, не моральную, а такую странную… эмоциональную. Будто её слова, взгляды, внезапные слезы бурю в душе вызывают. И вроде бы исчезнуть было правильнее, чтобы не ломать то, что уже сломано до меня, но не могу… Она для меня идеальная, даже когда бежит босиком под дождем, нарочно прыгая по лужам, когда трясется от страха или пытается убежать. Вот и весь парадокс. И идеальным может быть то, что надломлено и загнано в угол.
– Ты опять думаешь, Гера? – её губы заскользили по шее, вроде едва касалась, а кровь забурлила. Член мгновенно напрягся, а ладони вспыхнули желанием прикоснуться. – Я же говорила, что тебе вредно думать.
– А ты лежишь, – перевернулся на другой бок, наткнувшись на копну шоколадных волос, закрывающих её лицо. – Не убегаешь, не трясешься от ненависти, и даже голос твоего мужа слух не режет. Что с тобой, Мишель? Заболела?
– Думаешь? – Сеня смахнула волосы и зыркнула на меня своими хитрющими глазками, будто затеяла что-то. И как подтверждение моих догадок – заёрзала рукой под одеялом, настойчиво откидывая ткань, пока не коснулась груди там, где татуировка. – Я думала, что у мужчин по утрам с этим всегда все хорошо.
– Я смотрю, тебе тоже думать вредно?
– Есть предложения? – Сеня заскользила рукой по груди, прессу и так ловко подцепила резинку боксеров, что я не успел проглотить рвущийся рык. – Или ты меня наказываешь?
– А есть за что? – напрягся, чтобы не прижать её к себе, лишая возможности истязать меня своей лаской. Но не стал… Расслабился, отдавая своё тело в её шаловливые ручки.
– За непослушание, Гера. За что же ещё? – Сеня пробежалась пальчиками по стволу и резко сжала пульсирующую от нетерпения мышцу.
– Значит, ты признаешь, что была плохой девочкой?
– А это вам придётся доказать, товарищ прокурор.
– Тогда предлагаю начать следственный эксперимент, – рассмеялся я, чтобы отвлечь её внимание, а потом подцепил шелковую сорочку и потянул вверх. Ксюша даже не сопротивлялась. Податливо подняла руки, а потом дёрнулась, скинула одеяло и перекинув длинную ножку села сверху, плавно покачивая бёдрами на моём пульсирующем члене.
– И какой? Будешь допрашивать с пристрастием или сразу к пыткам приступишь?
– Плохо ты знаешь работу органов…
– Каких? – она храбрилась, говорила такие милые пошлости, а сама румянцем заливалась. И было в этом что-то такое охренительно возбуждающее, что дышать трудно становилось. Её пальцы, как магнитом, тянулись к татуировке. Действовала всегда одинаково: сначала обводила контур, повторяя рваные линии, а потом ладонью начинала гладить, повторяя рисунок мазка кисти, после чего пыталась стереть, желая увидеть оголённое сердце.
– Внутренних дел, Сеня. Органов внутренних дел… – приподнял бёдра, помогая её резким, суетливым попыткам стянуть боксеры. Стал осматриваться в поисках своих вещей.
– Это ищешь? – она нагнулась, скользя напряженными сосками по моему лицу, а потом и вовсе вскрикнула от моего укуса. Втянул упругую вершинку, прижал зубами и стал играть языком, слушая самую о*уительную музыку утра – её стыдливые, неуверенные стоны. Сеня подняла с пола мой портмоне и восторженно махнула им в воздухе, как трофеем.
– Обыск уже был? – я пересилил себя и разжал зубы.
– Конечно, – Сеня выпрямилась и снова качнула бёдрами. Жар её желания обжег меня, головка члена проскользила по влажным складочкам. – Я сразу истребила всю наличку. Так… На всякий пожарный случай.
– Пожарных звать ещё будем?
– Нет, Гера, – хохотала она, опьяняя меня своими неторопливыми ласками. – Прокуратуры будет достаточно.
– Слава Богу…
Смеялась, закидывая голову так, что было видно напряженную венку во впадине шеи. Сеня смело раскрыла портмоне, вытащила оттуда презерватив. Сука… Это было великолепно. Я закинул руки к изголовью, останавливая самого себя, чтобы не потревожить эту её неуверенную утреннюю смелость. Нравилось мне это… Пиздец как нравилось. С нескрываемым любопытством следил за каждым её движением, наслаждался неопытностью, смущением, что скрывались за громким смехом, и просто кайфовал.
Её длинные тонкие пальчики намеренно медленно скользили по стволу, сжимая беснующуюся от нетерпения плоть, грудь покачивалась, дразня крохотными бусинками сосков. А когда она, поёрзав от нетерпения, стала опускаться, медленно впуская меня в свой рай, подставил руки. Мы переплелись пальцами, и тут я пропал…
Её припухшие губы распахнулись, выпуская вздох облегчения, а тело стало извиваться. У нее не было конечной задачи, она просто выгибалась, наслаждаясь откликами удовольствия своего тела. Я то и дело усиливал её ощущения, поддавая бедрами вперед, и тогда Сеня вскрикивала и замирала, упиваясь этим мгновением. Опиралась на мои руки и танцевала свой ведьмовской танец, раздувающий пламя, в котором мы сгорим вместе. Не отводила глаз, не пряталась, позволяла наслаждаться самым охренительным видом.
С каждой секундой движения становились быстрее, она все выше приподнималась, а я подстраивался. Не торопил, терпел, стиснув зубы, потому что это дорогого стоило. Каждый её смелый взгляд, откровенный стон и это крепкое сплетение пальцев, как апогей доверия – все это было выше моих самых смелых ожиданий. Мы оба были за гранью. Она за чертой смелости, которую ещё никогда не переступала, а я ещё никогда не был безволен в сексе. В голове вспыхнуло воспоминание нашей переписки: либо ты её, либо она тебя… Так вот, сегодня меня впервые оттрахали, и это официальное заявление, товарищи…
Когда Сеня стала захлебываться в ощущениях, часто дышать от усталости, я подхватил её за бедра.
– Гера… – шептала она, впиваясь ногтями мне в плечи, когда я резко опускал её на себя…. – Гера…
Моё имя ещё никогда не звучало так эротично… Бля**, какое чудное утро.
– А-а-а-а… – захрипела она, обессилев окончательно, и рухнула мне на грудь.
Прижал её к себе, скинул на бок и прижался грудью к спине, перекинул её ногу и вошёл как раз в момент её оргазма. Сеня взвизгнула и впилась зубами мне в руку, на которой лежала, а потом стала покрывать укус мелкими поцелуями, будто рану зализывала. Она повернула голову так, чтобы в глаза смотреть, а взгляд её был пьяный-пьяный… От удовольствия, а на губах играла улыбка умиротворения…
– Рано, детка…Рано… – впился губами, наслаждаясь теплом и мягкостью губ, сжал правую грудь и заскользил по телу. Зафиксировал её бёдра, чтобы толчки были резче, а пальцами закружил вокруг клитора. Сеня кричала, пыталась прервать поцелуй, но вскоре застонала с новой силой и стала подмахивать бёдрами в такт. И лишь когда нас обоих затянуло в очередной тайфун удовольствия, я отпустил её губы, чтобы видеть бесконечность в её карих глазах… Вот так, девочка. На меня смотри. Здесь и сейчас…
– В каком приложении поставить звездочку работе ваших внутренних органов? – хрипло рассмеялась она, роняя голову мне на грудь.
– Можешь написать отзыв на сайте знакомств.
– Хрен тебе, Гера!
– Ну, вот… Жадные нынче клиенты пошли. Ну, на завтрак-то хватит твоей благодарности?
– Ну, нет… Придётся раскошелиться…
А я и не был против… Отрабатывал сытный завтрак в душе, пока она не обмякла в моих объятиях, подавая признаки жизни лишь частым сердцебиением, и тогда я обласкал её тело руками с гелем для душа, укутал в халат и вытолкнул из ванной.
Мне нужно было время отдышаться. Не физически, а эмоционально. Она меня сжирала без остатка, убивала своими взглядами, откликом на мои прикосновения и тем, как наши тела чувствуют друг друга. Было стыдно признаться самому себе, что подобное у меня впервые. Чтобы женщина настолько понимала тебя, опережая на полшага в желаниях, ловила ритм, послушно подмахивала бедрами не чтобы облегчить работу, а чтобы получить сполна свою долю удовольствия. Жадная… Такая же, как я, только пока не понимает этого.
Это было не просто хорошо, это было охренительно…
– Твой телефон сейчас взорвётся от звонков! – Сеня смело открыла дверь и помахала светящимся экраном моего смартфона.
– Щетка есть?
– Есть, – она вручила орущий гаджет, достала из тумбы новую зубную щётку и, задержавшись в пороге на мгновение, чтобы ошпарить любопытным взглядом, исчезла.
– Да…
– Керезь! – вопил Королёв в трубку. – Ты решил слиться?
– В смысле?
– Царёв меня сейчас живьём закопает, что тебя до сих пор нет на репетиции. Ты нашего отличника не знаешь, что ли? Он же уже вторую неделю повторяет, чтобы все были к одиннадцати на генеральный прогон. И не дай Боже, Сане не понравится то, как ты дышишь.
– Бля… Мирон, ты решил мне испортить утро из-за этой ерунды?
Пока Королёв извергал ругательства, я успел умыться, почистить зубы и даже укутался в розовый махровый халат, который еле сомкнулся на мне.
– Я буду позже, Королёк. Так и скажи ему.
– Вот прям так и сказать?
– Да, мне ещё с Петровым вопрос решить надо, а то вчера не удалось встретиться, – я вышел из ванной и очумел…
Сеня стояла в зале и гладила мою одежду. Она смотрела телевизор и ловко орудовала утюгом, придирчиво проходясь по складкам рубашки.
– А ты куда вчера свалил, Керезь? Лёва из-за тебя еле дышит, вчера Петрова до поздней ночи спаивал, ну и себя заодно. И ничего, стоит в шеренге, слушает наставления, хватаясь за жизнь изо всех сил.
– Дело было важное. Всё, мне пора, позже увидимся.
– Так… Чую я, что ты мне что-то не договариваешь.
– Мирон, займись делом и отвали от меня, друг… – бросил телефон на комод. – Хм… Это уже оплачено? Или ты меня в финансовую махинацию втягиваешь? Типа, прибыль сейчас, а платите потом?
– Идем завтракать, товарищ прокурор, – рассмеялась Сеня, повесила рубашку на плечики и махнула рукой на кухню. Я ещё не видел её квартиру при свете дня, поэтому шёл следом, осматриваясь. – Нравится?
– Нравится, – сказал и челюсть распахнул. Сеня стала шустро раскладывать овсяную кашу по тарелкам, на столе появилась сырная нарезка и ветчина.
– Я надеюсь, что ты ешь кашу и не станешь плеваться от не царского завтрака? Кофе сделаешь? – она нарезала хлеб и опускала в тостер.
– После армии я вообще всеядным стал. Там всем пофиг, кем ты был, какие погоны носил, в чьих кабинетах бывал. Ешь, что дают, делай, что говорят, и кайфуй. Все равны.
– Но всегда есть кто-то ровнее.
– Да, но эти шероховатости хорошо корректируются по ночам, поэтому всё же все равны.
– А я все голову ломала, почему силой от тебя веет. Это отпечаток прошлой жизни? – Ксюша отрезала ломтик огурца и втолкнула мне в рот таким странно естественным жестом, будто делала это каждое утро…
– Это характер, Мишель, из-за которого я и лишился той самой жизни. Несгибаемых не любят.
– Ты жалеешь?
– Нет. Я быстро отучил себя оборачиваться назад, потому что так и напороться можно. Вперед всегда смотри, Сень. Только вперёд.
– Где же ты был раньше? – она подтолкнула меня к столу. – Ешь давай, а то остынет, товарищ прокурор.
Это был завтрак из рекламы сока, ей Богу! Она щебетала о ерунде, рассказывала, скольких трудов ей стоило достать тот злополучный красный диван, ругала упёртого Королёва и планировала повлиять на него через Олю. А я молчал, наворачивал наивкуснейшую кашу, не стандартную из ресторана, а домашнюю, приготовленную так, как я люблю. Не сладкую, как принято готовить, а солоноватую, будто она знала о моих вкусах. Ксюша бросала ложку, намазывала хлеб маслом, укладывала ломтик сыра и вкладывала бутерброд мне в руку, когда видела, что предыдущий съеден. В её движениях не было наигранности. Она не хотела обворожить, пустить в глаза пыль заботы, нет. Просто отпустила себя. Сидела, подобрав под себя ноги, смущенно стягивала полы халата, забыв, что ничего нового я уже там не увижу.
– Курить? – она собрала тарелки, убрала в посудомойку, подлила свежую порцию кофе и поставила на стол пепельницу, распахнув окно настежь.
Я прикурил, пытаясь успокоить буйство мыслей, но облегчение не наступало. Понимал, что на сегодня у меня дел вагон, но ноги упорно не несли меня в реальность. Хорошо было на этой небольшой кухоньке в компании девушки в простом белом халатике, в чьих глазах была бесконечность.
– Я вижу, что ты хочешь что-то спросить, – Сеня пила кофе мелкими глотками и смотрела в окно, будто высматривала во дворе кого-то.
– Просто вижу, что тебе хочется что-то рассказать.
– Я хожу к психотерапевту, – выдохнула она с таким облегчением. – Уже было два сеанса.
– Молодец. И как?
– Мне хочется сдохнуть, Гера, – Сеня встала со своего стула, села мне на колени, обняла за шею, уложив голову на плечо, чтобы спрятаться от моего взгляда. А я и так все чувствовал. – Мы с Игорем встречались со школы. Все твердили, что мы идеальная парочка, а мы им сначала подыгрывали. И, наверное, заигрались. Он был моим первым и единственным мужчиной…
– Ненавижу быть вторым, – хмыкнул я, обнимая её за талию крепко, чтобы меня чувствовала, а не возвращалась к мыслям о нём.
– Поженились сразу после школы, а потом началось… После второго курса папа взял его к себе на работу, а Игорь быстро понял правила игры и стал дергать отца за нужные ниточки. Видела, но ничего не делала, потому что он так вовремя меня отвлекал: новая квартира, обустройство, первый самостоятельный быт, а потом диплом, первая работа… Вот после универа и началась моя веселая жизнь. Он гулял, я ждала. Звонил пьяный, я мчалась. Правила всегда были просты: он подает, я отбиваю. И так долгие годы… Я придумала себе мужа, Гера… Понимаешь? Придумала! Сама его вылепила по кусочкам из осколков счастья. Я же правда забыла обо всем… Гера! За шесть гребаных лет ни разу не вспомнила ни о чём плохом, застряла в собственной иллюзии, от которой жить не хотелось.
– Ксюш, – я словно расплавленную сталь глотал. Все эти разговоры о её муже порезы оставляли, стискивал зубы и делал вид, что все нормально. – Ты не представляешь на что способен мозг, чтобы защитить себя от сумасшествия, горя и боли. Он способен затмевать плохое яркими обрывочными воспоминаниями, щедро приправленными воображением. Горюем не по реальности, а по тому, что могло бы быть…
– Я носила ребёнка… И это был не просто выкидыш, Гера… Я горем своим убила своего ребёнка. Меня стимулировали, чтобы родила своего мертвого сына… не видела, но все чувствовала. Тогда я и наглоталась таблеток, а потом слиняла, чтобы в глаза никому не смотреть и горевать о том, что могло быть…
– Сеня… – после этих слов я не мог уехать. Взял её на руки и понес на диван. Укутал в плед, уложил на коленях и включил телевизор. Так мы, обнявшись, смотрели субботние передачи, смеялись над роликами про домашних животных, игнорируя разрывающиеся телефоны…