Его Мишень

Глава 37.

Голова гудела так, словно по ней пробежало миллион маленьких, но злобных липриконов, стуча поварешками по пустому котелку. Еле разлепила веки, пытаясь понять, где я. Так… Занавески, орхидеи, плюшевый медведь в углу… Я дома. Прекрасно.

Шаркнула рукой по простыне за спиной, словно хотела почувствовать тепло мужского тела, о ладонь обожгло холодом пустоты.

– Дура… Кого я хотела там обнаружить? Германа, от которого вчера весь вечер бегала между гостей быстрее официантов? Или Игоря?

Рухнула на спину, уставившись в потолок. Картинки вчерашнего дня кадрами диафильма заскакали перед глазами, быстро сменяя друг друга, пока не зацепились о тощую блондинку модельной внешности.

Злость мгновенно забурлила, я даже вскочила с кровати и бросилась в душ, чтобы остыть. Кровь кипела от негодования и едкого выброса позабытой ревности, что ядом плескалась во мне, лишив сна и возможности думать более-менее рационально. Что я о ней знаю? Красива безбожно, утончена и остра на язык, правда взгляд у нее такой колючий, что не бьется с ангельской внешностью, от которой можно задохнуться от умиления. Ах! Да… Чуть не забыла… Жена! Мать его! Она его жена!!!

Анастасия и не скрывала этого отталкивающего диссонанса, а наоборот, будто гордилась им, пользовалась на всю катушку. Поэтому так нарочито сладко смотрела Герману в глаза, ласково гладила его по плечу, по браслету часов и вызывающе эротично скользила пальчиками по шраму на его ладони, который я знала наизусть до малейшей рубцовой шероховатости.

Не знаю только для кого было это представление: для него или для меня, что забитым мышонком наблюдала за ними из своего воображаемого укрытия. Не слышала музыку, не видела лиц, сфокусировалась на столике, за которым ворковала парочка и медленно угасая догорающей свечой. От каждого её касания умирала, чувствуя, как сердце пропускает удары, сбиваясь с ритма. Глотала слёзы, лелеяла жалость к самой себе и жадно ловила скупую мужскую мимику. Герман сидел на ступенях лестницы, откинув корпус чуть назад, так откровенно наблюдая за мной меж мелькающих в танце гостей. Я не могла увидеть его глаза, подбирая лишь крохи движений, по которым могла только догадываться что происходит на том конце набережной. Ловила себя на мысли, что готова сорваться, чтобы просто прижаться к нему на зло всему миру! На зло самой себе, своим страхам и любопытным взглядам, но тоненький голосок блондинки вновь и вновь повторял в моей голове гадкое слово «жена»…

Дура! Дважды дура! А ведь я проверяла кольцо на его пальце ещё в том чёртовом ресторане, да и Гера тут же ответил, что не женат.

– Ах ты подлый… подлый… Прокурор хренов ты, Герман Львович! – заорала я, что есть мочи и выскочила из-под упругих струй воды. Со всей дури толкнула дверь и пошлепала на кухню, оставляя за собой лужи воды. Всё равно было. На лужи, головную боль и странную одинокую тишину квартиры, лишь боль навязчивой стрекозой жужжала в голове, смешиваясь с пекучей ревностью. Мой Ментор! Мой он…

Но почему он так настойчиво требовал задать вопрос? Что я должна была сделать? Остаться? Наблюдать, как она на абсолютно законных правах лапает того, с кем я проводила ночи? Для чего, Гера? Чтобы посмеяться?

Бред! Он не такой…

Или такой?

От противоположных мыслей голова загудела ещё сильнее, а сердце затрепыхало, как ненормальное. Я, наплевав на гордость, вновь и вновь набирала номер Германа, чтобы услышать голос, приносящий в душу не смятение, а наоборот – райское спокойствие. Все становилось правильным, воздух свежим, небо голубым, а ощущения острыми, как лезвие стального ножа. Но телефон его бездушно посылал меня в дальние края холодом автоответчика.

Я отбросила телефон, укуталась в плед и пошла работать, наивно полагая, что станет легче. Ага… Три дня полагала. Потом ещё три дня ждала, но чуда так и не произошло.

Слонялась по квартире, смотрела в окна и прислушивалась к шагам за дверью, ожидая какого-нибудь дикого сюрприза в стиле Геры, но нет…

Этими напряженными мыслями я загнала себя настолько, что сумела закончить три проекта раньше срока, чем просто не могла не гордиться. П-ф-ф… Всего пять бессонных ночей, килограмм кофе и чёрные кратеры под глазами. Осталось только с офисом Королька покончить. Вот встречусь сегодня с прорабом, чтобы обсудить мелочи, всплывшие по ходу перепланировки и отделки помещения и позволю себе выдохнуть. Обязательно…

Бросила подозрительный взгляд на молчавший телефон, а потом рванула в спальню, мысленно лупя себя по рукам, чтобы не позвонить ему. Эмоции никак не стихали, сколько бы я себя не убивала работой.

– Сука ты, Керезь, – шипела я, надевая джинсовый сарафан. – Показал, как жить надо? Ярко, незабываемо… Вот только забыл сказать, что с собой все краски заберёшь! Или сам не знал?

Завязала волосы в хвост, взяла сумку и папку с проектом, и выбежала из квартиры.

Помимо Германа в моей голове зудела ещё одна заноза. Уже почти неделю не видела Егорку. По вечерам бродила по ЖК, караулила у спортивной площадки, вросла в кресло на балконе, лишь бы не пропустить мальчугана, но не было его. Поэтому я первым делом взяла курс на детский дом, не в силах больше томиться от неизвестности. Мне было необходимо знать, что у него все хорошо.

Город уже стряхнул со своих извилистых улиц утомительные пробки, перестал гудеть клаксонами нервных водителей, подсвечивая мне путь зелеными сигналами светофоров.

Здание детского дома было скрыто разросшимися кустами сирени, и лишь стертая вывеска над кирпичной аркой пробивалась сквозь прутья плюща.

Толкнула ржавую калитку и, еле от страха перебирая ногами, двинулась по растрескавшейся брусчатой тропинке.

– Валера! Где ты? – сначала в тихое пространства сада вырвался писклявый крик, а потом и появилась сухонькая старушка с идеальной буклей из седых волос. Женщина грозно размахивала кулаком, смотря мне поверх плеча, а ещё через мгновение мимо пробежал старик с раритетной метлой из сухих веток.

– Марь Семёновна, та здесь я… Чего шуметь-то? – мужчина затушил папиросу о подошву кирзового сапога и стал усердно заметать осыпавшиеся лепестки яблони. – Чисто же.

– Сегодня день открытых дверей, поэтому только попробуй смыться к собутыльникам своим непутёвым. И чтобы через час двор сверкал! – старушка топала ножкой в лодочке на маленьком каблучке, и только осыпав в спину дворника последнюю охапку угроз, обратила внимание на меня. – Добрый день. Я могу вам чем-то помочь?

– Мария Семёновна, – я улыбнулась и прибавила шаг. – Добрый день. Мне бы переговорить с директором. Надолго я не задержу.

– Тогда проходите, – женщина поправила очки, внимательно осмотрела меня с головы до ног и рукой указала на распахнутую деревянную дверь. – Сразу направо.

Я почему-то иначе себе представлял детский дом. Думала по коридорам будут сновать топы детишек, орать во всю глотку и дубасить мячом по деревянному полу, но в здании стояла тишина. И лишь монотонный звук ударов ложки о тарелку, резкий аромат какао и свежей выпечки подсказывали мне о причине затишья. Конечно, обед же.

Кабинет директора был открыт, я аккуратно заглянула, но старушка опередила меня и села на скрипучий стул, сразу расставив все точки над и. Женщина поправила волосы и сплела тонкие пальцы в замок, всем видом показывая свою готовность к разговору.

– Меня зовут Ксения. Вопрос у меня щекотливый, – откашлялась и села напротив, сложив взмокшие ладони на коленях. – Я познакомилась с Егоркой…

– Щегловым, что ли? – вспыхнула румянцем Марь Семёновна, отточенным жестом распахнула ящик, достала валерьянку и стала щедро сдавливать ароматными каплями воду в граненом стакане. – Ну, конечно… С кем же ещё? Я сорок лет работаю здесь, видела разных детей, но всегда и ко всем могла найти подход. А Егор словно Кара Господня! Он, как заноза, напоминающая мне, что ничего я не знаю о детях, а все азы педагогики можно сжечь с надежной усмирить мальца.

– Мне показалось, что он довольно смышленый малыш, – я улыбнулась, потому что даже сомнения не осталось, что мы говорим об одном и том же мальчишке.

– А кто говорит обратное? – старушка осушила стакан. – Он хороший мальчик, безусловно. Но любое госучреждение прежде всего требует порядка, Ксения. А у Егора аллергия на правила. С ним работает психолог, но за три года прогресс настолько минимальный, что просто диву даюсь. Он убегает постоянно, его не пугают ни беседы с милицией, ни с соцработниками. Благо, что зимой он сидит на месте, давая нам несколько месяцев на восстановление нервной системы.

– Но ведь можно что-то сделать? Неужели его некому забрать? Ведь понятно же, что ребёнок совершенно не переносит эту атмосферу.

– Некому. Есть дальние родственники, но никто не откликнулся, словно не о жизни маленького ребёнка вовсе идет речь, – старушка включила электрический чайник, поставила на лакированную поверхность стола чашечки и блюдце с тоненько нарезанным лимоном. – Парадоксально, но Егор мотается по детдомам и интернатам с трёх лет. Родители его пили беспробудно, а когда умерла его бабушка, оставлять ребёнка с ними стало просто опасно. Было время, когда мать изо всех сил пыталась сменить образ жизни, соцработники даже позволили забирать парнишку на выходные, но бес толку. От получки до получки. И несмотря на все это, он домашний ребенок, хотя и бежит от взрослых, как от огня.

– А я могу с ним поговорить? – улыбалась, как новогодняя ёлка, лишь бы только мне позволили увидеть мальца.

– Ксения, Егорка сбежал ещё утром, когда услышал, что сегодня приедут несколько семейных пар, – старушка развела руки. – Я не могу посадить его на цепь, сами понимаете.

– Конечно, – я достала ежедневник, нацарапала свой номер телефона, вырвала лист и протянула директору. – Вы можете связаться со мной, когда он объявится? Мне просто очень важно знать, что у него всё хорошо.

– Ксения, простите, но вам это зачем? – Марь Семеновна, листик взяла, внимательно изучила цифры и вновь осмотрела меня. – Он вас беспокоит? Если так, то я попрошу психолога провести с ним беседу. Только у меня просьба, Ксения, не доводите до полиции, потому что ещё одно предупреждение и его заберут в интернат. А это губительно для него. Позвольте нам своими силами попытаться достучаться до Егора?

– Нет-нет! Что вы… – всплеснула руками, ужаснувшись от её домыслов. – Всё хорошо, мы даже подружились. Быть может, наше общение пойдёт ему на пользу?

– Или вам? – женщина усмехнулась, сложила страницу ежедневника и убрала в карман. – Вы же взрослый человек, Ксения, и должны понимать, что протянутая рука может не только спасти, но и столкнуть нестабильную психику в пропасть. Привязанность губительна, если не имеет под собой твёрдой почвы. Поэтому разрешите дать вам совет? Ребенок – тонкая субстанция из страхов, мечт и надежд, которым иногда не суждено сбыться, а жалость взрослых обостряет все это. Будьте аккуратны…

Слова директрисы звенели в ушах, пока я брела по тропинке сада, пока ехала до офиса Королёва и даже в разговоре с прорабом я нет-нет, да и вспоминала звонкий голосок Марь Семёновны.

Желание знать, что у Егорки все хорошо было таким же сильным, как нежелание навредить. Вот только что с этим делать было не понятно.

Я быстро закончила с прорабом, сделала пару заметок в ежедневнике и отправилась на встречу с психотерапевтом, после сеансов с которым в голове немного прояснялось. Мне сразу понравилась тактичная женщина, так ловко втянувшая меня в диалог. От её вопросов не хотелось замкнуться, а наоборот. Меня словно прорывало и слова сами вылетали, разгоняя бардак в мыслях. Говорили мы о детстве, о Егорке, о муже и лишь о Германе я не решалась рассказать. Лелеяла его образ, как что-то важное, сокровеное, к чему не позволено прикасаться никому…

Выбежав на улицу, я вдохнула свежий вечерний воздух. Я вдруг так отчетливо ощутила голод, в животе заурчало, а во рту стала скапливаться слюна от яркого аромата фастфуда из соседнего кафе. И мне бы напрячься от странного звенящего ощущения счастья, когда неслась к машине, сжимая в руках чизбургер и бутылку холодной газировки, но не почувствовала ничего. Реальность быстро встряхнула меня, как старый пыльный палас, стоило мне только сесть в машину.

– Алло, – я никогда не брала трубку от незнакомых номеров, но сегодня меня что-то толкнуло. Будто внутри зазвонил колокольчик дурного предчувствия, и самое отвратительное, что всё так и случилось…