Его Мишень

Глава 50.

Герман.

Молчал по пути домой. Молчал, смотря, как она бежит по лужайке от парковки к дому, молчал за ужином, наблюдая, как она ковыряется в салате, молчал, когда она ушла с дедом на пасеку, оставив меня одного. Но не смог молчать только, когда она свернулась калачиком в плетеном кресле на веранде.

Взял на руки, услышав вздох облегчения, и уложил в кровать. Сеня натянула одеяло на голову, ограждаясь от меня и всего мира. И в этот момент мне так захотелось нажраться…

Вышел на улицу, вдохнул воздух, потеряв его сладость. Горький был. Пеплом наполненный. Но ничего. Завтра уже всё будет иначе. Я всё сделаю, Сеня…

– Плеснуть? – тихий голос Максима выдернул меня из напряженных раздумий, он сидел в дальнем углу террасы и в одиночестве пил дедушкину медовуху. – Дед говорит, нервы успокаивает.

– Дед что хочешь скажет, лишь бы бабушка не выбросила его заветные бутылочки из погреба, – хохотнул и шагнул в уютную темноту. Дядька достал из буфета чистую стопку, плеснул до краёв и толкнул по столу. Я даже не думал, осушил и откинулся в кресле, смотря в тёмное небо, усыпанное яркими сверкающими звёздами.

– Нашёл? – крякнул Максим, скривив губы в ухмылке отвращения.

– Нашёл.

– И как? Оно того стоило? Ведь был шанс…

– Не было, Макс. У меня не было шанса, потому что я хочу прожить свою жизнь, а не быть бумажной фигуркой, заменившей тёмное пятно в её иллюзии. Понимаешь?

– Гера, вот в кого ты такой упёртый и правильный до скрипа зубов? – выдохнул Максим облако дыма, опасливо оборачиваясь в сторону своего дома, чтобы жена не увидела.

– В кого надо! – крякнул вышедший из дома дед, затягивая полы халата. Он плотно закрыл сдвижную дверь, погасил на террасе свет, чтобы нас никто не увидел и сел рядом, стукнув кулаком по столу, после чего Макс достал ещё одну стопку, а я наполнил янтарной ароматной жидкостью. – Бороться можно разными путями. А ты, Герка, выбрал самый сложный путь. Больно?

– Больно видеть её такой.

– Тогда пьём!

– Легче станет?

– Нет, но зато я не буду выглядеть алкашом. Давайте, сыны мои, поддержите дедушку, пока бабка не проснулась…

– Бабка твоя, может и старая, но не глухая…

Я замер с занесённой стопкой, когда из темноты показалось лицо булечки. Она словно пряталась всё это время в темноте кирпичного мангала. Бабушка наклонилась к застывшему деду, замерла над плечом, буравя в его виске дыру своим взглядом.

– Ах ты, пердун старый, детей мне спаиваешь? – старушка шлёпнула ладонью по столу, убрала, оставляя стопку на деревянной поверхности и хихикнула, усаживаясь рядом.

– Ещё и бабку напоить надо было? Чё сразу-то не сказала, старая, что ты у меня алкоголичка тихая? – прокряхтел дед, не сумев решить то ли поставить стопку обратно, то ли получил верховное благословение на спасительные пять капель перед сном. Так и сидел, смачивая губы медовухой, пока я наливал бабушке. Старушка опрокинула обжигающую настойку первой, напряженно осмотрев каждого, взяла деда за ухо и потянула к дому.

– Гера, а у ворот уже час стоит какой-то джип. Кажется, местный, – она ободряюще подмигнула мне и захлопнула за собой дверь.

– Пойду посмотрю, – Максим поднялся с кресла, уже намереваясь двинуться в сторону главных ворот.

– Иди спать, а то Светка уже минут десять в кустах сидит, – усмехнулся я.

– У меня ружьё в машине, Гер, – он кивнул на свой фургон, зевнул и пошёл по тропинке к своему дому и так вовремя споткнулся о каменную кладку, будто случайно завалившись в кусты, откуда послышался женский визг и тихий смех.

Поднялся, подошёл к двери в свою комнату, чтобы убедиться, что спит Сенька, и только тогда с какой-то нереальной лёгкостью двинулся к навесу. Щёлкнул пультом, приоткрывая створки ворот, закурил и вышел.

За рулём новенького «крузака» сидел Витман собственной персоной. Мужчина вздрогнул, заметив меня в темноте, включил габариты, словно хотел убедиться в этом, а потом медленно вышел из машины, словно это я к нему припёрся в гости на ночь глядя.

Двинулся навстречу и я, не желая впускать его за границу своего идеального мира. Казалось, что он может всё испачкать своей гнусной ложью, в которой уже не было ни капли сомнения. Смотрел на его наглую, чуть прищуренную морду и испытывал облегчение. Вот теперь-то и поговорим…

– Керезь… – выдохнул он мою фамилию облаком табачного дыма.

– Говори, – я обошёл его тачку, чтобы убедиться, что он один, и вышел снова к нему в лоб.

– Это ты говори, – Игорь усмехнулся, чтобы выразить свою напускную браваду, вот только трусливо бегающие глаза его выдавали. – Какого хера ты копаешь? Её зачем притащил?

ЕЁ? Это его такое пренебрежительное обращение к женщине, что отдала ему все свои лучшие годы молодости, больно царапнули меня по самому живому. Я громко рассмеялся, напугав этого подонка так, что тот вздрогнул. Мой смех ещё долго гулял грозным эхом меж стволов деревьев, пугая уснувших птиц.

– Давай короче?

– Я тебя сразу считал, ещё несколько недель назад, когда таскался у моего дома, вынюхивая, как ищейка. Правда думал, что ты умнее окажешься и больше не появишься на моём пути. Но ты опять тут, ещё и её притащил? Зачем?

– Это тебя уже больше не касается.

– Как это? А если я вновь всё вспомню и нарисуюсь в городе? Жёнушка моя ещё поди любит меня, да? Плачет по ночам? Некрасиво получится, смотрю и булыжник ты уже ей на пальчик нацепил, а она всё слёзы по мне льёт. Тебе, как мужику-то, как вся эта ситуация? Хуй ещё не сник?

– Так ты за хуй мой переживаешь? – снова рассмеялся я. – Поэтому ночью припёрся? Показать, может, а то не уснешь?

– Другой бабе показывать бу…

– А я буду показывать тем, кому захочу, – я затянулся и выплюнул облако дыма в его морду самодовольную. Отошёл к припаркованной за воротами машине деда, достал свёрток, что приготовил ещё перед вылетом. – Ты за этим?

– А ты смышлёный, Керезь. Ну? На сколько ты оценил её? – нервно хохотнул Витман и протянул ручишки к свёртку. – Лямов пять хочу, а то мои сбережения уже тают, а на шее у тестя не хочется сидеть.

– Готовишься снова стартовать? Уже приметил какую-то глупышку, что поверит в твою амнезию длинной в шесть лет? – я сдёрнул пакет с толстой пачки денег и, как сторожевому псу, махнул ей в воздухе.

– Дорого ценишь, – закивал Игорь, как завороженный, наблюдая за сокровищем.

Я даже не сомневался, что он появится. Из собранного досье было понятно, что траты Витмана были несоизмеримы с его доходом, что и навело на мысль, что транжирит он те самые деньги, что успел накопить за несколько лет работы на Мишиных. Жадный Игорь. А я таких терпеть не могу… Презираю. И его презираю, поэтому и эмоции свои перестал контролировать, чтобы он сполна ощутил себя блохой, которую можно раздавить одним щелчком пальца.

– Дорого? – я пожал плечами, рассматривая пачку, потом сдёрнул резинку, расслабляя купюры. – Вопрос в том, насколько дорого ты ценишь свою семью? Что если твоя супруга узнает, что всё это время жила с лжецом? А как же твои сыновья? Не боишься?

– А ты не лезь, Керезь, куда не просят, – Игорь снова протянул руку, наивно полагая, что я могу торговать своей любимой женщиной. – Гони бабло, и разъедемся пока. А там посмотрим и на твою любовь к Ксюше Витман, и на щедрость.

– Да пожалуйста, – я чуть не подавился от несовместимого сочетания её красивого имени и этой отвратительной фамилии, что несёт в себе только ложь и предательство. Я медленно откинул крышку золотой зажигалкой, поджигая уголок пачки.

– Э! Ты чего? – заорал он, пытаясь вырвать из моих рук деньги, но я вовремя схватил его за горло, зафиксировав на вытянутой руке, как кошку-зассанку.

– Смотри… Смотри, Игорёк, – тихо посмеивался я, с наслаждением сжимая его индюшачью шейку. – Красиво горит… Да? Оценивать можно то, что ничего не значит. А за неё я задушить могу, и даже ни одна мышца не дрогнет. Одной рукой твою шею сверну, и ничего мне не будет, потому что Игоря Витмана уже давно нет… Но чуть позже…

Как только купюры истлели наполовину, я бросил их на землю. Витман хрипел, дёргался, делая себе только больнее, но ему важны были только шуршащие банкнотики. Ничего не ценил этот придурок. В глазах его сверкал разгорающийся костёр из бездушной бумаги, сухих еловых иголок и пепла собственных сгоревших надежд на лёгкую наживу.

Я наслаждаюсь Сенькиными трогательными манипуляциями, пропускаю укоры родителей, родных и друзей, готов простить им всё! Но этой мрази я не позволю ни шантажировать меня, ни пачкать своим присутствие светлое счастье, что по кирпичикам собираю и собирать буду ещё очень долго. Пальцы сжимались всё крепче, смотрел на беснующиеся вены на его шее, на бурую морду и раздувающиеся ноздри. Он не чувствовал, что не может дышать, смотря на безвозвратно сгорающие бабки у своих ног. Как только от денег не осталось ни следа, я отпустил Витмана, отталкивая к капоту его тачки. Затоптал горку пепла, на которую у него были планы.

– Ты, сука, сейчас садишься в джип своего тестя и едешь домой, где тебя ждёт жена и дети! – зашипел я, подходя всё ближе и ближе. – И если я узнаю, что ты, ублюдок жадный, обидел их или собрался вернуться в город, где все считают тебя трагически погибшим, я разрушу твою жизнь. Я присел на корточки, собрал в кулак ещё горячий пепел и рассыпал его вновь у самого его носа. – Ты сядешь, мразь. Вот в этом я тебе поклясться могу. За махинации, за воровство… Да просто за то, что живёшь и воздухом чистым дышишь. Хм… Торговаться он ко мне приехал. Ты – пустое место. Нет тебя больше ни в моей жизни, ни в жизни Ксении Керезь. Ясненько?

Витман стоял, как ребёнок, хлопая глазами своими опустошёнными. А мне вдруг жаль его стало. Горка пепла перечеркнула все его планы, где он может вырваться из этой жизни, оставляя ещё одну растоптанную женскую душу умирать. Я оттолкнулся и уже пошёл в сторону ворот, как вдруг так сильно зачесались кулаки… Замер, пытаясь отговорить себя, но не смог!

Резко рванул к нему, схватил за волосы и с удовольствием приложил пару раз об отполированный капот «крузака», а последний удар нанёс кулаком, чтобы насладиться вспышкой боли, дабы не забыть это никогда. Трус хрипел, растирая кровь по уродливому ебальнику, жалостно скуля и сползая на землю. Но и тут он мог смотреть лишь на горку пепла, что оказалась у его ног…

– Я слежу за тобой…

Выдохнул и отправился в дом, где спала моя любимая женщина, ради которой и сожгу все деньги мира, чтобы просто просыпаться в её душных объятиях.

Как только вышел из навеса, заметил, как одновременно выключился свет в комнате дедушки и Макса. Всем спать! Теперь всем спать…

Скинул одежду прямо на террасе, чтобы не тащить это дерьмо в кровать. Встал под ледяные струи уличного душа, смывая кровь, запах гари чужих надежд. Отряхнулся и тихо вошёл в комнату. Обтёрся полотенцем и нырнул в кровать. Лежал на своей половине солдатиком, мучаясь от желания прижаться к ней. Сеня была всего в метре от меня, но казалось, так далеко. Не чувствую тепла, дыхания, да сам дышать не могу… Но ненадолго, потому что через сорок три минуты мою грудь обожгло её дыхание, живот накрыла тонкая женская рука, а пах мгновенно заныл от перекинутой поверх одеяла стройной ножки.

Девочка моя… Больно было, я видел это, как и то, что она выбросила обручальное кольцо, что перекладывала из сумки в сумку всё это время, думая, что не вижу. Видел…

А сейчас чувствовал её смятение, растерянность и боль.

Заживёт.

Не спал всю ночь, считая удары её сердца, прислушивался к дыханию и боялся слез. Но не было их. Она покрутилась, нашла удобное положение и засопела… Заживёт… Заживём вместе…