ФИОНН
— Здесь побитая цыпочка с каким-то высоким парнем, который утверждает, что он твой брат. Он украл мой гребаный костыль, — огрызается Роуз в трубке.
Я барабаню пальцами по столу, на моем лице расплывается довольная ухмылка.
— Попроси его назвать детское прозвище.
— Говорит, чтобы ты назвал своё детское прозвище, — повторяет она. Решительное «нет», которое я слышу на заднем плане, как музыка для моих ушей.
— Отлично, — с угрозой в голосе произносит Роуз. — Тогда я воткну тебе нож в яйца.
Слышится приглушенный протест Роуэна и незнакомый умоляющий женский голос. Брат что-то бормочет, я не могу разобрать, потом тишина и взрыв смеха.
— Сказал, что его прозвище «говноед», — говорит Роуз. Мой торжествующий хохот разносится по клинике.
— Это мой брат Роуэн. Скажи ему, что я приеду примерно через пятнадцать минут, — кладу трубку, и улыбка все ещё не сходит с моего лица, когда я откладываю в сторону бумаги, запираю клинику и еду домой. Во дворе стоит незнакомая машина. Я почти чувствую энергию Роуэна ещё до того, как дохожу до двери. Когда открываю ее, брат сидит за столом с Роуз, и по моим венам разливается облегчение, когда она смотрит на меня и улыбается. Но улыбка длится всего лишь мгновение.
Брат встает со стула и направляется прямо ко мне.
— Где тебя носило, мудила?
— Работал, идиот. Нужно было закончить дела.
Роуэн крепко обнимает меня. Его руки напряжены. Я, может, и не верю в ауры, но чувствую его тревогу, как нимб, который освещает комнату. Мы отстраняемся друг от друга, он прижимается лбом ко мне, как мы делаем с самого детства, а затем отпускает меня и смотрит мне в глаза. Я никогда не видел его таким обеспокоенным. Таким… измученным. Его взгляд перемещается в гостиную, я смотрю туда же.
— Это Слоан.
Девушка с черными волосами смотрит на меня с дивана. На её лбу след от ботинка, два синяка в форме полумесяца под глазами контрастируют с пронизывающим взглядом карих глаз. Левое плечо опущено ниже правого, и она прижимает руку к телу, чтобы хоть как-то успокоить боль. Может, она и ранена, но Роуэн мне о ней рассказывал. Сейчас она, вероятно, самый опасный человек в моем доме.
Я подхожу к дивану, Роуэн следует по пятам, и я чувствую его нервозность у себя за спиной. Останавливаюсь перед Слоан, а брат падает на колени к её ногам. Она берет его за руку.
— Меня зовут Фионн, — говорю я, и она отрывает взгляд от брата и смотрит на меня. — Покажешь плечо?
Слоан сглатывает и кивает, морщась, когда пытается оторвать руку от тела. Я ощупываю сустав, чувствую головку плечевой кости, края суставной впадины и акромион лопатки.
— Как это случилось? — спрашиваю, ощупывая распухшие ткани.
— Я упала.
— Этот урод её столкнул, — огрызается Роуэн.
— Он получил по заслугам. И я считаю, что победила.
— Черная птичка…
— Хватит о своих играх, — перебиваю я. — Есть ещё какие-нибудь травмы?
— Кроме этой? — спрашивает Роуэн, указывая на её лицо. Слоан бросает на него злобный взгляд. — Нет.
Я убираю руку от её плеча и осторожно надавливаю на кости носа, но, несмотря на засохшую кровь в ноздрях, ничего не сломано.
— Вроде бы все в порядке. Теряла сознание?
— Да, примерно на минуту.
— И её тошнило.
Слоан морщится, на её щеках появляется легкий румянец, но Роуэн лишь крепче сжимает её руку. Я держу палец перед её лицом и прошу следить за ним. Зрачки реагируют медленно. Скорее всего, сотрясение мозга. Она и сама понимает.
— Не садись за руль в ближайшее время. Побереги себя.
— Понятно.
— А плечо? — спрашивает Роуэн. Он пытается скрыть свой страх, но я слишком много раз видел его таким. Он нервно сжимает челюсть. — Ей понадобится операция?
— Нет, — говорю я, и Роуэн выдыхает. — Я бы посоветовал поехать в больницу, чтобы сделать рентген и убедиться, что нет перелома, но, полагаю, вы не хотите привлекать к себе внимание, — они оба кивают, и я смотрю на Роуз, которая наблюдает за нами со стороны с мрачным выражением лица. — Можем доехать до моей клиники, чтобы я мог ввести лидокаин в сустав и вправил кость на место. Будет больно. Но после этого станет намного лучше.
Роуз костыляет к дивану.
— У меня есть несколько рубашек, которые тебе подойдут. Я принесу несколько, вдруг придется эту разрезать.
Выражение лица Слоан смягчается, и на её губах появляется усталая улыбка.
— Это очень мило. Спасибо.
Роуз хлопает Слоан по плечу и уходит в свою комнату, а та провожает её взглядом. Когда она смотрит на меня, то я многое могу вижу в её глазах. Ей нравится Роуз. Она доверяет ей. Но мне — нет. Даже несмотря на то, что я окончил медицинский институт. Даже несмотря на то, что я спасал жизни. Лечил травмы. Принимал роды. Держал новорожденных в руках. Но Слоан видит меня насквозь.
«Ты живешь во лжи», — как будто говорит она мне своим взглядом. «И если ты причинишь ей боль, я тебя убью».
Я просто параноик. Скорее всего, она ни о чем таком не думает. Она серийная убийца, как ей ещё на меня смотреть? Я знаю, что она любит выкалывать глаза своим жертвам и развешивать их в паутине из лески, и, по словам моего влюбленного брата, она делает это, пока они ещё живы. Конечно, у нее не все дома, и меня просто немного напрягает её присутствие. Вот и все.
Слоан отводит от меня взгляд и смотрит на мои руки. Костяшки, где ещё не зажили. Затем она переводит взгляд на Роуэна, который, кажется, не способен смотреть ни на что, кроме нее. Но он замечает, как она смотрит на мои руки, которые я не успеваю спрятать.
Окей, теперь она точно хочет меня прикончить.
— Что ты натворил, братец? — спрашивает Роуэн, хватая меня за запястье. Я сжимаю кулак и вырываюсь, а он ухмыляется. — Дрался, что ли?
— Не твое дело, Роуэн.
— Значит, да, — говорит он, я хмурюсь и встаю, направляясь на кухню просто чтобы уйти подальше. Конечно, Роуэн, как назойливый старший брат, следует за мной. — Это как-то связано с маленькой банши?
— Её зовут Роуз, придурок, — шиплю я. Он стоит вплотную ко мне. Не двигается. Улыбается, как будто выиграл чертову игру.
— Значит, опять да. Что случилось?
— Помнишь, когда я секунд десять назад сказал, что это не твое дело? Так вот, это до сих пор не твое ебучее дело.
Роуэн замолкает. Я отворачиваюсь от него, чтобы налить воды в бутылку. Его голос звучит тише, чем я ожидал:
— Она ясно дала понять, что между вами ничего нет. Но, кажется, её это не радует. Так почему же нет?
Я выключаю воду и хватаюсь за край раковины.
— Роуэн…
— И если ты скажешь «из-за Клэр», я тебе нахуй глотку вырву…
— Дело не в Клэр, — я поворачиваюсь к нему. Ухмылка Роуэна может и дразнящая, но он все ещё обеспокоен. — А во мне.
Он хмурится. Ухмылка исчезает.
— А что с тобой не так?
— Я её врач, для начала.
— Запретный плод сладок. Мне нравится. В десять раз сексуальнее.
Я стону и провожу рукой по лицу.
— Я не… не могу… я не готов к отношениям.
— Кто сказал об отношениях, ты идиот? Ты слишком давишь на себя. Можно просто повеселиться.
Я закатываю глаза.
— Я не буду использовать её для развлечения.
— Я так не говорил. Но она взрослая девушка, которая, возможно, тоже хочет повеселиться. Ты об этом думал?
Мне хотелось бы сказать, что нет. Но я думаю об этом постоянно. Буквально каждый час. Как было бы здорово просто расслабиться. Пожить без всяких обязательств, без ответственности, ни под кого не подстраиваться. Просто быть в моменте. Не думать о будущем и о том, каким я, возможно, никогда не стану, несмотря на все мои попытки.
Я открываю рот, хочу как-то объясниться, но оправдания разлетаются в прах, когда слышу, как закрывается дверь в гостевой комнате, а потом стук костылей Роуз в коридоре. Роуэн бросает на меня сочувствующий взгляд и обнимает, прежде чем она успевает к нам подойти. Я вздыхаю.
— Может, тебе стоит отдохнуть, — шепчет Роуэн мне на ухо. — Ты придурок, но хороший парень. Ты тоже заслуживаешь веселья. И мне нравится эта маленькая банши.
Он хлопает меня по спине и идет в гостиную, улыбаясь через плечо. Но меня уже тянет к Роуз, как магнитом. Она останавливается напротив, приветливо улыбаясь, а на ручке её костылей висят три помятые рубашки.
— Если нужна помощь — скажи.
Я беспокоюсь, что Роуз грохнется в обморок, когда я начну вправлять кость Слоан, но киваю.
— Может, ты сможешь её отвлечь, если она захочет.
— Ага, — говорит она, наблюдая, как нервный Роуэн помогает Слоан встать на ноги. — Этот мужчина-парень сейчас спокоен, как обезьяна на минном поле.
— Мужчина-парень…?
— Долгая история, — она улыбается и выходит за дверь.
Чуть позже мы едем в клинику на двух машинах, Роуэн и Слоан следуют за нами на своей арендованной.
В клинике я ввожу Слоан лидокаин в сустав, и после пятнадцати минут начинаю вправлять кость на место. Мы делаем все медленно, давая её мышцам время расслабиться, чтобы боль стала хоть немного терпимее. Роуэн не отпускает её здоровую руку ни на секунду. Он напоминает ей дышать. Говорит, что она храбрая, сильная, и настоящая умница. Не знаю, слышит ли она хоть что-то, потому что она закрывает глаза и стискивает зубы от боли. Когда кость наконец встает на место, она тяжело вздыхает. Роуэн прижимается к ней головой, а я смотрю на Роуз, которая сидит в углу комнаты. Она не отводит взгляда от этой парочки, хотя я уверен, что она чувствует, как я на нее смотрю.
После небольшого отдыха и обезболивающих, Роуз помогает Слоан переодеться в свежую рубашку и леггинсы, а я надеваю ей повязку перед отъездом.
По дороге домой мы с Роуз почти не разговариваем. Да и за ужином, если подумать, не особо много общаемся. В основном говорим со Слоан и Роуэном, а не друг с другом напрямую. Когда Слоан говорит, что слишком устала, Роуэн на время уходит, чтобы помочь ей устроиться в другой гостевой комнате, где они будут спать вместе. Между нами повисает какое-то непонятное напряжение. Хочется думать, что это просто инстинкт — слишком много опасных людей в одном месте. Или просто неловко видеть, как эти двое, похоже, поняли, что влюблены. Но нет, я чувствую — дело не в этом. Такое напряжение возникает, когда хочешь большего, но не позволяешь себе.
Наступает полночь. И я не могу уснуть. Потому что из гостевой комнаты, где находятся Роуэн и Слоан, доносятся приглушенные голоса. Слова неразборчивы, но тон не оставляет сомнений. Желание. Отчаяние. Требования. Раздается тихий смешок. Сквозь тонкие стены слышно, как скрипит матрас. А через мгновение Слоан громко стонет.
— Твою мать! — стону я и закрываю лицо подушкой.
И это не прекращается часами. Я пытаюсь заснуть в наушниках, включив плейлист с белым шумом, но никакой белый шум в мире не заглушит такие стоны.
Клянусь, я никогда в жизни не хотел так сильно убить брата, как сейчас. Думаю, он просто издевается надо мной. «Ты тоже заслуживаешь веселья», — сказал он днем.
Может, он прав? Что плохого то? Вдруг, Роуз тоже хочет. Без обязательств и обещаний? Она ведь не останется здесь навсегда. Как только выздоровеет — уедет.
Наконец-то становится тихо, и я сажусь на край кровати и убираю наушники. Встаю и выхожу из своей комнаты, как будто меня что-то зовет, и не останавливаюсь, пока не оказываюсь у двери Роуз.
Сжимаю ручку двери. Прислоняюсь к ней лбом. Уже готов постучать другой рукой. Почти касаюсь дерева.
Медленно и глубоко выдыхаю, потом один за другим разжимаю пальцы на ручке.
Возвращаюсь в свою комнату. Смотрю на потолок.
И впервые задаю себе вопрос:
Что, если я перестану так стараться быть другим человеком?