Жнец и Воробей

ЭПИЛОГ — УЗОР

РОУЭН

— Что за хрень ты на себя напялил?

— Это апгрейд.

Слоан вздыхает и нарочито ставит ногу в сторону, пытаясь изобразить максимальное раздражение. Получается у неё неплохо, но я вижу, как она сдерживает улыбку. И она знает, что я знаю. Ей приходится отвернуться в надежде, что так будет проще изображать недовольство. Но не тут-то было.

— Ты как-то говорила, что мальчикам нельзя в поход, если у них нет чешуи и склонности к размножению, — я ухмыляюсь во всё лицо.

— Это было лет пять назад.

— И что…? Хочу, чтобы у меня был официальный пропуск, понимаешь? В чём проблема? Мы же в лес едем.

— Но не в Западную Вирджинию.

— Это всё равно «лес», — говорю я, выделяя слово кавычками. — И, насколько я помню, тебе понравился мой косплей Сола. Я просто решил поднять ставки.

— Поднять ставки, — передразнивает она с презрительной усмешкой. Я пожимаю плечами, а Слоан прожигает меня взглядом. На её щеках, усыпанных веснушками, проступает румянец. Это мой любимый оттенок розового. — Ты думаешь, это «повышение ставок»? — она обводит рукой мой драконий костюм из полиэстера, дополненный слоями чешуи, приклеенной к ткани и даже к моей коже, и кучей зелёного и синего грима. — Это понижение как минимум в двенадцать раз.

Я надуваю губы, и она стонет.

— Что, ты больше не считаешь меня красавчиком? Тебе стыдно со мной рядом стоять?

— Да, — сухо отвечает бесстрастно. — Определённо да.

Мои поролоновые рога цепляют крышу машины, когда я качаю головой, изображая обиду. Издаю тяжёлый вздох, а Слоан ругается, скрестив руки на груди. Я хлопаю по пассажирскому сиденью, но она не двигается с места, словно приклеилась к тротуару.

— Да ладно тебе, Чёрная птичка. Садись уже в машину. Нам пора ехать.

— Если ты пытаешься не привлекать к себе внимания…

— Любимая…

— …может быть, приезжать на место нашей ежегодной игры в костюме дракона — это перебор?

— Это домик. В лесу. В глуши. Уверен, всё будет в порядке, любимая. Садись уже. Мы опаздываем, а я хочу поохотиться за тобой и оттрахать на лесной траве, пока остальные не приехали.

Со страдальческим стоном Слоан швыряет сумку на заднее сиденье и садится на пассажирское.

— Ты ужасен.

— Но ты всё равно меня любишь. А теперь поцелуй, — говорю я, перегибаясь через центральную консоль с надутыми губками. На этот раз она не может удержаться от смеха, когда я обнимаю её за плечи и притягиваю ближе, пока она визжит, изображая протест. Мои накрашенные губы оставляют зелёный отпечаток на её коже. Как только я отпускаю её, она опускает солнцезащитный козырёк и начинает оттирать след, смотря в зеркало.

— Ты хоть нормальную краску использовал, да? — Слоан прищуривается и смотрит на меня. — Только не говори, что это гуашь или что-то в этом роде.

— Конечно, — говорю я как можно убедительнее, хотя она всё равно не верит. В конце концов я ухмыляюсь моей любимой и завожу двигатель. Мы выдвигаемся из Бостона. Проезжающие мимо сигналят и кричат. Слоан стонет и трёт лоб от стыда. Но каждый раз на её щеках появляется румянец, а на лице — улыбка. И я наслаждаюсь каждым мгновением.

Мы останавливаемся один раз, чтобы заправиться, и меняемся местами на полпути нашего шестичасового путешествия. Слоан категорически заявляет, что я должен либо терпеть, либо справить нужду в кустах, потому что она «выковыряет мне глаза ржавой ложкой», если я вздумаю разгуливать в таком виде на людях. Когда мы добираемся до Линсмора, то видим, что там всего лишь заправка, один магазинчик и несколько обветшалых домов с выцветшим фасадом, потрескавшимися оконными стёклами и облупившейся краской. Но в закате всё выглядит красиво, появляется какая-то ностальгия по месту, где ты никогда не был, но которые, почему-то, греют душу. Город кажется совершенно безлюдным, хотя подстриженные газоны и полки, заполненные товарами в магазине, наводят на мысль, что это не так, но вокруг ни души. Рядом со знаком, обозначающим конец города, установлен ещё один, гласящий: «ТАНЦЫ И БАРБЕКЮ В АМБАРЕ, КАЖДУЮ ПЯТНИЦУ С 19:00 ДО 23:00, МАГНОЛИЯ, 102». Старый шрифт выглядит так, словно его совсем недавно обновили.

— Теперь понятно, почему в городе никого нет, — задумчиво произносит Слоан, бросив мимолётный взгляд на свои наручные часы. — Полвосьмого. Интересно, а убийца уже там?

Я лишь пожимаю плечами в ответ.

Между нами воцаряется тягостное молчание. В мои жилы постепенно закрадывается тревожное предчувствие. Я украдкой поглядываю на Слоан и успеваю заметить, как рядом с уголком её губ появляется едва заметная ямочка.

— О, нет. Черная птичка…

— Эй, БМВ, — кокетливо произносит Слоан, и машина немедленно откликается на её зов роботизированным «Здравствуйте». — Проложи, пожалуйста, маршрут к адресу Магнолия, 102.

— Найдем оптимальный маршрут к адресу Магнолия, 102, — сообщает машина, словно она в полной мере поддерживает безумную идею Слоан отомстить мне за мои безумства с переодеванием. На дисплее появляется альтернативный маршрут. — Мне следует его выбрать?

— Да! — заявляет Слоан одновременно с моим «Нет!».

— Хорошо. Я отвезу вас на улицу Магнолия, дом 102, — говорит машина.

— Чёрная птичка… не надо…

— Надо, Палач, — злобный смешок Слоан заглушает звук поворотника, когда она разворачивается, чтобы следовать указаниям машины. — Это ты решил провести шесть часов в костюме дракона.

— Но тебе нравится косплей.

— А ещё я люблю побеждать.

— Но нам нужно ехать в хижину.

— И мы поедем, после небольшой остановки.

— Тогда я пойду с тобой. В целях безопасности и всё такое.

— Ни в коем случае, — говорит она, сворачивая на просёлочную дорогу.

Знак «Улица Магнолия» словно насмехается надо мной, когда мы проезжаем мимо. Уже виден амбар впереди, машины припаркованы рядом, свет пробивается сквозь щели в стенах.

— Не хочу тебя расстраивать, но ты немного не по случаю одет. Твой наряд не назовёшь «незаметным». Так что лучше подожди в машине.

— Но лес…

— Прости, — говорит она, фальшиво дуя губы. Ага, как же, поверил. Но блять, как же я обожаю, когда в ней просыпается вот это рвение к победе. Это моя самая любимая версия Слоан Кейн.

Но всё равно… Не хочу сидеть тут и ждать, пока она вырывает шанс из моих рук в нашем ежегодном августовском поединке. Хоть я и никогда не скажу это вслух, она выиграла больше раундов, чем я. И пусть мы решили играть в неё бесконечно, это не значит, что я должен проигрывать ещё год моей прекрасной, но коварной жене.

Слоан паркуется у въезда на фермерское поле, чтобы машину не было видно. Я с шумом выдыхаю и пытаюсь устроиться поудобнее на сиденье, но не получается из-за чёртовых рогов.

— Выглядишь так, будто жалеешь о сделанном выборе, — говорит Слоан, выключая зажигание.

— Может, об одном или двух.

— Тогда знай: как только решишь вновь сделать нечто подобное, карма придёт и отвесит тебе пинка.

— Ну уж ладно, ничего такого я не делал, не сочиняй.

— Да? Напомнить про стейк у Торстена? Может быть, в амбаре есть мороженое?

Скрещиваю руки и сверлю глазами пустое поле.

— Сдаюсь.

Не нужно смотреть, чтобы знать: она вся сейчас светится от торжества. Но я всё же бросаю на неё взгляд. Её карие глаза сияют в полумраке. Ямочка появляется на щеке от ухмылки.

— Скоро вернусь, — говорит Слоан, открывая дверь машины. — Может быть, с закусками.

Несмотря на мой протест, она уже закрывает дверь, и я слышу её дьявольский смех.

Поворачиваюсь настолько, насколько позволяет мой костюм, смотрю, как она бежит по дорожке к амбару, и меня захлестывает желание пойти за ней. Но она права. Уверен, что на этих танцах все знают друг друга, но Слоан хотя бы есть шанс остаться незамеченной. У меня же нет.

— Роуэн Кейн, ты чертов идиот, — шиплю я, когда она исчезает, и откидываюсь на сиденье. — Ты никогда себе этого не простишь, если она победит.

И я жду.

Жду.

Жду.

Я уже хочу выйти и проверить, всё ли с ней в порядке, как вдруг вижу: Слоан бежит обратно к машине. Всего-то сорок пять минут спустя — солнце только успело скрыться, и небо стало темнее, а мне кажется, будто целая вечность прошла. С облегчением выдыхаю, когда она распахивает дверь и плюхается на водительское сиденье с довольным вздохом.

— Ну, как успехи? — спрашиваю я.

Она пожимает плечами, но в голосе слишком много беспечности, когда говорит:

— Да не особо.

— Нашла что-нибудь полезное?

— Только это, — говорит она, вытаскивая из-под фланелевой рубашки бутылку. Протягивает её мне с озорной улыбкой, и я понимаю, что она хочет поиздеваться над моим вечно угрюмым старшим братом.

— Что это за чертовщина?

— Наверное, самогон. Я подслушала, как кто-то сказал, что это виски, но сильно сомневаюсь. Надеюсь, у драконов хороший голос, потому что сегодня вечером жду «Каменистую дорогу в Дублин» во весь голос.

— Ладно, — отвечаю я, читая самодельную этикетку, прежде чем поставить бутылку на пол, — драконы не умеет петь, но я всё равно попробую.

— Это мой Сол, — она наклоняется через центральную консоль и прижимается своими губами к моим. Запах имбиря и ванили окутывает и проникает в каждую клеточку моей кожи, укореняясь там, где ему и место. Я нежно касаюсь её щеки костяшками пальцев, очерчивая контуры созвездия веснушек, узор, который я знаю наизусть. Пока мои пальцы играют в её волосах, она вздыхает в мои губы, прижимаясь ещё сильнее, но как только я углубляю поцелуй, она отстраняется.

— Гадость, — говорит она, морща нос.

— Гадость? Гадость, Чёрная птичка? Хватит меня обижать.

Слоан хихикает, открывает бардачок и достает салфетку, чтобы вытереть губы.

— Твой грим. Ты не чувствуешь вкус?

— Я полностью вжился в роль. Видимо, у меня притупились чувства.

— Это не похоже на помаду, Роуэн, — она опускает козырек и проверяет, не осталось ли следов зеленого на её губах. Смерив меня быстрым взглядом, она оценивает мое лицо, её взгляд задерживается на моих губах, потом она снова смотрит в маленькое зеркало. — Ты уверен, что это была специальная краска для лица?

— Эм-м… Вроде да…?

Слоан резко поворачивает голову и буравит меня взглядом.

— Что значит «вроде»?

— Ну, она плохо держалась, вот я и… подправил.

— Подправил… чем?.. — когда я отвожу взгляд, она бьёт меня по руке. — Роуэн Кейн…

— Акриловой гуашью.

В машине воцаряется зловещая тишина. Возможно, именно так я и умру. Моя жена, скорее всего, убьет меня и выбросит тело в поле. Взвешиваю свои шансы на выживание. Я же умею готовить, это ведь чего-то стоит, да? И она считает меня симпатичным. По крайней мере, когда я не одет в костюм дракона с пенопластовыми рогами и слоями силиконовой чешуи. Но она очень шустрая. И может зарезать. И всегда целится в глаза.

Проходит целая вечность, прежде чем я смотрю на неё. Кажется, она даже не дышит. Она настолько спокойна, что я думаю, может, просто убежать, пока есть шанс?

А потом она вдруг начинает смеяться.

Так громко и неожиданно, что я вздрагиваю, и это смешит её ещё больше. Она смеется и смеется.

— Что смешного…? Там на бутылке было написано, что она смывается водой, — говорю я, а она задыхается, плачет от смеха и передразнивает меня сквозь сдавленные рыдания.

— Нет… — я откидываю козырёк и открываю зеркало. Всё выглядит идеально, хотя я покрасил лицо несколько часов назад. Облизываю палец и тру пятно на щеке рядом с чешуёй. Верхний слой размазывается, но кожа всё равно зелёная. — Ой… блин. Но можно же как-то смыть, правда? Чёрная птичка? Ты же разбираешься в макияже. И в рисовании. Ты же знаешь, как это смыть, да? Она отмоется… да?

Слоан смеется, и со слезящимися глазами заводит машину, выезжая на Магнолия-стрит.

— Только не трогай мой домашний абрикосово-скипидарный скраб. Но ты не волнуйся, — говорит она и гладит меня по руке, — я всё равно считаю тебя красавчиком, даже если ты навсегда останешься зелёным.

— Навсегда…?

Пока мы добираемся до хижины, я уверен, что Слоан пожалела о слове «навсегда», сорвавшемся с её губ. Всю дорогу я засыпаю её вопросами о коже, красках и о том, насколько плохо все обернется, если я всё же попробую этот абрикосово-скипидарный скраб. За это я получаю заслуженный удар по плечу. Наверное, она права. Испытания на лице до добра не доводят, так что, не буду рисковать.

Вообще-то, весь этот костюм был не лучшей идеей, хотя в тот момент казалось иначе. Я же не знал, что буду торчать возле амбара в машине полчаса. Хотел приехать пораньше, погонять жену по лесу, повеселиться, а потом трахнуть её на земле. Ну развеселить то смог. И не только её.

— Йибучий случай. Что, блять, на тебя надето? — говорит Лаклан с крыльца, когда мы выходим из машины. Слоан стоит в сторонке с безумной ухмылкой, глазея на нас с неподдельным удовольствием.

— А что, не видно, придурок?

Лаклан демонстративно снимает очки и протирает линзы краем рубашки, прежде чем надеть их обратно.

— Похоже на костюм идиота. Угадал?

Слоан ржёт во всё горло, а Ларк распахивает дверь, вытирая руки полотенцем. Увидев меня, она застывает как вкопанная.

— О, господи боже мой, — она хихикает, Лаклан презрительно фыркает. — Костюм чистый?

— К несчастью, — ворчу я.

— Ох, Роуэн…

— Не вздумай жалеть этого йибучего идиота, Ларк. От жалости он становится ещё более невыносимым.

— Но посмотри на него. Он такой грустный и возбуждённый.

— В буквальном смысле, — перебивает Слоан, хлопает по моему рогу, и идёт обниматься с Ларк. — И навсегда зелёный.

— Нам ещё нужно поговорить насчёт этого «навсегда», Слоан, — говорю я, хватая сумки и самогона затем иду за ней. Мой драконий хвост шуршит по гравию. Лаклан стонет и проводит рукой по лицу, а я нарочито виляю бёдрами, чтобы его подразнить.

— Мы уже всё обсудили, — говорит Слоан, но я прям слышу, как она глаза закатывает. — Иди с братом поговори.

— Глазастая леди-паук, — говорит Лаклан и обнимает Слоан. — Как ты его терпишь?

— Обычно он компенсирует это кое-чем другим, — она целует Лаклана в щёку, а потом идёт к Ларк. Они берутся за руки и начинают что-то шептать — наверное, про то, что Слоан узнала на танцах. Они заходят в дом, а я поднимаюсь на крыльцо и останавливаюсь перед братом.

— Поцелуй братика, — обнимаю Лаклана и размазываю зелёную краску по его щеке, одна из чешуек отваливается.

— Говнюк.

— Старый пердун.

Когда я его отпускаю, Лаклан всё равно не может удержаться. Кладет руки по обе стороны от моей головы и прижимается свои лбом к моему.

— Ты всё такой же безбашенный засранец, — говорит Лаклан, и хоть он пытается выглядеть серьезным, искры в глазах выдают его веселье. — Но я всё равно тебя люблю.

— Я тебя тоже.

Хлопнув меня по затылку, Лаклан ухмыляется и отпускает, чтобы подхватить одну из моих сумок и бутылку самогона, рассматривая её, нахмурив брови.

— Что это ещё за хрень?

— Домашний виски, типа того

— Господи Иисусе.

— Слоан нашла это на деревенской вечеринке в Линсморе. И, судя по тому, как эти двое переговариваются, она там нашла не только это, — киваю в сторону двух девушек, которые шепчутся на кухне, открывая бутылку красного вина. Лаклан смотрит туда же. — Кажется, она нас обошла в этой игре.

— Ну, у меня тоже есть пара идей.

— Я думал, Конор не будет давать тебе подсказки. Слоан взбесится.

— Какое же ты ссыкло, — Лаклан закатывает глаза, держась подальше от девчонок, которые с бокалами идут в гостиную. Когда они уходят, мы идем на кухню, и брат открывает самогон. — Я и сам могу добыть информацию. Не буду втягивать Конора, раз уж обещал леди-паук. Тем более, я видел, как глаза удаляют. Не хочу, чтобы она на мне это пробовала, — говорит он с дрожью и наливает в стакан алкоголь, двигая его ко мне. — Поверь на слово.

Лаклан поднимает стакан в безмолвном тосте, и я делаю то же самое, а потом мы делаем глоток этой жгучей жидкости. Горло сразу жжет, и по пищеводу словно огонь льется.

— Пиздец, что за хуйня.

— Ты уверен, что это не серная кислота?

— Не уверен. Но это не помешает мне нажраться и спеть тебе серенаду.

— С таким пойлом мы сдохнем раньше, — говорит Лаклан, пока мы оба мучаемся, делая ещё один глоток.

— Так ты говорил, у тебя есть информация? — говорю я заговорщическим шепотом, наклоняясь ближе через тумбу. — Что за информация?

— Ага, мужчина-парень, — раздается голосок прямо за спиной, когда я делаю глоток, жидкость вылетает у меня изо рта и носа прямо в Лаклана. — Я тоже хочу знать, что за информация?

Оборачиваюсь, пока Лаклан говорит своё фирменное «Господи Иисуссе», а Слоан и Роуз визжат от радости. Маленькая банши ухмыляется мне, ставя на пол злого енота, и сначала я шокирован, но потом понимаю, что это в её стиле.

— Роуз, ты меня до усрачки напугала, — пытаюсь её обнять, но она отступает, поднимая руки.

— Воу, нет. Выглядишь так, будто проходишь кастинг на безумную версию «Злой», — она хлопает меня по плечу. — За старания тебе пять с плюсом. Или… что-то в этом роде.

Хотя я слышу, как Слоан фыркает, голос старшего брата эхом отдаётся в моей голове.

— Роуз…?

Мы с банши обмениваемся мимолётной улыбкой, прежде чем я поворачиваюсь к Лаклану. Никогда не видел такого выражения на его лице. Брови нахмурены, глаза слезятся.

— Привет, Лаклан.

Брат медленно идет в обход стола, ускоряется, чтобы схватить Роуз в охапку. На лице у него надежда, перемешанная с виной. Он снимает очки и вытирает глаза. Они шепчутся о чем-то своем, о чем не должен никто слышать, но я всё равно слышу. О сожалениях и ошибках. О времени и обещаниях. О том, что есть клятвы, которые нельзя давать, потому что не каждый может их исполнить.

Тихо скрипит сетчатая дверь, и Фионн заходит внутрь. Без лишних движений роняет рюкзак на пол, не отводя взгляда от Лаклана.

— Думал, врач тут не помешает. На всякий случай, — бурчит он, потирая затылок.

Я смотрю на Лаклана. Его сердце разбито так давно, что боль въелась в каждую черту лица. В глазах блестят слезы. И я вижу, как дрожит его ладонь, когда Роуз отходит подальше.

— Фионн, — выдыхает Лаклан и идет к нему. Они обнимаются. Долго. Вспоминаются другие моменты. Выпуск Фионна из медицинской школы. Приезд из Слайго в Бостон, в нашу первую собственную квартиру, в безопасное место. Или то смутное воспоминание, как мы впервые увидели нашего младшего братишку в больнице после рождения. Тогда я, конечно, был мал, но чувствовал эту невыносимую боль. Смерть матери давила на Лаклана тяжелым грузом. Но была и любовь. Она была в том, как Лаклан держал младенца на руках. И сейчас, когда он обнимает Фионна, я вижу ту же любовь.

— Прости, — шепчет он. За все наши годы вместе я никогда не видел, чтобы плечи брата дрожали так сильно. Я никогда не видел, чтобы он плакал, даже когда мы были маленькими. Он быстро повзрослел. Вел нас сквозь тьму, был нашим маяком в ночи, которая казалась бесконечной. — Я не знаю, как всё исправить. Мне очень жаль, Фионн.

— Это не твоя вина, — говорит Фионн, отстраняясь и глядя Лаклану в глаза. И тут я понимаю, что младший брат изменился. Больше нет того Фионна, который был одержим карьерой и соответствием чьим-то ожиданиям. Он… умиротворенный. Он спокоен. — Ты никогда не был виноват, Лаклан. И я бы связался или вернулся домой раньше, если бы мог. Мне просто… нужно было время. Чтобы перезагрузиться, наверное. Время, чтобы во всем разобраться, не полагаясь на вас обоих. Ну, или только на тебя, — он кивает в мою сторону. — Этот всё равно выглядит как помойный гоблин.

Лаклан издаёт какой-то жалкий смешок и поворачивается, смотря на меня покрасневшими глазами.

— Кажется, мы только что официально заменили твою кличку Говноед. Помойный Гоблин тебе подходит.

— Тем более, он теперь навсегда зелёный, — поддакивает Ларк. Когда я бросаю взгляд в её сторону, она стирает слёзы со щёк тыльной стороной ладони.

— Слушайте, это что, правда навсегда? — спрашиваю я, отдирая чешуйку, приклеенную к щеке. Фионн чешет свою небритую челюсть, наблюдая за мной из-под руки Лаклана. — Она отвалится вообще?

— Ты что, её вытатуировал, дебил?

— Конечно, нет, гений хренов.

— Да успокойся, скорее всего, всё будет нормально.

— «Скорее всего» как-то не очень успокаивает, — говорю я, но Фионн просто пожимает плечам.

— Ну, тебе, скорее всего, придётся подождать, пока клетки кожи не обновятся.

— И долго ждать?

— Пару недель.

— Пару недель?! — повторяю я за ним, а Слоан хохочет где-то рядом.

— Ну, если будешь тереть два раза в день. А так, может, и месяц, — говорит Фионн. Я смотрю на Слоан, но она только головой мотает. Я делаю всё возможное, чтобы выглядеть расстроенным, что, если честно, не так уж и сложно, и иду к своим братьям.

— Срочные обнимашки. Даже помойным гоблинам нужна любовь, — с распростёртыми руками я хватаю своих братьев, и, хотя они протестуют, но обнимают меня в ответ.

— Ты идиот, — шепчет мне Фионн, пока мы прижимаемся лбами.

— А ты — придурок, который ест птичий корм, — заступается Лаклан за меня.

— А ты — вечно задумчивый засранец, — говорю я, он ухмыляется, и в его глазах снова появляется блеск. Я сглатываю, чтобы тоже не заплакать. Кажется, как будто смещённая кость наконец встала на место, как будто я не мог дышать без боли, и вдруг, всё исчезает. И, судя по тому, как братья смотрят на меня, они чувствуют то же самое. — Вы бы не были такими красивыми драконами, как я. Но я всё равно люблю вас.

— Да, — говорит Фионн. — Я тоже.

Лаклан обнимает нас за головы.

— Я тоже вас люблю, мои мальчики. И горжусь вами.

Когда мы отстраняемся, Фионн делает шаг назад и медленно поворачивается. Он смотрит на каждого из нас, потом на Роуз.

— Теперь, когда все в сборе, — говорит он, — у меня есть объявление.

Взгляд Роуз скользит по Ларк и Слоан, потом по мне и Лаклану, будто кто-то из нас знает, что замышляет Фионн.

— Объявление…?

— Скорее вопрос, — Фионн делает несколько шагов к Роуз. Она словно хочет сбежать, но не может сдвинуться. — Хотел сказать, что люблю тебя, Роуз Эванс.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет она, глаза наполняются слезами, Фионн берет её за руку, другую засовывая в карман.

— Когда ты появилась в Хартфорде, это было самое лучшее событие в моей жизни. Ты ворвалась и перевернула всё с ног на голову. Я пытался склеить свою жизнь, но ты показала, что эти осколки не соединить. Они изначально не подходили. Но ты всё изменила, Роуз. Я восхищаюсь тобой каждый день. Твоей храбростью. Твоей дерзостью. Твоим огромным, диким сердцем. Тем, что ты принимаешь себя такую, какая есть. Ты научила меня любить тьму, не бояться её и не прятать.

Фионн достает руку из кармана и встает на одно колено. Плечи Роуз дрожат, по лицу текут слезы.

— Я люблю тебя, Роуз Эванс. И не отпущу тебя. Никогда, — он открывает коробочку. Внутри три кольца, как закат солнца: оранжевый солнечный камень над морем сапфиров и голубых бриллиантов в золотой оправе ручной работы. — Выходи за меня, Роуз. Давай любить друг друга вечно.

Роуз не может сдержать радость. Она кричит и бросается к Фионну. Он поднимается с колена, прижимая Роуз к себе. Они плачут, шепчутся, целуются, смеются. Ларк включает музыку, а Лаклан достает новую бутылку виски. После бурных поздравлений, я ухожу, чтобы снять этот дурацкий костюм и отмыть кожу под горячей водой.

Когда возвращаюсь в гостиную, празднование в полном разгаре. Я просто стою в стороне и наблюдаю минуту. Удивляюсь поворотам этой жизни. Когда смотрю чуть внимательнее, вижу замысловатый узор в паутине. Это особая карта, которая свела нас всех вместе.

Наблюдаю за своими братьями, которые стараются наверстать упущенное время, как вдруг чувствую прикосновение Слоан на своём запястье. Поднимаю руку, и она уютно прижимается ко мне.

— Приветик, Палач, — шепчет она.

— Приветик, Чёрная птичка, — целую её в макушку. Фионн смеётся над шуткой Лаклана, всё время обнимая Роуз. Слоан вздыхает, и я смотрю вниз на её довольную улыбку. — Держу пари, ты как-то связана с этим? — спрашиваю я.

Слоан пожимает плечами.

— Возможно.

— Твоя сообщница тоже замешана?

— Ты мой сообщник.

— Другая.

Слоан улыбается, но не отрывает взгляда от друзей.

— Что уж говорить, мужчина-парень? Ларк — настоящий романтик.

— Так и думал, — поворачиваюсь, и она обвивают руками мою талию. Кладу ладони на её щеки и целую в губы. — Спасибо тебе — шепчу я. — Я люблю тебя, Слоан Кейн.

— Я тоже тебя люблю, Роуэн. А теперь, пока они заняты, — говорит она, кивая в сторону гостиной, — не хочешь сбежать и заняться карате в гараже?

Улыбаюсь своей прекрасной жене. В её карих глазах так много любви и радости, а на щёчке появляется ямочка от ухмылки.

— Я уж думал, ты никогда не предложишь.