Жнец и Воробей

4 — ПРИНЦЕССА ПРЕРИЙ

РОУЗ

В кемпинге «Принцесса Прерий» почти пусто, когда такси высаживает меня на гравийной дорожке. Водитель терпеливо ждет, пока я с трудом вытаскиваю из машины алюминиевые костыли и кое-как вылезаю наружу. Здесь всего несколько автодомов. Видимо, не очень-то популярно разбивать лагерь на плоском, заросшем травой поле возле Хартфорда, с его-то населением в 3501 человек. Такси уезжает, и я остаюсь одна со звуком детских голосов с площадки. Все трое детей буравят меня взглядом, от которого становится не по себе. Скрип старых качелей, как грустная мелодия в этом забытом богом месте. Я останавливаюсь и вяло машу рукой. Все трое резко и синхронно прекращают качаться. В ответ не машут.

— Да уж… — шепчу я. — Это пиздец как странно.

Одна девочка наклоняет голову, словно прислушивается, хотя она никак не могла меня услышать с такого расстояния, и потом все трое начинают качаться одновременно.

— По крайней мере, теперь я знаю, как умру, — сглатываю внезапно подступивший к горлу ком и ковыляю по неровному гравию, чувствуя пульсацию в ноге. Мой автодом выделяется на фоне остальных. Старая Дороти может и разменяла третий десяток, но она чертовски хороша: хромированные бамперы, покраска на заказ — стая воробьев на фоне заката в розово-желтых тонах. Все свои деньги я вкладывала в Дороти. Она — мой дом на круглый год. Но сейчас, впервые в жизни, я мечтаю о чем-то более постоянном. О доме, который не может просто так взять и уехать.

— Да брось, это просто временные трудности. Скоро ты снова будешь колесить по стране, — шепчу я, перекрикивая стук костылей. — Ты и одна отлично справишься. Не будешь же ты бояться каких-то там детей-убийц. Ты же сильная и независимая женщина.

И я почти верю в это. До тех пор, пока не останавливаюсь у двери своего дома на колесах.

— Черт.

Здесь жарко, как в аду, и все, чего я хочу — это завалиться внутрь и, если честно, разрыдаться в подушку. Проблема в том, что я не знаю, как это сделать на костылях, ведь дверь находится в полуметре от земли и узкую внутреннюю лестницу. Я никогда не задумывалась о покупке нормальной складной лестницы. Зачем она мне?

Мои плечи опускаются. Я опираюсь всем весом на костыли, и мое тело протестует.

Пытаюсь прогнать слезы, когда слышу звук приближающейся машины. Быстро смахиваю слезы большим пальцем и с новой решимостью хватаюсь за костыли. Нельзя, чтобы кто-то глазел. Добираюсь до двери, вставляю ключ в замок и поворачиваю его. И в этот момент чья-то большая рука тянется над моей головой и открывает дверь.

Я вздрагиваю и чуть не падаю, когда оборачиваюсь. Солнце бьет в глаза, не позволяя разглядеть мужчину. Он успевает схватить меня за руку.

— Прости, — говорит он, и его голос кажется до боли знакомым. Он тут же отпускает мою руку и отступает на шаг. — Не хотел тебя напугать.

— МакСпайси…? — я щурясь смотрю на него, а затем перевожу взгляд на стоящий неподалеку «Ford F-250». В кузове стоит мой мотоцикл. — Что ты тут делаешь?

— Судя по всему, пугаю тебя до чертиков. Прости, — отвечает он и бросает взгляд на открытую дверь и узкую лестницу, ведущую в мой дом, после чего хмурится. А когда он снова смотрит на меня, от его пристального взгляда по моей коже бегут мурашки. — Я слышал, что тебя выписали сегодня утром, а не после обеда, поэтому решил завезти мотоцикл и узнать, как ты. Как себя чувствуешь?

Я могла бы и соврать, но у меня нет на это сил. Почему-то хочется быть честной с ним. Возможно, дело в том, как он смотрит на меня, не отводя взгляда, как держит открытой дверь и как словно готов подхватить меня, если я споткнусь.

— Последние несколько дней были просто ужасны, — произношу я тише, чем хотела бы.

Лицо доктора Кейна смягчается. Он немного ослабляет хватку на двери, и она со скрипом открывается чуть шире.

— Да, могу себе представить.

— Я справлюсь.

— Не сомневаюсь.

— Правда? Говоришь так, будто сомневаешься.

Он смотрит на автодом и пожимает плечами.

— Ступеньки какие-то ненадежные… — когда его внимание возвращается ко мне, на губах появляется слабая улыбка, а глаза на ярком солнце кажутся почти небесными. — Вот в тебе я ни капли не сомневаюсь. Ну, в том, что ты сама сможешь о себе позаботиться, конечно.

Я прикусываю губу, подавляя усталую улыбку, хотя он не заметил бы. Его взгляд мечется между темным салоном автодома, гравием под ногами и его машиной, словно он только и ждет, чтобы уехать.

— Док, я бы на твоем месте все-таки немного засомневалась, — говорю я, поймав его взгляд, когда он снова обращается ко мне. — Но я как-нибудь выкручусь. Спасибо, что вернул мотоцикл. Вот только помочь тебе его разгрузить я не смогу.

— Я сам справлюсь, — говорит он, и я киваю, благодаря, крепче сжимая костыли и снова сосредотачиваясь на входе в автодом. Там наверняка духота. Дороти стояла и пеклась на солнце, а я мечтаю стянуть с себя куртку, остаться в трусах и вырубиться спать до завтра. Добравшись до ступеньки, прислоняю костыли к боку автодома и хватаюсь за внутреннюю ручку. Док держит дверь, и я с трудом затаскиваю себя внутрь, шипя от боли, когда ударяюсь гипсом о выступ.

— Всё в порядке, — выдавливаю я. Доктор Кейн смотрит на меня изучающе, пока я опираюсь на здоровую ногу, поворачиваясь к нему, и его лоб хмурится от моей вынужденной улыбки. Тянусь обратно к двери за костылями, но вместо этого неуклюже сбиваю их, словно кегли.

— Ну, — говорю я, глядя, как они валяются внизу, насмешливо выглядывая из-под автодома. — Это, мягко говоря, было не очень.

— Не лучшее начало, да.

— Я справлюсь.

— Вижу.

— Ты не особо помогаешь.

Моя саркастичная шутка, кажется, возвращает доктора Кейна из его мыслей в реальность.

— Прости, — шепчет он едва слышно. Бережно придерживает дверь и наклоняется, чтобы поднять костыли. Его выцветшая серая футболка натягивается на спине, пока он тянется под автодом. Четкие мышцы очерчивают его позвоночник, а широкие плечи хорошо видны под тонким хлопком.

Я сглатываю, когда он выпрямляется и оказывается прямо передо мной. Я немного выше него, стоя на небольшом пороге в автодоме, но он всё равно, кажется, занимает собой всё мое поле зрения.

— Спасибо, — говорю я немного дрожащим голосом. Обхватываю один из костылей и пытаюсь вытянуть его, но он не отдает. — Я справлюсь.

— Да, я слышал. Но в моем доме тебе будет проще, — выпаливает он вдруг. Его глаза расширяются, как будто эти слова вырвались у него случайно.

— Эм… что…?

— Я хотел сказать… тебе стоит приехать ко мне. Здесь, — говорит он, указывая на мой дом, — совсем неудобно. Ты кое-как сюда залезаешь.

— Нужно просто привыкнуть.

— У тебя даже кондиционера нет.

— Вообще-то есть… — ну, если Дороти едет и окна открыты. И когда она сама захочет. Что бывает редко.

Док хмурится на меня с подозрением. На мгновение мне кажется, что я случайно озвучила свои мысли.

— А как насчет душа?

— Уверена, они заполнили бак, прежде чем уехать, — отвечаю я, оглядывая территорию за его плечом. — А когда он опустеет, можно воспользоваться общим душем, вон там.

Доктор Кейн поворачивается вслед за моим взглядом, разглядывая небольшой деревянный домик с надписью «ДУШ», зеленая краска которого выцвела так же, как и трава вокруг.

— Выглядит очень безопасно.

— Там убивают людей только по выходным.

Доктор Кейн поворачивается ко мне, смотря настороженным взглядом.

— Нужно следить за раной, и через неделю снять швы, — говорит он. — Справишься?

Я подавляю заверения, которые в лучшем случае будут полуправдой. С каждой секундой всё больше нервничаю, представляя себя в главной роли в фильме ужасов под названием «Кемпинг Принцессы Прерий: Ужасное убийство Роуз Эванс», но мне совсем не хочется, чтобы парень, которого я едва знаю, понял это. МакСпайси, конечно, горяч и кажется искренне милым, но я привыкла заботиться о себе сама. Мне и так тяжело признать, что я не могу двигаться, как прежде, без постоянных напоминаний о том, что мне нужна помощь.

— Роуз… — он изучает мое лицо, как будто ищет что-то, как будто оценивает варианты и возможные пути. Чем дольше длится тишина, тем больше я хочу её заполнить. Когда я меняю положение, чтобы поставить распухшую ногу на ступеньку позади, он резко вдыхает. — Мэттью Крэнвелл.

Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица. Но мы оба знаем, что он застал меня врасплох.

— Кто? — спрашиваю я с задержкой.

— Мэтт Крэнвелл, — повторяет он. — Ты его знаешь?

Я сглатываю. Качаю головой.

Даже при ярком солнце на его лице появляется тень. Доктор Кейн не отводит взгляда, когда я пытаюсь разорвать эту связь и отвернуться. Он по-прежнему стоит там, загораживая весь проем, вытягивая всю энергию, которая искрится между нами в знойном воздухе.

Эта застывшая секунда длится так долго, что я успеваю представить вси мысли и обвинения, которые наверняка сейчас проносятся в его голове. Он наклоняется ближе, и его голос становится ледяным шепотом:

— Он это с тобой сделал?

Хочу отступить. Но не двигаюсь. Хочу покачать головой, но не могу заставить себя сделать это. Я словно олененок, парализованный страхом, когда его находят в высокой траве.

— Подозреваю, что ты не единственная, кому он причинил боль, — его футболка натягивается на бицепсах, и мышцы кажутся напряженными, когда он проводит рукой по волосам. Прядь падает на нахмуренный лоб. — Расскажешь мне, что произошло той ночью на самом деле?

Каждый вдох настолько неглубокий, что едва ощущается. Мое сердце бешено колотится в груди. Я даже не могу покачать головой, хотя это может решить, окажусь ли я в полицейской машине.

Будь сильной. Будь сильной, будь сильной, будь сильной. Ты водишь чертов мотоцикл в металлической клетке перед сотнями людей в этом дурацком цирке. В этом гребаном Шаре смерти, ради всего святого. Не плачь, Роуз Эванс. Не вздумай, блять, плакать.

Но я всё равно, сука, плачу.

Одна слезинка скатывается и обжигает щеку. Морщинка между его бровями разглаживается, когда он наблюдает, как я раздраженно смахиваю её пальцами.

— Мне пора. Спасибо, Док, — говорю я и пытаюсь закрыть дверь. Но он не дает это сделать.

— Роуз, с ним лучше не связываться, — его лицо становится мрачным, в голосе звучит предостережение. — Он был заместителем шерифа в округе Линкольн, пока его не отстранили несколько лет назад, что-то связанное с арестом, который вышел из-под контроля. Говорят, это была последняя капля в списке его выходок. Сейчас он околачивается в двух местах: на своей ферме за Элмсдейлом и на зерновой мельнице Фергюсонов. Она, можно сказать, по соседству, — говорит он, указывая на заднюю часть моего дома на колесах. Я смотрю в том направлении, но там… ничего. Лишь пшеничные поля за оградой кемпинга, без зданий и ориентиров. Когда я поворачиваюсь к Доку, нахмурив нос, он закатывает глаза. — Ладно, хорошо. «По соседству» — это в паре миль отсюда, но технически это всё ещё близко.

Не могу сказать, что в восторге от того, что Мэтт ошивается где-то рядом, даже если это «где-то» через сплошные поля, которые затруднят ему возможность подкрасться ко мне. Но думаю, он тот ещё хитрый ублюдок, даже без одного глаза.

В животе неприятно скручивает. Я тупо смотрю вдаль, а в голове снова крутится сцена, как я втыкала коктейльные шпажки в его лицо.

— Я могу тебе помочь.

Мягкость в голосе доктора Кейна вытаскивает меня из этого образа, успокаивающее прикосновение, так непохоже на жестокость той ночи. Когда я поворачиваюсь к нему, на его лице мольба.

— В Хартфорде безопаснее. Он там почти не бывает, только в клинике раз или два в год. Элмсдейл ближе для него, — глаза доктора не отрываются от моих, когда он достает что-то из кармана. Водительские права Мэтта. — Переезжай ко мне. У меня есть гостевая комната. Горячий душ. Работающий кондиционер. Вкусная еда. Я даже кое-что знаю об уходе за ранами.

Я моргаю, глядя на него, переваривая его слова, пока он терпеливо ждет, когда до меня дойдет.

— У меня нет работы, — наконец выдавливаю я, опуская взгляд на гипс на ноге. — Не смогу тебе заплатить.

— Я и не прошу.

Доктор Кейн протягивает мне права. Я неуверенно беру их за край, но не выдергиваю из его руки.

— Ты же не серийный убийца, который убьет меня во сне, правда? — спрашиваю я, прищурившись. Я спросила это, скорее, чтобы пошутить. В другом случае это был бы вполне логичный вопрос. Но от доктора Кейна исходит какое-то странное успокоение.

Может, из-за того, как он держал меня за руку в скорой. Может, из-за того, как он держит это компрометирующее доказательство между нами, которое так легко можно использовать, чтобы упечь меня за решетку. Но, наверное, это что-то неуловимое, как вибрация в воздухе, то, что нельзя потрогать или попробовать. Просто уверенность. Что с ним я в безопасности.

Ухмылка медленно появляется на его губах.

— Ты же не серийная убийца, которая убьет меня во сне, правда?

Я отрицательно качаю головой.

— Хорошо. Тогда собирай свои вещички, и сматываемся отсюда к черту. Это место напоминает мне фильм «Дети кукурузы», — говорит он, бросив взгляд на одичавших ребят на качелях.

— Согласна. Только это пшеница, а не кукуруза.

— Без разницы. Здесь есть посевы и жуткие дети. Этого хватит.

С сомневающейся улыбкой я выдергиваю права из его руки и засовываю во внутренний карман куртки. Он выгружает мой мотоцикл, пока я поливаю цветы и кидаю пару вещей в рюкзак. Когда я возвращаюсь к двери, он забирает у меня рюкзак и перекидывает его через плечо. Прежде чем я успеваю спуститься, доктор Кейн обхватывает меня за талию и поднимает из автодома, вызывая разряд, пробегающий по всему телу. Я как будто парю в его руках, словно ему даже не тяжело держать меня. Когда он ставит меня на землю, то делает это осторожно, медленно. Предлагает мне свою руку для равновесия и ждет, пока я не встану уверенно на ноги, прежде чем отдать мне костыли. Он идет, подстраиваясь под мой медленный шаг, хотя мог бы легко идти быстрее.

Не помню, когда в последний раз мужчина провожал меня к пассажирской двери. Или открывал её для меня. Или аккуратно ставил мои вещи, прежде чем осторожно помочь мне залезть. Я не помню, чтобы меня кто-то пристегивал. Никогда. Но он делает всё это, болтая без умолку, рассказывая про свою машину, дом и город. Мимолетно улыбается мне перед тем, как закрыть дверь, и я не помню, чтобы чувствовала что-то подобное из-за простого жеста.

Доктор Кейн садится на водительское сиденье и заводит двигатель. Он включает передачу, но держит ногу на тормозе, поворачиваясь ко мне.

— Я должен что-нибудь знать перед тем, как мы поедем?

Этот электрический заряд всё ещё горит во мне. Я качаю головой.

— Хорошо. Отлично, — говорит он, и мы выезжаем из кемпинга «Принцесса Прерий».

Я должна остановить его. Прикоснуться к его загорелой, мускулистой руке, когда он тянется, чтобы включить радио. Рассказать ему правду о том, что произошло с Мэттом. Должна разрушить этот момент. Должна сделать всё сейчас, пока это не разрушило меня.

Правда рвется наружу. Но ей не хватает сил.