Жнец и Воробей

27 — ТРОЙКА МЕЧЕЙ

ФИОНН

Закат за спиной бросает оранжевые и розовые отблески на волны. Контракт с Лиандером закончен, но воспоминания преследуют меня, как навязчивый кошмар. Уже пять дней я смотрю на море, с утра до ночи, но ничего не вижу. Перед глазами мелькают раны, которые я зашивал. Неожиданные знакомые и их лица, искаженные болью. Сломанные кости, огнестрельные ранения, разорванная плоть… Смерть. Но ещё я вижу Роуз. Даже в самой глубокой тьме воспоминания о ней согревали меня. Я видел её лицо, глядя на море. Слышал её смех. Чувствовал её поцелуй на губах, ощущение её кожи.

Но это всего лишь воспоминания. Надежда увидеть её вновь уплывает в открытое море.

Я смотрю на часы, и сердце сжимается. Она должна была получить моё письмо три дня назад. Я приехал раньше, на всякий случай. Смотровая площадка в тридцати минутах от Эллсворта, или в сорока пяти, если она едет на Дороти. Она могла приехать сюда на мотоцикле, если бы захотела.

Опускаю голову, делаю глубокий вдох морского воздуха и поднимаю рюкзак, лежащий у ног. Бросаю последний взгляд на море и поворачиваюсь. Рюкзак падает на землю, когда я вижу её. Или мне это кажется?

Роуз.

Она так красива, что у меня перехватывает дыхание. Ветер колышет её тёмные волосы. Всё, как тогда: чёлка до бровей, локоны по плечи. Её карие глаза смотрят прямо в меня, будто видят все грехи. На ней кожаная куртка и топ. Чёрные джинсы и мотоциклетные ботинки. Она выглядит чертовски круто. Но дело не только в одежде, не только в этой позе, с руками в карманах. Её взгляд жестокий. Нет искры. Нет задора. Нет тепла.

Я знаю, что поступил правильно и защитил её. Но только сейчас вижу, как сильно я её сломал.

— Я так… — задыхаюсь. Глубоко вдыхаю. — Я так рад, что ты приехала. Рад видеть тебя.

Я чувствую, как разваливаюсь изнутри. Но Роуз? Она непроницаема. Девушка, которая всегда была открыта и не скрывала своих эмоций.

— Ты выглядишь по-другому, — говорит она.

Я опускаю взгляд на свою одежду, провожу рукой по волосам. Они немного отросли, и уже не такие ухоженные. Щетина и круги под глазами от бессонных ночей, когда я боялся, что она не приедет сюда. Может, она видит что-то ещё.

— Ты выглядишь так же. Прекрасно, — говорю я. Делаю шаг вперёд. Роуз не двигается. — Не был уверен, что ты приедешь.

— Я тоже, — отвечает она, отводя взгляд к морю. Долго молчит, и я не вижу на её лице ничего, кроме напряжения. — Мне нужно было время… подумать.

Роуз не из тех, кто долго думает. Она бросается в омут с головой, а потом уже разбирается с последствиями.

— Я рад, что ты приехала, — говорю я. Она кивает, но не смотрит на меня. Я чувствую, как она борется под этой маской равнодушия. — У меня есть кое-что для тебя.

Тянусь к сумке, краем глаза вижу, что она смотрит. Это немного успокаивает. Но как только наши взгляды встречаются, она напрягается. Улыбаюсь про себя и роюсь в сумке. Достаю конверт, но не отдаю его. Открываю сам.

— Последняя, — говорю я, доставая карту. Держу её в руке, а в другой — конверт и письмо. Она хмурится, но берет карту и смотрит на изображение. Она разбирается в Таро. Знала, что это будет последняя. — Влюблённые.

Она молчит, смотрит на карту, пряча лицо за волосами. Я разворачиваю письмо.

— Дорогая Роуз, — читаю я. — Как приятно, наконец, писать твоё имя. Значит, я дома.

Роуз шмыгает носом, но всё ещё не поднимает взгляда от карты.

— Прости меня за всё, что тебе пришлось пережить. Я не мог рассказать тебе, где я и чем занимаюсь, потому что это было слишком опасно. Я боялся, что до тебя доберутся. Даже писать письма было рискованно. Никогда раньше их не писал, но в те дни мне казалось, что мысленная связь с тобой, и что ты держишь в руках ту же бумагу и читаешь те же слова… помогала мне выжить.

Я поднимаю взгляд, и она смотрит на меня, в её глазах блеск. Мои пальцы начинают дрожать, по венам разливается адреналин. Смотрю на свою татуировку на предплечье. Это кардиограмма её ритма сердца, которую я достал тогда в больнице, пока она спала.

— «Влюблённые» символизируют выбор. И выбор, который я сделал девять месяцев назад, был самым сложным в моей жизни. Мне пришлось разбить твоё сердце, чтобы спасти тебя. Уйти, чтобы любить тебя. И теперь я хочу посвятить всю свою жизнь тому, чтобы загладить вину. Я прошу тебя, выбери нас, Роуз Эванс. Обещаю делать всё, чтобы ты была счастлива. Я никогда не полюблю никого, кроме тебя. Поэтому, что бы ты ни выбрала, я тебя не отпущу. Никогда.

Опускаю руку. По щеке Роуз катится слеза. Она смотрит на карту, словно ищет там ответ. У неё дрожит губа. Я хочу прикоснуться к ней. Поцеловать её. Но не слишком ли много боли я причинил? Не слишком ли много времени прошло?

Роуз вытирает слезы, но они снова льются из глаз.

— Мне понравились твои письма, — шепчет она. — Но это понравилось больше всего.

Надежда взмывает в груди, такая огромная, что душит, и в то же время такая хрупкая, что кажется, сломается от одного выдоха.

— Мне тоже.

— Я… я была… — голос Роуз срывается. Делаю шаг вперёд, но она мотает головой и откашливается. — Ты сделал мне больно.

— Знаю. Прости.

— Я тоже виновата. Первая нарвалась на Мэтта Крэнвелла. Не было бы ничего, если бы не я.

— Нет, Роуз. Я рад, что ты это сделала, — она наконец смотрит мне в глаза, и это приносит облегчение. — Иначе я бы никогда не встретил тебя. До сих пор пытался бы втиснуть себя в рамки, которые мне не подходят. И в этой поездке я понял, что вся эта идеальная жизнь, о которой я мечтал — просто бред. Я пытался, правда, но это не моё. Только с тобой я почувствовал себя живым, настоящим.

Роуз кивает, хоть и выглядит растерянной. Кивает и кивает, не может остановиться, потом наклоняет голову, пожимает плечами. Топчется на месте, взъерошивает волосы. Ей нужно время, чтобы поднять голову, мокрые ресницы поблёскивают в темноте.

— И… что значит… «выбрать»… в смысле… что это вообще такое?

Я не могу сдержать глупую улыбку, хотя и стараюсь.

— Понимай, как сама захочешь.

— Ну… — она качает головой и смотрит на море, нахмурившись. — Я люблю обниматься. Нам придется навсегда отменить это правило.

Я делаю ещё шаг к ней. Она почти рядом. Моя рука горит от желания прикоснуться к ней, но останавливаюсь.

— Я тоже люблю обниматься.

— Ещё мне нравится проявлять чувства на публике. Держаться за руки и всякое такое.

— Я всегда хочу держать тебя за руку.

— В Дороти только одна кровать. Раскладывать диван я не буду. Это не так-то легко.

— Отлично. Я не хочу спать в разных кроватях.

— И не смей говорить Барбаре, что у неё бешенство. Она обижается.

— Барбара у тебя? — уточняю, и она кивает. — Я думал, она гастролирует с пуделями.

— Случились… кое-какие… — Роуз смотрит в небо, подыскивая слова. — …происшествия. С чурросами. И, кажется, пару раз у палатки с хот-догами.

Я демонстративно вздыхаю, проверяя её реакцию. Она тут же смотрит на меня с прищуром.

— Не буду говорить ей, что у неё бешенство, — говорю, прикладывая руку к сердцу. — Клянусь.

Роуз скрещивает руки на груди, сжимая карту. Поднимает подбородок и дует на чёлку. Я столько раз представлял это за последние месяцы, что, видя вживую, как будто задыхаюсь.

— Дани и Ренегат заслужили победу в шоу «Любовь на выживание».

Еле сдерживаю смех.

— Не знаю, соглашусь ли… — Роуз сверлит меня взглядом сквозь слёзы. — Ладно, ладно. Они заслужили побед, даже если его псевдоним — полный отстой, а на самом деле его зовут Брайан, и я уверен на девяносто девять процентов, что они сжульничали в испытании с рыбой.

— Справедливо, — говорит она, закатывая глаза.

Мы замираем в тишине. Она теребит карту, словно решает, что делать дальше. Мне хочется сорваться с места, обнять её так крепко, чтоб кости хрустнули. Но я вижу по её глазам, как она борется. Страх, что тебе снова сделают больно — парализует. Я знаю, каково это, когда тебя предают. И даже если она выберет меня, ей нужно время, чтобы исцелиться. Поэтому я не тороплю её, не давлю. Просто жду.

— Мне понравилось, как мы тогда поцеловались, — наконец говорит Роуз. Её взгляд останавливается на мне, и я вижу, что она сомневается. — Нам придётся отменить это правило навсегда.

— Слава богу. Ненавижу его. С удовольствием отменил бы его прямо сейчас, если позволишь.

Она больше не сдерживается. Эмоции рвутся наружу. Я едва вижу её из-за слёз. Подрываюсь и оказываюсь рядом. Представлял этот момент тысячу раз за эти девять месяцев. Даже пытался запретить себе думать об этом, чтобы не разочароваться. Ощущаю её влажные щёки под ладонями. Солёный привкус её губ. Её дыхание на своей коже. Её запах, смесь пряного шоколада с запахом моря. Тот факт, что я могу по-настоящему коснуться её, превосходит все мои самые заветные мечты. Я просто тону в ней. Прижимаюсь к её губам и благодарю всех богов, когда её язык касается моего. Всё внутри меня встает на свои места, когда она обвивает руками мою шею и прижимается ко мне, словно мы созданы друг для друга.

— Я люблю тебя, Роуз, — говорю я, когда мы отстраняемся и прижимаемся лбами. — Прости меня.

Она не находит слов, лишь качает головой. Мы крепко обнимаем друг друга.

Уже темнеет, когда мы наконец отстраняемся, и света едва хватает, чтобы разглядеть тропинку к коттеджу, где веранду с видом на море украшают гирлянды. Меня начинает трясти. Вся моя медицинская практика, опыт работы в критических ситуациях, да и время, проведенное с этими безумными людьми, работающими на Лиандера, — всё это куда-то исчезает, когда Роуз смотрит на меня своими тёмными и сияющими глазами. Любая мысль о ней заставляет меня нервничать.

Сглатываю и показываю на домик.

— Может, останешься со мной?

Роуз не отвечает. Моё сердце сжимается.

— Там… там красивый вид на океан… — она смотрит на меня, не двигаясь. — Эм-м… там вкусный завтрак подают. И вафли, ты любишь вафли, — я хватаюсь рукой за затылок, когда она поднимает брови, словно ждёт чего-то большего. — Там только одна кровать.

Внезапно на её лице расцветает улыбка, словно она нарочно сдерживала её, чтобы посмотреть, как я мучаюсь.

— Это именно то, что я и хотела услышать, Док.

Мы идём к домикам под сияющими звёздами, держась за руки. Каждый шаг кажется мне сном. Вдруг я проснусь, и окажется, что всего этого не было. Она никогда не приходила. И в этот момент меня охватывает ужас, когда мы подходим к парковке, и она смотрит в сторону Дороти, словно собираясь отпустить мою руку.

— Подожди минутку, — говорит Роуз и отступает назад. — Я сейчас вернусь.

Я киваю. Она бросает на меня неуверенную улыбку и уходит к автодому, засунув руки в карманы. Возвращается с рюкзаком на плече.

— Нужно было покормить Барбару и взять вещи на ночь.

— Хорошо, — протягиваю руку, и она берёт её. Её прикосновение всё ещё кажется неуверенным, совсем не похоже на ту Роуз Эванс, которую я знаю, но понимаю, что мне ещё предстоит заслужить её доверие.

Я просто остаюсь рядом, открывая дверь и провожая её в комнату на втором этаже с видом на море. Она подходит к окну и смотрит на океан, ставя рюкзак на один из стульев.

— Красиво, — говорит она, не отрывая взгляда от черных волн, сливающихся с горизонтом.

— Да, очень, — отвечаю я, смотря на неё. — Хочешь что-нибудь выпить? У меня есть чай и бурбон.

— Бурбон был бы кстати, спасибо.

Я киваю, хотя она и не видит этого, и поворачиваюсь к небольшой кухоньке, чтобы достать два стакана и наполнить их. Наливаю в первый, когда она произносит слова, от которых у меня стынет кровь в жилах.

— Дорогой Фионн…

Я поворачиваюсь к ней, как будто под гипнозом. В её руках письмо. Видно, как дрожат её пальцы.

— Я получила твои письма. Читаю их снова и снова. И наконец решила ответить. Никто мне раньше таких писем не писал. Да и я никогда никому не писала. Забавно, ведь и эти мне некуда отправлять.

Роуз смотрит на меня, и я не могу двинуться с места.

— Когда я лежала в больнице, мне приснилось, что некоторые разбитые сердца невозможно излечить. Думала, что и моё тоже. А потом пришло первое письмо. Я была зла. Чувствовала себя абсолютно опустошённой. Но это письмо было как первый стежок. Больно, но помогло. И каждое следующее письмо затягивало мою рану, даже если я этого и не хотела.

— Ты прислал мне карту «Тройка мечей». Написал, что она символизирует боль. В письме ты писал, что она символизирует разбитое сердце, боль и потери, которые мы пережили вместе, и которые я переживаю до сих пор. Но когда я открыла конверт, эта карта была перевёрнута. Значит, ножи больше не ранят сердце. Начинается исцеление. Это письмо стало для меня ещё одним стежком.

— Поэтому надеюсь, что ты будешь и дальше писать мне. А я буду писать тебе. Надеюсь, что мы залечим раны друг друга и снова будем вместе. Потому что я люблю тебя, Фионн. И не отпущу. Никогда. С любовью, Роуз.

Она поднимает на меня взгляд, и хотя я делаю шаг в её направлении, она сама сокращает расстояние. Я обнимаю её, и мир вокруг перестает существовать.

— Я серьёзно, Роуз, — шепчу ей на ухо. — Я тебя не отпущу.

Она прижимается ко мне и кивает.

— И я тебя.

Мы стоим так долго, покачиваясь в такт нашим сердцам и дыханию. Потом отстраняемся, и Роуз снимает куртку. Я наливаю нам бурбон, и мы садимся на кровать. Она читает мне свои письма, одно за другим. Мы разговариваем, смеёмся и засыпаем в объятиях друг друга. Мы начинаем долгий процесс исцеления.

На следующий день я просыпаюсь раньше Роуз и пишу ей письмо. О счастье, об облегчении, о благодарности. Заканчиваю, как всегда, обещанием, что никогда её не отпущу. Оставляю письмо на подушке и тихо выхожу из комнаты, чтобы принести ей кофе и вафли из кафе внизу. Возвращаюсь, а она уже в душе. На столике лежит записка — её ответ. Её письмо не только о счастье или облегчении. Оно о желании и потребности. Это приглашение. Я оставляю кофе и завтрак на кухне, а затем присоединяюсь к ней в душе, и мы занимаемся любовью под струями воды, наслаждаясь каждым поцелуем, каждым прикосновением, каждым прошептанным словом, которое мы не успели написать.

Каждый день мы пишем друг другу письма. Каждый вечер читаем их вслух. Мы говорим о том, что чувствуем. Иногда занимаемся любовью. Иногда трахаемся. Иногда ссоримся. Смеёмся. Плачем. Но каждый день мы исцеляемся.

Через пару дней мы отправляемся в путешествие на Дороти. Без плана. Просто останавливаемся в разных местах для кемпинга. По вечерам встречаем случайных попутчиков. Сидим у костра, и я вижу, как Роуз светится от счастья. Её смех становится всё более искренним, и мой тоже. Иногда мы просто остаёмся наедине и говорим о жизни, которую оставили позади в Небраске, и о будущем, которое ждёт нас впереди. Она говорит, что готова ещё раз пожить в Бостоне, если я тоже этого хочу. И я готов. Я знаю, как Лиандеру хочется видеть меня рядом в качестве врача. Он писал мне пять раз после Хорватии, предлагал постоянную работу, даже обещал помочь открыть собственную клинику, чтобы я всегда был под боком. Он мог бы принудить меня шантажом, конечно. Но по правде говоря? Я готов согласиться сам. И хотя Роуз старается не показывать, я знаю, как сильно она хочет быть ближе к Ларк и Слоан. Я слышу это в её голосе, вижу, как загораются её глаза, когда она говорит о них.

— Может, летом будем кататься на Дороти? Просто, чтобы она не грустила, — сказала она прошлой ночью, когда ложилась в постель.

— Хорошо, — говорю я, прижимая её к себе. Она доверчиво кладёт голову на мою грудь, и я целую её в шелковистые волосы. — Отличная идея.

И теперь, спустя три недели после той судьбоносной встречи в Эллсворте, всё кажется таким правильным. Словно мы, наконец, нашли свою тропу. Мы шагаем бок о бок, держась за руки, приближаясь к дачному домику, где припаркована «БМВ» Слоан и «Чарджер» Лаклана. Барбара тащится рядом на поводке, вынюхивая каждую травинку в вечном поиске запретных закусок. В домике горит тёплый свет, освещая заросший склон, уходящий вниз к озеру в лунном сиянии.

Роуз легонько сжимает мою руку, и я оборачиваюсь к ней.

— Всё хорошо? — спрашивает она, с тревогой заглядывая в глаза.

— Да, — отвечаю я, выдавливая самую искреннюю улыбку, на которую только способен. Но её не обмануть. Её взгляд скользит по моему лицу, пытаясь прочитать мои мысли. — Просто прошло много времени, давно не видел братьев. Я рад. И, наверное, немного волнуюсь.

Кажется, моё признание её успокаивает, и она обхватывает мою руку второй рукой.

— Они будут безумно рады тебя видеть.

— Просто гложет чувство вины, что столько времени прошло. Мог бы связаться с ними, как только вернулся.

Роуз задумывается, склоняя голову то вправо, то влево.

— Да, но тебе нужно было время. Это нормально.

Она права. Может, мне до сих пор нужно время. Не только чтобы оправиться от последних девяти месяцев, потраченных на залечивание ран, ускоренный курс косметической хирургии в полевых условиях и тайную жизнь вдали от родных. Мне нужно понять, чего я на самом деле хочу от жизни. Кем хочу стать. По правде говоря, после стольких лет стремления превзойти все ожидания, мне просто нужно время, чтобы остановиться и просто… существовать.

И если мне повезёт, что бы ни случилось дальше, мы будем вместе. Я и Роуз.

Мы останавливаемся у машин, завороженно глядя на коттедж, залитый тёплым, манящим светом. Роуз поворачивается ко мне, и я заключаю её в свои объятия.

— Готов? — спрашивает она.

Я наклоняюсь и целую её. Она вздыхает мне в губы. Как я вообще мог так долго жить без неё? И сейчас мне кажется, что я никогда не смогу насытиться. Отстранившись, убираю прядь волос с её лица и целую в лоб.

— Скорее всего, нет, — признаюсь я.

— Будет круто. Прямо настоящий «та-дам!» момент, — Роуз крепко обнимает меня за талию, а потом отпускает, отходя на пару шагов. Она хлопает себя по голой ноге, прихлопывая комара, и я замечаю шрам на её икре. От той самой раны, которую я помог вылечить. Но, встретив её взгляд, понимаю, что с самой первой встречи именно Роуз исцеляла меня. — Я обойду дом и проберусь на террасу. А ты заходи через главный вход, — говорит она, спокойно и уверенно улыбаясь. — Они буду в шоке.

Я едва заметно киваю. Она подхватывает извивающегося енота, разворачивается и убегает к передней части дома. Я стою в темноте, провожая её взглядом.

Убедившись, что она меня не видит, достаю из кармана небольшую коробочку. Открываю крышку. Кольцо сверкает в полумраке. Если приглядеться, то можно разглядеть ночное небо, отражённое в золоте и бриллиантах. Говорят, когда мы разглядываем звёзды, то смотрим в прошлое. А я вижу только будущее. И оно лучше, чем я мог мечтать.

Закрываю коробочку. Снова прячу в карман. Подтягиваю рюкзак повыше на плече и делаю глубокий вдох. Иду к дому и с каждым шагом во мне укрепляется решимость, любовь и надежда.

Я наверстаю всё, что мы потеряли за это время.