Мне показалось на мгновение, что все мышцы невозмутимой маски на лице Филиппа разом дернулись. Но, возможно, только показалось.
Потому что сама маска не изменилась ни на йоту.
И поза не изменилась.
Он выдержал несколько долгих секунд, глядя на меня.
Глаза в глаза.
Я — с кипящей азартом кровью.
Он — неподвижный, как каменная статуя, еще более спокойный, чем до этого.
Потом неспешно открыл дверцу машину и вышел. Сделал шаг назад, разглядывая царапину. Внимательно и расслабленно, как произведение искусства. Даже склонился поближе.
Выпрямился и лениво-задумчиво произнес:
— Как будем решать, Вера?
— Не знаю! — пожала я плечами с самым легкомысленным видом.
От него шарашило такой густой тяжелой энергией, что, даже когда он молчал, казалось, что я стою рядом с огромными колонками, басы которых пробивают кости и вибрируют внутри меня.
Тянуло к нему — безумно.
Такая всепоглощающая власть хищника.
На минуточку я даже начала понимать зверюшек, которые сами идут навстречу удаву, свивающему свои мощные кольца в завораживающем танце.
— Говоришь, ответственность несет инструктор? — Завадич перевел пронизывающий взгляд на Арсения, и я прям заревновала.
Это моя игра!
— Я не за рулем была! — поспешно возразила ему.
— Тогда вызовем полицию и выясним, к какому ведомству относится твой… — он сделал круговое движение кистью. — Экстравагантный жест.
— Мы вроде собирались не по закону, а по понятиям… — я смотрела ему прямо в глаза, сходя с ума от стального холода их серого цвета. И того, как явно он был заинтересован во мне.
Ни с одним мужчиной в жизни мне не было так интересно.
Они либо сразу недвусмысленно заявляли, чего хотят, либо были явно не заинтересованы.
Завадич устраивал охоту.
И меня это будоражило.
— Что ж… — он смерил меня с ног до головы, и я обрадовалась, что надела сегодня юбку. — Деньги у тебя есть. На машину.
— Ага.
Кожу покалывало от его взгляда, а ощущение опасности и возбуждения судорогой скручивалось в животе.
— Значит, расплатишься. Сама понимаешь, после покраски цена автомобиля будет уже гораздо ниже. Так что, кроме работ, ты компенсируешь и это падение стоимости.
— Зачем? Ты собираешься его продавать?
Я провела ногтями по сияющему золотистому лаку на капоте.
Жилка на виске Филиппа дернулась.
— Конечно, собираюсь.
— Я думала, ты богатый. И обходишься без трейд-инов и кредитов!
— Потому и богатый, что умею считать деньги.
— Так и подумала. Иначе не предложил бы мне такой скромный… гонорар.
Завадич так и стоит, сложив на груди руки. Он чертовски серьезен.
Ничто не намекает, что между нами по-прежнему флирт, а не настоящие финансовые разборки.
На мгновение холодок прокатывается у меня по позвоночнику.
Что, если я переиграла? Неправильно оценила ситуацию? И сейчас действительно придется отдать все деньги за дурацкую выходку?
От этой мысли в животе скручивается ледяной узел.
Филипп, очевидно, чувствует, как меняется мое настроение. Потому что именно в этот момент мимолетная ухмылка пробегает по его лицу.
Он дергает подбородком:
— В машину.
— Зачем? — спрашиваю я, вцепляясь непослушными пальцами в ремешок сумки.
— Разбираться будем.
Завадич отлепляет свой подтянутый зад от «Майбаха», обходит его и открывает мне пассажирскую дверь.
Тугой узел в животе распускается — внутри разливается тепло, и я с трудом скрываю предвкушающую улыбку, пока иду к нему.
Сажусь, глядя снизу вверх в серо-стальные глаза.
Говорят, что прямой взгляд у хищников — это вызов.
Я его принимаю.
Дверца захлопывается.
Филипп идет к водительскому месту, и я вижу, как он оборачивается к Арсению, который обеспокоенно подходит ближе и что-то спрашивает.
Зайка какой! Отважный!
Не слышу, о чем они говорят, но мой инструктор кивает, выкидывает окурок и отходит в сторону, даже не посмотрев на меня.
Завадич садится в машину, захлопывает дверцу, и все звуки снаружи глохнут.
Тут, в очень замкнутом и очень тесном пространстве от него некуда деться. Он слишком близко, он давит своей властностью, и мне нужно либо сопротивляться и сломаться — либо…
Он наклоняется ко мне, берет меня пальцами за подбородок, и не отводя взгляда от моего лица, кивает в сторону уходящего Арсения:
— Кто он тебе?
— Инструктор по вождению, — честно отвечаю я, не видя смысла врать.
— И все?
— А с каких пор тебя это волнует? — хмыкаю я. — Я же буду расплачиваться, а не отрабатывать.
— Вера… — сталь в глазах Завадича леденеет. — Ты играешь в такие игры, в которых можешь и проиграть.
— А какой смысл играть в те, в которых гарантированно выиграешь?
Холодные искры в его глазах режут своей остротой.
Он наклоняется и прикасается губами к моим губам.
Всего на пару мгновений — я успеваю ощутить лишь их упругость и прохладу. И еще его дыхание — такое же пьянящее, как в прошлый раз, хотя сейчас он трезв.
Но сердце успевает рвануться вскачь, залиться горячей кровью, а бедра — сжаться теснее.
Филипп заводит машину и небрежно, едва глядя на дорогу, выруливает со стоянки. Откидывается на сиденье и по-собственнически кладет руку мне на бедро.
Чуть ниже юбки.
Пальцы сжимают мою ногу ощутимее с каждым десятком километров в плюс на спидометре, а я ничего с этим не делаю, потому что мне — нравится.
Нестись в этой скользящей по городу, как огромная хищная кошка, машине рядом с мужчиной, который бесцеремонно заявляет на меня права.
Даже не глядя — его сощуренные глаза не отрываются от дороги.
На светофоре «Майбах» мягко тормозит, Завадич поворачивается ко мне, снова поддевая пальцами подбородок. Другой рукой отстегивает мой ремень безопасности, чтобы притянуть к себе и поцеловать.
Глубже.
Намного глубже — до головокружения, до карамельной сладости и привкуса виски на языке, до солнечного света под прикрытыми веками, до шума в ушах от кипящей в венах крови…
…до сигналов, лавиной накрывающих нас, потому что светофор давно зеленый, а мы все не можем оторваться друг от друга.
А когда отрываемся, вместо холода стали в его глазах — абсолютная чернота расширенных зрачков.