32. Ванна с маслом


Низкий голос Филиппа обладает совершенно физическими свойствами. Не только распространяется как все приличные звуковые волны, но и умеет вызывать вибрацию в теле. Впрочем, басы в хороших колонках тоже умеют.

А вот умеют ли они пронзать что-то такое очень чувствительное в центре груди насквозь?

Так, что от одной фразы захватывает дух.

— Я никогда ничего не забываю.

Особенно когда она сопровождается таким пристальным взглядом стальных глаз.

— Да?

Этот взгляд в упор… Эта его близость — моя грудь касалась его груди.

И с каждым вдохом чуть-чуть сильнее.

Жилка на его шее билась в ритме моего пульса.

Хотелось прижать ее языком.

— Да.

— Тогда возьми меня на руки.

Вот такая у меня женская логика.

Мы расстались, он не забыл, но в ванну пусть несет на ручках!

Его коварную улыбку захотелось поцеловать — такая она была солнечная.

Но я не успела, потому что Филипп подхватил меня на руки так быстро, что я даже ахнуть не успела.

Думала — он отнесет меня в ванную на втором этаже, у спальни.

Но вместо этого он пинком распахнул одну из дверей, ведущих из холла в ту часть дома, где я еще не бывала.

За ней обнаружилась не просто ванная комната, а целый роскошный зал, посвященный исключительно водным наслаждениям.

Сухая финская сауна из сияющего золотом свежего дерева за стеклянной стеной, приоткрытая дверь в более привычную баню с дровяной печью, а самое главное — огромная купель-джакузи сложной формы, в которой легко поместилось бы человек восемь.

— Ого! А чего без бассейна?

— Он на улице.

Филипп ответил совершенно равнодушно, словно я спросила его, где стоит стиральная машинка.

Вообще-то я в силу своей работы привыкла к разным излишествам в частных домах: целым холодильным комнатам вместо холодильника, мангалу, итальянской печи и тандыру прямо в кухне, отдельным комнатам с микроклиматом для сигар и сыров, симуляторам самолетов в натуральную величину в подвале и искусственному пляжу с ультрафиолетовым «солнышком» и песком.

К чему я не привыкла — к тому, как богатые люди легко привыкают к подобной дичи.

«Да, у меня дома есть океанариум с медузами, домашний театр на двадцать мест с вращающейся сценой и обсерватория на крыше. А что, у вас нет? Ну вы задумайтесь в следующий раз, когда будете делать ремонт! Очень удобно!»

А тут бассейн. В десяти минутах от метро. Личный. А чотакова? Ну да, на улице, поэтому зимой не очень удобно. Сэкономил, что ли?

Филипп нажал что-то, и джакузи начала наполняться бурлящей водой.

Сначала я подумала, что он бросит меня в ванну прямо в одежде и готовилась сопротивляться, но нет — он присел на край, держа меня на коленях и быстро и ловко раздел. Без соблазнения, без заигрываний — нежно, но деловито.

И только потом позволил соскользнуть в теплую воду.

А сам начал открывать по очереди разноцветные баночки и бутылочки, стоящие рядом на столике. Из одной сыпалась крупная розовая соль, из другой он налил в воду серебристый гель, который тут же принялся пениться, в третьей оказалось масло, пахнущее дикими травами и лавандой. А четвертую он вообще целиком перевернул, засыпая в воду сушеные белые и сиреневые лепестки.

— Это все твое? — потрясенно спросила я. — Первый раз вижу, чтобы мужчина знал назначение всех этих штук.

— А ты думаешь, я к твоему визиту готовился? — хмыкнул Филипп.

— Не к моему…

Я ведь не первая девушка, которую ты приносишь на руках в ванну, не так ли, Филипп?

— Я тоже люблю комфорт, Вера. И роскошь. И расслабление.

Он ответил спокойно. Словно даже не догадывался, какие мысли бродили у меня в голове.

Имеет право мужчина любить расслабляющие ванны с пеной, маслом и солью? С лавандой и разноцветными пузырьками? С массажем и ароматом горных трав?

— Любишь? — я вынырнула из густой пены, приподнялась над водой и обвив его руками за шею, впилась в прохладные губы.

И пока он не сообразил — потянула в глубину за собой. Он попытался удержаться, но край ванны был мыльным, и Филипп Завадич соскользнул ко мне в воду, словно моряк, соблазненный русалкой.

Намокшая рубашка и брюки облепили его тело, прорисовав мышцы груди и живота даже четче, чем они выделялись после тренировки в спортзале.

— Так и оставайся… — восхищенно проговорила я, любуясь своим собственным Мистером Дарси в мокрой рубашке.

Но он почему-то не захотел в это играть и, к моему разочарованию, быстро расстегнул пуговицы и стянул брюки, бросив одежду мокрой кучей прямо на пол.

А потом снова что-то нажал, и все вокруг погрузилось в полутьму, зато из-под густой пены со дна джакузи пробился таинственный фиолетовый свет, превращая мир вокруг в колдовскую пещеру.

Филипп переместился к бортику, устроился на сиденье и откинулся затылком на подголовник. Притянул меня к себе и разогретыми гладкими от масла ладонями провел по всему моему телу. Шелковая нежность его прикосновений заставила меня выгибаться и подставлять кожу под ласки, словно кошка.

От запаха трав и горячего пара кружилась голова, а лиловый мир вокруг казался причудливым сном.

Я подплыла к нему ближе, оседлала твердые бедра и прижалась грудью к груди.

Провела кончиками пальцев по лицу, словно впервые изучая резкие черты.

Очертила острые скулы, четкую линию челюсти, твердый подбородок.

Совсем недавно я думала, что больше никогда не прикоснусь к нему.

Хотя… может быть, это в последний раз?

Филипп будто услышал мои мысли и приоткрыл глаза:

— Так что ты говорила про расставание? В чем проблема, Вера? Расскажи мне.

В этом нереальном сказочном мире мне было гораздо проще сказать ему правду.

Почти правду…

— Я слишком увлеклась нашими… нашим сексом. Забыла обо всем остальном. И не сдала экзамен, поэтому решила убрать… то, что отвлекает.

— Не сдала — и что случилось? — с легким недоумением в голосе спросил он. — Ты подсознательно понимала, что это все ерунда. Ты отлично водишь.

— Филипп! Какое отлично! — возмутилась я. — По пути сюда я проехала на красный!

— Со всеми случается. Особенно там, где светофор стоит нелогично.

— Не пропустила машину там, где у нее было преимущество!

— В Москве преимущество у того, чья машина дороже и больше.

— Дергала руль! Резко разгонялась.

— Хорошая машина провоцирует лихачить.

— И тормозила резко!

— Конечно! После ваших учебок, где тормоза в хлам, ты к нормальным еще не привыкла.

— Да хватит меня оправдывать! — я набрала в ладони пену и мазнула его по лицу.

— Я не оправдываю. — Филипп сдул ее с носа и поморщился. — Я объясняю, что это случается абсолютно со всеми, вне зависимости от стажа и умений.

— На работу я тоже забила!

— На работу? — он нахмурился. — Ту, где ты лепишь чужие соцсеточки? Кажется, тебе там не слишком интересно.

— И что?! Это работа!

— Вера… — он снова провел ладонями по моему телу, размазывая шелковистое масло по коже. — Если бы я заказал тебе оформление своего дома… Ты бы что выбрала прямо сейчас — поехать в Италию выбирать мрамор для ванной или секс?

— Мрамор! — я не задумалась ни на миг.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Секс это, конечно, хорошо, но вы когда-нибудь видели мрамор Сахара Нуар?! Резкие ломаные трещины золотого и белого цвета на светящейся изнутри черноте.

Завадичу ванная из него пошла бы куда больше, чем этот псевдо-рустик-стайл…

— Вера-а-а-а… — позвал он, выбивая меня из сосредоточенных фантазий. — Я еще не заказывал тебе проект. И не закажу.

— Почему-у-у-у? — распахнула я глаза.

— Потому что мне обидно, что ты даже из вежливости не выдержала паузу, когда отвечала.

— Это потому что…

— Потому что тебе интересно заниматься интерьерами. А соцсетями неинтересно. Потому ты выбирала секс.

— Но ты-то своей работой занимаешься!

— Мне она интересна. А тебе на твоей скучно.

Он был до отвращения прав.

Но все равно это была не настоящая причина, по которой я так решительно собиралась расстаться. Но в настоящей я пока не была готова признаться даже себе.

— Что-то еще беспокоит? — спросил Филипп, поглаживая мою кожу горячими ладонями.

— Ничего… — выдохнула я, потираясь о него всем телом.

Наклонилась, провела губами по острому кадыку. Тронула его кончиком языка.

Он закрыл глаза и откинул голову, давая мне карт-бланш.

Масло позволяло мне скользить по нему, извиваться, чувствуя, как твердеет между ног его член.

— Как ловко, что я тебя поймал… — с закрытыми глазами проговорил Филипп. — Самая удачная добыча.

— А говорил — не любишь охотиться на людей!

— Это другое.

— Почему?

— Я уже говорил. Охота на людей — это театр. Все заранее знают свои роли. Добыча притворно пугается, но знает, что ничего по-настоящему страшного не произойдет. Я знаю, что в конце концов поймаю всех, кому заплатил. Какой смысл драться, если победа уже оплачена?

Наверное, мне стоило бы испугаться, если бы охота на людей наоборот — возбуждала бы Филиппа. Но его равнодушие почему-то вызывало озноб.

— Ты никогда не дрался за что-то свое — всерьез?

— Неа… Поэтому с тобой так интересно. Сражаться с тобой за тебя.

— Не думаю, Филипп, — сказала я ему в губы, прижимаясь так тесно, что между нами уже не оставалось расстояния. — Ты просто обманываешь себя.

— Почему? — лениво спросил он без особого интереса.

— Меня тоже можно купить. Всех можно. Просто ты мало предложил.

Он резко распахнул глаза.

В лиловом полумраке их стальной оттенок выглядел инопланетно и жутковато. Я даже вздрогнула.

Его ладони на моем теле застыли, перестав ласкать.

— Серьезно? — в низком голосе прорезались неприятные металлические ноты.

— А то ты сам не догадывался. Ты же не дурак.

Филипп задумался. Вновь откинул голову, но глаза не закрывал, глядя в потолок.

Вытянул руку вверх, рассматривая свои пальцы, с которых срывались фосфоресцирующие капли, и наблюдал за ними с таким интересом, будто ничего важнее в жизни сейчас не было.

— Ты хочешь сказать, что ты просто еще одна оплаченная игрушка, просто чуть сложнее других?..

— Именно поэтому тебе нравится быть со мной, Филипп. Тебе на самом деле не нужна настоящая охота. Тебе нужна иллюзия. А реально — настоящего — ты просто боишься. Иначе ел бы не стейки в ресторане с сертификатами и медицинскими книжками, а печень медведя, вырванную голыми руками посреди тайги.

— Чушь.

Он уронил руку, подняв тучу брызг.

— Ты боишься настоящего. Настоящих чувств, — продолжала я.

— Нельзя бояться того, чего не существует.

— Я не смогу тебя убедить, что у других людей чувства настоящие. Но ты и своих боишься. А они точно существуют.

— Своих-то чего бояться?

— Потому что себя ты не купишь. И твои чувства — это не обработанная по всем правилам рыба в японском ресторане. А что-то реальное и неподконтрольное.

Как мы из горячего сексуального напряжения переместились в это опасное философское напряжение? Я пропустила момент, когда можно было перевести разговор в игривую шутку, помурлыкать, обнять и сейчас уже стонать под ударами его тела в меня.

— А ты? — спросил Филипп.

— Что я?

— Ты боишься своих чувств?

— Нет.

— А чужих?

Это был не тот вопрос.

Правильный вопрос был в другом — почему я прячу чувства к этому человеку от самой себя.

К нему — беспощадно откровенному, содравшему позолоту с реальности, не боящемуся показаться жестоким и неприятным.

И все равно притягательному.

Я упорно не хотела признавать, что давно попалась в капкан.

Меня можно брать голыми руками.

Слишком легкая добыча для хищника, который тоскует по настоящей охоте.

Загрузка...