Из мраморного лобби лифт выстрелил на двенадцатый этаж и распахнул двери прямо в стеклянный купол модного бара.
Почему модного?
Во-первых, бар в двух шагах от Кремля немодным быть не может.
Во-вторых, народу там было — не протолкнуться.
Багровые звезды на башнях светились прямо на уровне глаз в полутемном синем небе. И, конечно, все те же «перламутровые рыбки» не могли остановиться, снимая бесконечные рилсы с потрясающими видами. Упругие басы органик-хауса, включенного диджеем, пульсировали в груди, сливаясь с шумом голосов.
Филипп, полуобняв меня за талию, прорезал толпу так уверенно, что перед ним расступились даже те, кто выглядел куда более влиятельным и модным, чем он. Высокий столик был прямо у окна — с видом на тягучую алую полосу стоп-сигналов машин на Тверской.
— Ваш знаменитый мартини с икрой, — кивнул он официанту. — И Рэд-25 для меня. Была здесь когда-нибудь?
Он обратился ко мне практически без перехода, словно я тоже была работницей сферы услуг, которая чутко прислушивается к каждому его слову, чтобы мгновенно угодить.
Я с любопытством пялилась по сторонам, пытаясь отличить японских бизнесменов от казахстанских мажоров, а селфмейд-вуман, заглянувших расслабиться после длинного дня от охотниц на питательных мужей, чья ночь только начинается.
— Нет, — качнула я головой. — Мои «барные годы» проходили в других заведениях. Мы больше любили беситься под рок, пить «отвертку» и курить на улице, знакомясь с народом из соседних кабаков.
Передо мной появился широкий бокал для шампанского, наполненный кристально прозрачной жидкостью, внутри которой покачивалась черная жемчужина-сфера с едва заметным стальным отливом.
В бокале Завадича торчала веточка розмарина и перекатывался огромный бриллиант льда.
Я осторожно подцепила жемчужинку прилагающейся ложечкой, и она лопнула на языке соленой свежестью черной икры.
Филипп наблюдал за мной с легкой полуусмешкой.
— Я что-то не так делаю? — спросила я, отпивая глоток.
Мартини я особенно не любила, но жемчужинка была хороша, тут нельзя не признать.
— Ты ведешь себя… — он помахал рукой в воздухе. — Очень непосредственно.
— Что это значит?
— Ну, посмотри на других девушек. Многие из них тут тоже впервые, но они держатся так, будто им тут давно все наскучило.
— И какой смысл приходить в места с вау-эффектом, чтобы изображать, что тебе скучно? — пожала я плечами.
— Чтобы показать, что ты часто бываешь в таких местах.
— Знаешь, когда я прихожу на «Травиату» в Мариинку, я не делаю вид, что мне скучно. Я рыдаю и восторгаюсь, как в первый раз. Хотя вроде на оперу ходить более престижно, чем в бар.
— Ну не скажи… — сморщился Филипп. — Сколько стоят билеты в твою Мариинку?
— А! Так дело опять в деньгах! — догадалась я.
— Не совсем, но…
— Филипп… — оборвала я его, отодвинула свой бокал и придвинула к себе его.
Судя по виду, его напиток должен был мне понравиться больше.
Первым делом я выудила оттуда темную глянцевую вишенку, нагло подхватив за хвостик. И запила терпко-ягодным коктейлем, который больше походил на «девичий», чем моя пародия на дирти-мартини.
— Что?
— Филипп, скажи, пожалуйста, откуда у тебя вот эта привычка все покупать? — продолжила я, смягчая ехидцу в своем тоне, как могла. — Тебе когда-нибудь говорили, что девочки ведутся на харизму, а не деньги?
Он фыркнул так громко, что на него оглянулись от соседних столиков.
Сегодня он выглядел не так роскошно, как при нашей первой встрече. Все-таки деловые костюмы некоторым мужчинам идут гораздо больше вот этих вот мягких блейзеров молочного оттенка с шерстяными брюками и кожаными лоферами.
Филипп Завадич как раз из таких. К его остро отточенному стальному взгляду подходили современные доспехи дорогого костюма и безупречно отглаженной рубашки с безжалостными блеском ботинок.
— Что? — переспросила я. — Что тебя удивляет?
— Вера… — снисходительно протянул он. — Ты невероятно наивная девушка. Поверь, уж я-то знаю на собственном опыте.
— Да брось! Откуда тебе знать? Ты же всегда был красавчиком-мажором, спорим?
— До четырнадцати лет моей любимой едой был доширак, — с каменным лицом ответил Филипп.
— Потому что черная икра достала? — поддела я.
Но он не улыбнулся даже краем губ. Мгновенно нацепленная ледяная маска словно смерзлась с его кожей, не выдавая ни единого проблеска иных эмоций кроме холодного равнодушия к теме.
— Потому что мы с матерью жили на ее зарплату почтальона.
— Погоди… — я нахмурилась. — Ты же сказал, что твой отец был охотником? При чем тут почтальон? Или на кого он охотился?
— Охотником был отчим. Он меня усыновил. Мой биологический отец бросил нас, когда мне не было еще и года. А когда мне исполнилось четырнадцать, мама случайно познакомилась с очень богатым человеком, влюбившимся в нее с первого взгляда. Она его никогда не любила, но понимала, что мне нужно будущее получше, чем работа курьером.
— И раз твоя мама вышла замуж за деньги, ты теперь считаешь, что все женщины такие?
Филипп смотрел сквозь панорамное окно, но, похоже, видел за ним не Исторический музей и Манежную площадь, с каждой минутой светящуюся все ярче в наступающих сумерках, а что-то свое. Он рассеянно взял мой бокал и сделал глоток. Так мы поменялись коктейлями, и он этого даже не заметил.
— Нет. Я не настолько глуп, Вера, чтобы делать выводы на всю жизнь по одному примеру. — его губы сжались в узкую линию. — Когда мы переехали в загородный дом и отчим купил мне последнюю модель телефона, дорогие кроссовки и стал давать карманные деньги в размере трех зарплат почтальона, всем моим одноклассницам вдруг резко понадобилась моя помощь. В подготовке к экзаменам, в настройке компа. Раньше они сбегали от меня на дискотеках, когда видели, что я иду в их сторону, а тут сами стали названивать. И знаешь — что?
— Что?.. — тихо спросила я.
— Еще не прошел месяц с этих покупок, а я уже впервые поцеловался. И еще через неделю у меня был первый секс. Причем это были разные девчонки. Оказалось, что деньги очень помогают продвинуться в этом деле. Не надо качаться, учиться играть на гитаре или шутить. Просто пригласил ее в дорогое кафе и подарил кулончик.
— Ты умеешь играть на гитаре? — заинтересовалась я.
С шутками и качалкой все было очевидно — слегка темноватый саркастичный юмор Филиппа понравился мне сразу.
— Умею. Но плюсом это стало только вместе с деньгами. До этого я был лохматым придурком с гитарой, а с деньгами стал эксцентричным талантом. Впрочем, качаться я начал уже после. У отчима дома была отличная тренажерка. И в отличие от районной, меня там не поджидали местные гопники.
— А зачем начал? Если денег достаточно?
— Потому что захотелось. Играть в теннис и гольф, качаться, уметь делать трюки на байке, научиться играть на барабанах. Разбираться в шмотках, самостоятельно чинить тачки. Я много что умею, Вера, но деньги все равно работают лучше.
Я помешивала трубочкой коктейль, он равнодушно отодвинул бокал, из которого сделал только глоток. Что-то настроение у нас ушло далековато от подходящего для беззаботного свидания.
— А вот Фрейд говорил, что мы все делаем только ради секса.
— Секса и власти, — уточнил Филипп.
— И власть получаем тоже ради секса! — азартно вскинулась я. — Так зачем ты всему этому учился, если секс у тебя уже был?
— Когда получаешь секс… И власть, и деньги, и все, что хочешь — можно наконец расслабиться и выяснить, что тебе нравится делать по-настоящему. А не только ради того, чтобы затащить кого-то в койку или отомстить врагам за унижения.