28. Завтрак


Что происходит?

Почти каждое утро я просыпаюсь в спальне, где вместо солнечного света — будильник, изображающий рассвет.

Забавно, что Филипп, который так любит все дикое, заменяет искусственной скалой натуральное дерево стен, а вместо настоящего рассвета просыпается под имитацию солнца от фирмы «Филиппс».

Но в других вещах он безжалостно последователен. Он не дает мне почистить зубы с утра, утверждая, что мое дыхание и запах моего тела его возбуждают намного сильнее ментола и мяты в зубной пасте и геле для душа.

Почти каждое утро я просыпаюсь рядом с мужчиной, который выглядит слишком безупречно — почти как «американский психопат» в исполнении Кристиана Бейла.

Но ведет себя как дикарь из глубины лесов. Не знающий никаких этих ваших новомодных эпиляций, дезодорантов и прочей цивилизованной бесовщины.

Особенно когда дело доходит до секса.

Настолько откровенного, развратного, бескомпромиссного секса у меня не было никогда в жизни. Он не делает ничего специально, но я сама в этот момент забываю о приличиях, забываю задуматься, достаточно ли привлекательно выгляжу в какой-нибудь позе, не унизит ли мое достоинство его очередная безумная просьба…

Не унизит.

Доведет до ошеломительного удовольствия, от которого потом долго трясутся ноги и нет сил думать ни о чем другом.

— Эспрессо или капучино?

Я сижу за кухонной стойкой, завернувшись после душа в полотенце и чувствую, как растекается внутри горячее желе, которое теперь у меня вместо костей. После третьего утреннего оргазма.

А он уже успел сделать зарядку, переодеться в свежую голубую рубашку и пьет свой протеиновый коктейль, с насмешкой глядя на то, как подрагивают мои пальцы, отламывающие кусочек круассана, что неизменно ждет меня на тарелке с утра.

— Бамбл… — бормочу я. — Сегодня мне нужна тройная порция энерджайзера.

— Тройная? — поднимает он бровь, разрезая апельсины и выжимая сок, пока кофеварка пыхтит, нацеживая мне восхитительно пахнущий кофе.

— Кофе — раз, апельсины — два, сироп с имбирем — три.

— Это я понял, — Филипп отмахивается. — Зачем тебе энерджайзер? Спи дальше. Я кое-куда съезжу и скоро вернусь. Продолжим с того места, где остановились, когда ты вчера позорно уснула.

Звучит это чертовски возбуждающе.

Правда речь не о каком-нибудь особенно сложном эротическом приключении, а о его любимом аниме-сериале, который Завадич потребовал посмотреть ночью… после эротических приключений.

— Я сегодня… — душераздирающе зевнув, я положила голову на сложенные руки и попыталась заснуть обратно.

Но поставленный перед носом бокал с ледяным бамблом, пахнущий свежими апельсинами и ароматным кофе, заставил глаза открыться сами собой.

— Я сегодня договорилась с Сеней на урок наконец. Надо же отъездить мои учебные часы. Мне заезд в бокс справа никак не дается, а на экзамене это будет.

— Возьми мою машину — потренируйся тут, пока меня не будет, — предложил Филипп как будто само собой разумеющееся. Он закусывал свой протеиновый коктейль какой-то чудовищной коричневой пастой из банки. Однажды предложил и мне, но я только понюхала и сбежала к своему круассану.

Хорошо, что у этого безупречного мужчины есть недостатки.

Хотя хищник, послушно пожирающий смесь семян, фиников, меда и подорожниковой шелухи — это странновато!

— «Майбах» взять? — хмыкнула я. — А ты на чем поедешь?

— Есть еще гелик.

— Для разборок?

— Ну и вообще, назови любую машину — ребята доставят, и на ней поучишься.

— «Киа Рио»? — предложила я. — Я на других не пробовала.

— Не, ну такой экзотики нет… — цокнул языком Филипп. — Придется тебе ездить, на чем бог послал. Хочешь «Додж Рам»?

— Если царапины тебе было мало, я еще могу и половину дома снести. Нет уж, я не расплачусь!

— Мне казалось, тебе понравилось расплачиваться. Не бойся, он тебе не даст ничего снести, в «Майбахе» мозгов больше, чем у меня, — возразил Филипп.

— А чего это ты меня уговариваешь? — подозрительно спросила я. — Ты не хочешь от меня отдохнуть денечек? А я дома сегодня посплю. И поработаю немного.

— Твоя эта работа… — скривился Завадич.

— Эй! Между прочим, у нас идет вторая четверть двадцать первого века и женщины не только имеют право работать, но и чтобы их уважали за это!

— Вера, я посмотрел на твое портфолио «менеджера эмоций». Это — было круто! Мне очень не хватало такого человека, когда я перестраивал этот дом. А то, чем ты занимаешься сейчас… Оставь это пятиклассникам, которым на мороженое не хватает. Тем более, что и денег там примерно на мороженое.

— Ты вот сейчас похвалил или нахамил?

Имбирный сироп жахнул куда-то в серединку мозга, ледяной апельсиновый сок пощекотал нейроны, а шот эспрессо вонзил шпоры в мышцы, которые дернулись и решили отправиться куда-нибудь, даже не просыпаясь.

— Боже, как хорошо… — простонала я с закрытыми глазами, всасывая коктейль. Завадич приблизился ко мне со спины, прижался всем телом и положил наглые лапищи на грудь. — Филипп, отстань! Должна я хоть иногда дома бывать, а то по мне пауки соскучились.

— У тебя есть пауки? — низкий голос прямо на ухо вызвал ощущение, как от восьми тоненьких лапок, пробежавших по коже.

— У всех есть пауки! — заверещала я, пытаясь стереть с кожи это эфемерное ощущение и продолжая трепаться. — Моих зовут Жора и Степан! У них настоящая мужская дружба. Если я неделю не вернусь домой и не открою окно, им будет нечего жрать!

— Какой породы?

— Дворняжки. Понятия не имею, я не разбираюсь в их разновидностях. Домашние какие-то.

— А-а-а-а-а! Я думал, экзотика, — Филипп отошел в сторону и принялся деловито убираться на кухне, словно все, что его до сих пор интересовало — реально только пауки.

— Я похожа на больную?

Он не ответил. И хорошо. Потому что и без того спина Филиппа была изукрашена царапинами моего авторства. Но их он носил с гордостью — потому что появились они благодаря его мастерству. А тут ему бы пришлось познакомиться с более агрессивной версией Веры.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Что происходит?

Я не понимаю.

Он уезжает, а я иду переодеваться в спальню.

Скидываю полотенце, падаю навзничь на кровать и гляжу в потолок с блаженной улыбкой, вспоминая предыдущую ночь. Провожу ладонями по коже, которая еще помнит нежность таких сильных мужских рук, которые могут меня сжать до боли, но вместо этого погружают в блаженство.

Развожу колени, потому что тянущее горячее чувство между ног требует этого.

Побыть немного сластолюбивой наложницей, ожидающей своего порочного хозяина и от скуки ласкающей себя.

Мои пальцы и близко не приносят такого наслаждения, как умения Филиппа, но я воскрешаю в памяти вчерашнюю ночь, его требовательный взгляд сверху вниз, его горячий упругий ствол, скользящий между моих губ, его пальцы в моих волосах, которые управляют мной — и тело само доделывает остальное, заставляя меня выгнуться на белых простынях и обессиленно упасть обратно.

Просыпаюсь я от того, что уже совсем не мои пальцы проникают внутрь меня, растягивая чуть болезненно и сладко. Прохладные губы обхватывают сосок, и удержать стон становится невозможно.

На телефоне — два десятка пропущенных от Арсения и строгая смс: «Это занятие тоже списано».

Но обнаружу я это только следующим утром. Потому что этим вечером я танцую голая, завернувшись в выделанную шкуру рыси. Она серая, с серебристым оттенком, почти как глаза Филиппа. Только она мягкая, а его глаза — полированная сталь.

От его взгляда по коже разбегаются мурашки и невольно приходит в голову отчаянная мысль — однажды этот мужчина меня уничтожит.

Однажды. Пока не сегодня. Пока я танцую под тяжелые медленные риффы его странной музыки, я смеюсь и убегаю от него вниз по ступенькам, падая где-то по пути, я отдаюсь ему, выгибаясь всем телом, как течная самка, оглашая весь дом воплями, когда он сжимает зубами кожу у меня на холке.

И снова не еду домой. Не еду по делам. Забросила работу.

Смотрю ночами мультики — голая, с банкой мороженого и кормлю Филиппа с ложечки, слизывая с его губ соленую карамель. Рассказываю ему наши приключения, когда мы ездили за золотым тиком в Камбоджу, за аметистовыми жеодами в Парагвай или за розовым мрамором в Италию.

Слушаю с огромным интересом про двенадцатицилиндровые V-образные двигатели с углом развала шестьдесят градусов, на которых стоят легендарные карбюраторы Weber DCOE — Филипп уверяет, что самый редкий среди них это 38 DCOE с индивидуальными дросселями на каждый цилиндр, созданный исключительно для спортивных прототипов конца шестидесятых.

Еще чуть-чуть — и я тоже смогу открыть свой салон ретро-суперкаров. Осталось где-то найти стартовый капитал. А вот оформить соцсети и написать эмоциональные истории про них могу уже сейчас.

Но предлагать своему любовнику взять меня на работу — дурной тон.

Другое дело — предложить ему связать меня и делать все, что захочет…

Неудивительно, что после таких насыщенных недель, утренний звонок от Арсения гремит грозовым раскатом.

— Сегодня в восемь экзамен в ГИБДД. Опоздание считается односторонним прекращением договора, — сухо информирует он меня.

Загрузка...