Я резко обернулась, оказавшись вплотную к Филиппу.
От его кожи до сих пор веяло жаром. Желание прикоснуться к нему чуть не сбило меня с ног, поэтому я поспешно отступила, ругая себя одновременно и за эту слабость и за то, что не поддалась ей.
— Дороже? — переспросила я. — Для тебя или для меня?
— Для нас обоих. Садись, Вера, поговорим.
Филипп указал на широкое кожаное кресло, и я забралась в него с ногами, оставив туфли валяться на полу.
— Что будешь пить? — спросил он, подходя к барному шкафу, спрятанному в нише под лестницей.
— А какие варианты?
— Коньяк, виски, водка, ликер какой-нибудь… — он пожал плечами. — У меня хороший бар. Могу даже сделать тебе коктейль.
— Кашаса?
— Прости, что?..
Филипп удивленно обернулся.
— Кашаса у тебя есть? — уточнила я. — Обожаю кайпиринью, но в московских барах сплошные «авторские» коктейли.
Завадич стоял, глядя на меня.
Я сидела, глядя на него и медленно осознавая, что мой заказ прозвучал для него набором странных звуков. Честное слово, я не планировала устраивать еще одну битву. Просто искренне обрадовалась, что попала в дом с хорошим баром и богатым выбором.
Видимо, московские заведения знали свою целевую аудиторию и зря не заморачивались.
— Мохито сделай, пожалуйста, — выдохнула я, сдаваясь.
— Хорошо.
Филипп выдвинул полку, достал из встроенного холодильника лайм и мяту и принялся священнодействовать. Ложки на длинных ручках, прессы для льда, блестящие щипцы и толкушки и прочие странные инструменты, больше похожие на хирургические, мелькали у него в руках с такой скоростью, словно он по выходным подрабатывает барменом.
Надо же, такой прошаренный, а про кашасу не слышал!
— Откуда ты вообще знаешь про эту… кайпи… как там? — не оборачиваясь, спросил он.
— Кайпиринья. Да мы с Тимуром как-то были в Бразилии, охотились за редкой древесиной. Кашаса — разновидность рома, там вообще не редкость, примерно как текила в Мексике.
— А Тимур — это?
— Бывший… работодатель.
В паузу между этими словами Филипп перестал перетирать мяту в ступке и возобновил движения, когда я продолжила.
— Только работодатель?
— Что за странный интерес? — удивилась я. — Ты постоянно уточняешь, то про Сеню, то про Тимура! Для человека, который при первой встрече сообщил, что финансовые сделки — это основной твой способ общения с девушками, ты как-то слишком много ревнуешь!
— Я не ревную.
На этот раз постукивания, скрежет и звон стали не прекратились. Филипп оставался совершенно спокойным, но общался со мной, так и не поворачиваясь лицом.
— А что тогда?
— Просто уточняю. Меня устраивают только эксклюзивные отношения.
— С чего это вдруг? И с твоей стороны они тоже эксклюзивные?
— Потому что я твой партнер. И это одно из условий сделки.
— Я же сказала, что сделка меня больше не интересует!
Филипп подошел ко мне и протянул высокий хрустальный бокал с черной трубочкой.
Сел напротив, взял со столика коньячный бокал.
Он покачивал его в ладонях, глядя, как маслянистая жидкость плещется по стенкам и молчал. Словно даже не собирался отвечать на мою последнюю реплику, хотя по атмосфере было понятно, что «это еще не конец».
Я сделала глоток мохито. Ну… вкусно. Как еще оценивать один из самых банальных коктейлей в мире, я не понимала. Как в него лед ни кроши, все равно все зависит от количества рома.
Пользуясь паузой, я продолжала осматривать гостиную, подмечая интересные детали.
Книги на полках — часть на английском, часть на каком-то непонятном языке, похожем на польский, но не он.
Несколько пепельниц из грубо обколотого обсидиана на столах. Явно подобранные к интерьеру, но абсолютно чистые. Не похоже, что их вообще когда-либо использовали.
На единственной не стеклянной стене между двумя массивными деревянными дверями — четыре головы животных.
Медведь, оскаленный волк, черный кабан и рыжая рысь.
Когда я осознала, что это чучела настоящих зверей, в горле вдруг застрял вязкий комок.
Попыталась сглотнуть. Но не получалось.
Я ощущала что-то вроде фантомной эмпатии. Вроде тех моментов, когда смотришь на чужие раны и чувствуешь зуд, словно боль другого человека отзывается в тебе.
Кто-то убил этих зверей, изготовил чучела и повесил на стену, чтобы каждый день помнить о том, как они ревели, умирая.
Вот и я пришла в этот дом, доверчиво последовала за хищником в его логово, как беззащитная лань, которую теперь ничего не стоит загрызть.
Хотя…
Здесь были только хищники. Ни одного лося или оленя, хотя их рога смотрятся более эффектно.
Почему-то от этого стало чуть-чуть легче.
— Ты сам… убил этих зверей? — проговорила я, стараясь сглатывая вязкую слюну.
— А? — Филипп резко обернулся, проследив за моим взглядом. Даже будто бы удивился, хотя явно видел эти трофеи не впервые. — Нет. Отец. Я не люблю охотиться на животных.
— Потому что охотишься на людей? — ухватилась я за оговорку, чтобы ускользнуть из этой темы.
Но все пошло куда-то не туда.
— Нет, — Филипп скривился. — Пробовал. Скучно. Это миф, что самая жестокая и интересная охота — на человека. Люди без снаряжения и оружия ведут себя примитивнее мишеней в тире. Да и с оружием… Боятся стрелять в тебя, даже зная, что это не пули, а снотворное. А если охотиться на опытных бойцов — это превращается в спорт.
— Я имела в виду метафорическую охоту… — пробормотала я, поспешно отпивая сразу половину бокала мохито и жалея, что не попросила чего-то покрепче. Ледяное крошево заморозило горло, и я закашлялась, чувствуя, как холод ползет ниже, в живот, замораживая меня целиком.
— А! В смысле, мое поведение с девушками — это охота на них? — дошло до Филиппа. — Нет, нет, совсем наоборот. Я плачу им как раз для того, чтобы мне не приходилось охотиться.
«Им».
Он не сказал «вам». Отделил меня от остальных.
Хотя да — формально я денег не взяла и сделку не заключила.
Но я уже играю в его игру и совершенно не уверена, что она закончится на моих условиях.
— Не выносишь неопределенности, Филипп? — сощурилась я. В сторону трофеев я старалась не смотреть. — Тебе нужна гарантия, что получишь кого-то в постель?
— Не хочу ее выносить, Вера, — в тон мне отозвался он. — Таков мой выбор. У меня в жизни полно областей, в которых все зыбко. Тысячи вероятностей, которые не предсказать. Отношения с женщинами должны доставлять удовольствие, а не быть еще одним венчурным проектом.
Он наконец сделал глоток коньяка из бокала, который баюкал в ладонях все это время.
Словно тоже расслабился, когда разговор проскочил опасную зону охоты.
— Чтобы это были отношения, а не проект, их надо строить с правильными людьми.
— Совершенно согласен. Разумные люди могут получать взаимное удовольствие без риска, если заключат честный договор, — кивнул он, делая еще глоток.
— Я не об этом! — раздраженно отмахнулась я. — Когда человек близкий, твой — с ним не нужны договоры, с ним и так спокойно и безопасно!
— Когда он твоя «вторая половинка»? — Филипп даже поставил бокал на столик, чтобы обозначить пальцами кавычки. — Мне казалось, взрослые люди в это давно не верят.
— Может, я недостаточно взрослая?
Мохито мне внезапно надоел, да и горло саднило от ледяной крошки в нем.
Не только горло — меня знобило всю целиком. Кожа была ледяной, не помогало даже тепло камина. Панорамные окна не добавляли уюта — этой холодной весной вид на сад был скорее унылым.
Я отставила бокал на столик и поднялась с кресла.
Филипп посмотрел на меня с удивлением.
Которое обратилось в шок, когда я сделала пару шагов на цыпочках босиком и нагло забралась к нему на колени. Как кошка.
Взяла его руку и обняла себя, показывая, что надо делать.
Его тело напряглось до каменного состояния, он даже дышать перестал.