Несколько мгновений я наслаждалась тем, как плавится сталь в его глазах, как застывает. Как покрывается инеем. Никогда не вела себя как стерва, но Филипп просто не оставлял других вариантов! Он будто сам вел меня, подставляя лоснящиеся полосатые бока и провоцируя выстрелить.
А потом я развернулась и вышла из спальни, изящным жестом подхватив туфли с порога.
Попыталась выйти.
Потому что Филипп, двигаясь несколько быстрее, чем положено человеку, перегородил мне путь.
Встал в дверном проеме, и я вдруг с оторопью поняла, что он вовсе не такой худощавый, как мне казалось.
В костюме он выглядел рафинированным бизнесменом — весь из острых углов и прямых линий.
В постели гибким и ловким, как хищник из семейства кошачьих — перетекающий из одной позы в другую.
Дверной проем он перегородил почти полностью.
Костюмы и движения скрадывали его фигуру, делали будто бы меньше, стройнее.
Только сейчас, упираясь носом в широкую мускулистую грудь, я поняла, как обманывалась до сих пор. Да, он был атлетичным — но не сухощавым марафонцем, а скорее метателем молота.
И еще очень высоким.
В ресторане, в машине, в постели рост был не так заметен, как сейчас, когда я стояла в одних трусах. И он стоял. Голый.
Обычно голые люди уязвимы, но зверям не нужна одежда для охоты.
И первым олимпийцам она была не нужна, чтобы продемонстрировать свою силу и ловкость.
— Отойди, пожалуйста, я хотела бы одеться и уйти, — заметно нервничая, проговорила я, обращаясь к темным соскам на его груди. К левому, в основном. Поднять глаза было жутковато.
— Нет, — спокойно ответил Завадич. — Ты никуда не пойдешь.
— Ну в смысле! Хочу и пойду!
— Попробуй, — ухмыльнулся он.
Я попыталась его обогнуть, но Филипп даже толком не пошевелился, а лазейка между ним и косяком оказалась прикрытой.
Я сунулась в другую сторону — и он просто уперся ладонью в косяк, закрыв проход, словно шлагбаумом.
Добыча сама сунулась в логово хищника — и теперь просто так отсюда не выбраться.
— Выпусти меня! — топнула я босой ногой. — Это незаконно!
— Вызовем полицию? — ухмыльнулся он.
— Давай! — я скрестила руки на груди, пользуясь случаем, чтобы прикрыть ее.
Мне с каждой секундой было все более неловко стоять перед ним обнаженной, но признаваться в этом и пытаться судорожно прикрыться казалось мне слабостью. Стоит показать страх — и хищник набросится.
— Хочешь, чтобы они смотрели, как я тебя трахаю?
Я даже не успела отреагировать — он надвинулся на меня, подавляя своей звериной энергией. Даже не прикасаясь, заставил отступить на шаг, на два, выронить туфли, попятиться от напора…
…И, споткнувшись, упасть на кровать.
Моментально сгруппировавшись, я перевернулась и попыталась отползти на четвереньках, но было поздно.
Завадич накрыл меня своим телом, вжал животом в кровать и надавил на затылок, вынуждая уткнуться лицом в мятые простыни.
— Так хочешь? Звонить?
Его стоящий член упирался в меня сзади, и ворваться внутрь ему мешала только ненадежная преграда тонкой ткани трусиков.
— Не хочу! — выдохнула я.
— А куда ты денешься? — проговорил он своим низким голосом мне на ухо, навалившись тяжелым телом.
Волны дрожи пробегали по мне одна за другой — обжигающая за леденящей.
Я не понимала, что происходит, как он так быстро меняется.
Он уже был язвительно наглым, деловито холодным, пронзительно нежным.
Теперь он стал безжалостным.
— А дальше что, Филипп? — попыталась достучаться я до его разума цивилизованного человека. — Не будешь же ты меня вечно тут держать!
— Захочу — буду, — от горячего дыхания встали дыбом все мелкие волоски на затылке. — Я еще не кончил. Уйдешь, когда я наиграюсь.
— Все, Филипп! Я уже наигралась! — пискнула я, пытаясь вывернуться из-под него и уже откровенно паникуя.
— Ты проиграла.
Всего за пару минут мой триумф обернулся унизительным поражением.