3. В машине


К моему изумлению, Филипп следом за мной сел на заднее сиденье.

Я так удивилась, что чуть не спросила его, кто поведет машину, но тут заметила третьего человека — за рулем.

Ах да, он же пил вино.

Не так уж много, но, получается, этот крупный зверь — законопослушен?

Или он в принципе всегда ездит с водителем?

Пф-ф-ф-ф! Тогда о чем с ним говорить? Этот «Майбах», считай, не его.

Мы, водители, считаем своими машинами только те, что нам подчиняются!

Когда-то я думала, что водить слишком сложно, лучше я разбогатею, куплю машину и сразу найму водителя, чтобы не мучиться.

Потом меня возили мои мужчины, и мне это не нравилось.

Сидишь, в ужасе смотришь, как он обгоняет, подрезает, притирается к огромной фуре и ни-че-го не можешь сделать!

На заднее сиденье тоже не сесть, чтобы расслабиться и не следить за дорогой — сразу начинаются обидки, что он тебе любовник, а не прислуга.

А на переднем даже не поболтать толком.

«Ты что, не видишь, что перекресток сложный? Можно меня не отвлекать?»

Не вижу!

Для меня сложно — это двумя ногами три педали нажимать!

А про перекресток я ничего не понимаю.

Правила дорожного движения я начала учить, когда на меня наорал таксист за то, что я ждала его ровно под знаком «Остановка запрещена». С моей точки зрения по этому перечеркнутому кружочку вообще невозможно было понять, что от меня хотят.

Выучила. Теперь могу за полчаса прощелкать все восемьсот билетов ПДД для теоретического экзамена. И седею, когда еду в такси, потому что таксисты явно эти билеты явно не читали!

«Майбах» тронулся с места, выруливая на один из бульваров. За окнами замелькала ночная Москва. Я не очень люблю город, в котором родилась, но временами готова с ним мириться.

Например, вот в такие вечера, когда в приоткрытые окна машины врывается ветер с запахом цветущих вишен и черемухи, а густая ночь разбавлена разноцветьем огней.

Время от времени приходилось тормозить на светофорах, и тогда хаос полос и вспышек света замедлялся и оборачивался то рощей цветущих розовыми лампочками деревьев, то накрытой сияющей сетью огней площадью с музыкальным фонтаном, то изгибом черной реки, в которой утонули золотые фонари.

Мы то сворачивали на узкие старые улочки, где из баров доносились обрывки будущих летних хитов, а у их дверей курили продрогшие девчонки. То вырывались на магистраль и разгонялись до свиста.

Ой!

Я настолько увлеклась ночным городом, что не обратила внимания, на то, что водитель не спросил адрес! Куда меня подвозят-то?

Да и вообще забыла, что рядом сидел Филипп.

В полутьме салона мне почудилась улыбка на его губах, но когда я повернулась, она исчезла, будто и не было. Он успел налить себе в бокал виски и вертел его в пальцах, наблюдая за мной.

— Куда мы едем? — спросила я, делая вид, что всегда задаю такие вопросы после пятнадцати минут поездки.

— Я подвожу тебя домой, — Филипп отсалютовал мне, едва-едва приподняв бокал. — Как обещал.

— Но я же не сказала адрес!

— Поэтому мы пока просто катаемся.

Он тоже вел себя так, будто подобное с ним случается регулярно.

Я решила лица не терять и тут же предъявила:

— Филипп, а когда мы с вами успели перейти на «ты»?

— Ты против? — спокойно спросил он, глядя поверх моего плеча в окно. — О, любишь старые машины? Вот здесь можно свернуть на Хлебозавод, там можно посмотреть на ретро-«волги». Вечерами у них тут тусовка. Скоро открытие сезона, а пока проходят детейл-кэмпы, блошиный рынок тюнинг-партов и стоянки stance-проектов рядом с газгольдером.

Мда.

Вот и как признаться, что из всего сказанного я поняла примерно десять процентов? Блошиный рынок — чего? газгольдер — где? открытие сезона — а?

Показывая мне поворот, за которым и начнутся все эти диковинные чудеса, Филипп придвинулся пугающе близко, и на миг аромат его парфюма перебил густой запах кофе и горелой резины, которым были окутаны окрестности.

— Стенс-проекты — это что? — вычленила я самое непонятное.

— Заниженные тачки для дрифта.

Не то чтобы мне стало сильно яснее…

— А ты, значит, днем ты серьезный человек и продаешь элитные автомобили, а ночами ходишь на… — я махнула рукой в сторону улицы. — Стенс-кэмпы?

— Почти. — Филипп даже и не думал возвращаться на безопасное расстояние. Он уперся ладонью в спинку сиденья и устроился вполоборота ко мне. — У меня все серьезно и все — для души. И не только элитные автомобили и дрифт.

— А что еще? — попалась я на крючок.

Любопытство — моя главная слабость. И еще желание разгадать этого мужчину.

Пока он походил на горку деталек пазла из разных комплектов, но пока мне было интересно.

— Много чего, — хмыкнул он.

— Очень конкретный ответ! — фыркнула я.

— Ты тоже была не слишком откровенна насчет своей работы.

— Ничего там интересного нет!

— Вот и у меня нет… — он сделал глоток виски, и я почувствовала его дыхание с привкусом дымного алкоголя и карамели.

Я не знала, что сказать. Похоже, не знал и он, потому что молчал. И смотрел на меня.

По его лицу мелькали блики от уличных огней, то зажигая алые огни в глазах отсветами стоп-сигналов, то ярким ксеноном фар расчерчивая резкие тени лица и превращая его в портрет работы Пикассо.

В этом хороводе метаморфоз можно было потеряться. И смотреть на него было даже интереснее, чем в окно.

«Майбах» двигался мягко, урча, как сытый кот, убаюкивая и вводя в транс.

Это тебе не учебная «Киа» с пробегом в двести тысяч…

И в следующую секунду автомобиль затормозил так резко, что меня бросило вперед.

Ремень безопасности натянулся на груди, причиняя боль. Филиппа швырнуло на меня, виски из бокала выплеснулся, наполнив салон резким запахом спирта.

Мы оказались лицом к лицу, так что я видела только черные расширенные зрачки в светлом поле его радужки.

Раз… Два… Три… — сосчитала я про себя, глядя в эту черноту.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В окно машины ударил дальний свет фар — и зрачки мгновенно сжались в микроскопическую точку.

А я зажмурилась — и почувствовала на губах вкус виски, когда Филипп меня поцеловал.

Загрузка...