— Вера успокойся.
Голос у Завадича был ледяной. Но под этим льдом чувствовалось едва уловимое раздражение. Ничего страшного. Потерпит.
— Я не волнуюсь! Просто это надо заканчивать! Мне не нравится происходящее! Все, Филипп, завязываем эти ухаживания, свидания, все, что хочешь… — я глотала слова, задыхалась и слышала, как мой голос становится все выше и выше, словно я вот-вот перейду на визг.
— Что конкретно случилось? — холод стал ощутимее.
— Ничего!
— Вера.
— Я сказала — ничего! Что — ты не веришь, что тебя такого офигенного можно оставить просто так?
— Не верю. Или ты скажешь нормально, или я тебя найду и публично трахну.
Я чуть не споткнулась, потому что все еще пыталась куда-то идти.
Горло перехватило от сочетания бесстыдной угрозы и абсолютно спокойного тона.
В других обстоятельствах это завело бы меня за одно мгновение.
Не сейчас.
— Вот сейчас вообще не вовремя твои подкаты!
— Значит дело и правда серьезное, — сделал вывод Завадич. — Давай ты сама скажешь, а то реально придется выполнять угрозу. А у меня важная встреча.
— Я не сдала экзамен! — выдохнула я.
— Разумеется, — равнодушно отозвался он. — Никто с первого раза не сдает.
— Я — не никто! Я должна была ходить на уроки вождения! Вместо того, чтобы с тобой… кувыркаться!
— Сдашь в следующий раз. Возвращайся домой. Все, по…
Но я прервала его:
— Когда в следующий раз, Филипп? Когда?! У нашей школы только через три месяца слот на сдачу! Я за три месяца вообще все забуду!
— Все решаемо, Вера. Особенно такая ерунда. Какое отделение ГИБДД?
— Восточное… — всхлипнула я.
Деревянные мышцы постепенно расслаблялись, и по ним пробегала болезненная дрожь озноба. Наконец-то подкатили слезы — до этого я лишь стискивала зубы.
— Я перезвоню, — коротко бросил Завадич и отключился.
Оглядевшись по сторонам, я поняла, что забрела в какие-то совсем дикие дебри и даже не заметила. Впереди по курсу была заправка и серый забор с колючей проволокой поверху.
И никаких признаков автобусных остановок.
Зато знаки, запрещающие остановку, натыканы так густо, что ни одному таксисту не отмазаться, что всего на секундочку и он не заметил.
Идти мимо водителей, которые заправляли свои машины, было почему-то ужасно стыдно. Словно у меня на лбу было написано: «Не сдала!»
Вы сдали, а я нет!
Восемнадцатилетние парни без мозгов сдают — а Вера Тополева не смогла!
Гастарбайтеры из глухих аулов могут — а я нет!
Серый забор, как оказалось, ограждал здание ГИБДД, из которого я с такой надеждой и волнением выбегала лишь недавно.
Что ж — не смогла уехать отсюда за рулем, придется на такси.
Телефон в ладони зазвонил, и я увидела на экране контакт Завадича.
— Ты далеко от отделения? — спросил он.
— В тридцати секундах, — вздохнула я, разглядывая распахнутые во двор ворота.
— Молодец. Поднимайся на второй этаж, в третье окно отдашь паспорт. Спросят — скажи, что от меня.
— Что?!
— Все. Я занят.
И он отключился, даже не попрощавшись.
Я посмотрела на телефон, пожала плечами.
Достала из рюкзачка влажные салфетки, вытерла лицо, потом туфли.
Глубоко вздохнула и вошла в здание.
Вопреки моим страхам, Арсения я там не встретила. Как и инспектора, которому сдавала. Хотя его лицо я все равно не запомнила, так что можно было этого и не бояться.
На втором этаже в душном зале сидели и стояли люди. Почти все вертели в пальцах талончики с номерами, а над стеклянной стойкой горело табло, где высвечивался порядок очереди.
Наверное, мне тоже надо было взять номерок?
Но Филипп ничего на этот счет не сказал. Поэтому я просто подошла к окошку, ежась под недружелюбными взглядами ожидающих, и сунула туда свой паспорт.
У меня его забрали, ни слова ни сказав, и тут же опустили жалюзи, не дав задать ни одного вопроса.
Я постояла несколько минут рядом, постепенно приходя в себя: ощущая, как оттаивает ледяная кожа, как успокаивается сердце и становятся мягкими мышцы.
Зато теперь хотелось кофе и в туалет.
Но отходить от окошка, куда забрали паспорт, было неразумно.
Часть людей вызывали через громкую трансляцию, часть имен выкрикивали прямо в окошко.
За окном пасмурный день становился все мрачнее, зарядил мелкий противный дождь, сгустились серые сумерки, хотя не было еще и полудня.
— Вера Завадич!
Я подскочила на месте. Ничего себе совпадение!
Это имя выкрикнула девушка, выглядывающая из служебной двери. У нее на голове были два высоких блондинистых хвостика, и она громко жевала жвачку.
Однако на мое имя и фамилию Филиппа никто не откликнулся, и девушка уже куда более нетерпеливо повторила:
— Вера Завадич!
И перевела взгляд на меня. Тяжело вздохнула, закатила глаза и поманила к себе.
— Э-э-э-э-э… — я шагнула к ней, только тут увидев свою ярко-желтую обложку паспорта у нее в руках.
— Вы Вера? — спросила девушка, раздражающе чавкая.
— Я Вера, но Тополева. От Завадича.
— У меня тут написано «Вера Завадич», — фыркнула она, сверяясь с розовым клейким листочком в руке. — Паспорт-то ваш?
— Мой.
— Тогда идем фотографироваться.
Цокая каблуками изящных туфелек, украшенных миллионом страз, она так лихо устремилась по узкому коридору, что мне пришлось догонять ее почти бегом.
— Садитесь, смотрите вот сюда, — она распахнула дверь в маленький кабинет и плюхнулась за компьютер, а мне махнула на стул.
— А можно я накрашусь? — спросила я, судорожно роясь в сумке. — Просто не ожидала, что…
— Только шустрее! Раньше надо было думать!
Обычно когда стараешься в спешке накрасить глаза, получается максимально криво. Но сегодня моей рукой водила какая-то богиня красоты и макияжа, не иначе. За тридцать пять секунд получился загадочный и томный вид, который оттенял ужас в моем взгляде, и даже покрасневшие опухшие веки смотрелись, как задумка, а не признак прошедшей истерики.
Щелчок фотоаппарата.
— Подождите в коридоре.
— А…
— В коридоре!
Никогда особо не любила бюрократические учреждения, но после того, что было на экзамене, кажется, стала еще и бояться. Или это аура у места такая? Хотелось сжаться в крошечный комочек и не отсвечивать.
Не попадаться на глаза людям в форме. Не подавать голоса.
По жизни меня часто считали наглой — так лихо я отстаивала свои права в аэропортах, отелях, прогибала проводников и гидов, не боялась даже зубастых юристов наших богатых клиентов, с которыми приходилось иногда сражаться в психологических дуэлях.
Но вот дорожная полиция, похоже, меня сломала.
Дверь открылась через пять минут. Жующая блондинка нашла меня взглядом и махнула рукой.
Я подошла.
Она протянула мне маленькую розовую карточку.
«Водительское удостоверение» — прочитала я на всякий случай три раза подряд.
И только потом, спохватившись, перевела взгляд на фамилию на нем.
«Тополева Вера Сергеевна».
Это я.
Это я?!
— Поздравляю! — буркнула девушка, потянувшись закрыть дверь.
— А… экзамен? — тупо спросила я, глядя на свои свеженькие права.
Фотография все-таки отличная вышло, не стыдно друзьям показать.
— Какой экзамен? — удивилась та.
— На вождение.
— В смысле? — девушка ловко выхватила у меня из пальцев права, даже перестав на минуту жевать.
Я не успела удержать карточку в руках и люто об этом пожалела. Надо было хватать и бежать, пока не передумали!
Блондинка быстро что-то напечатала на клавиатуре, бросила взгляд на экран и протянула мне права обратно. На этот раз я вцепилась в них как в последнюю надежду на спасение.
— Все нормально у вас! — с раздраженным вздохом сказала она. — У меня тут отмечено, что экзамен сдан. Вы ведь сдавали экзамен?
— Сдавала… — пробормотала я. — Но…
— Ну и все!
Она захлопнула дверь перед моим носом.
Я оторопело смотрела на розовую карточку со своим именем, не понимая, что делать.
Достала телефон, но проходящий мимо мужчина в форме шикнул и показал пальцем на картинку перечеркнутого мобильника на стене.
Поняла.
Я спустилась и вышла на улицу, вдыхая влажный после дождя воздух, отошла подальше, вновь достала телефон…
И заметила золотистый «Майбах», стоящий прямо в упор к воротам отделения.
Филипп вышел мне навстречу, увидев, как решительно я шагаю по лужам прямо к нему.
Он улыбался.
Но эта улыбка моментально пропала, когда я закатила ему хлесткую пощечину.