Искушение

День выдался долгим, но продуктивным для Веры. Пока она отдыхает, я проверяю сообщения.

Алекс: Все спокойно. Мы провели повторные проверки всех участников программы, как ты просил, и ничего подозрительного не нашли. Похоже, никто из них не представляет угрозы для вас с Верой.

Я: Спасибо.

С удивлением нахожу сообщение от капитана Иванова, Шевченко.

Шевченко: Извините за долгий ответ. Ваше сообщение доставили с опозданием. Пожалуйста, сообщите, как обстоят дела.

Интересно.

Я: На двери установили новый замок, больше проникновений не было.

Шевченко: Хотите, чтобы мы установили видеонаблюдение за вашей комнатой?

Блядь.

Если я соглашусь, то велика вероятность, что кто-нибудь узнает о нашем с Верой совместном проживании. Отказавшись, рискую ее безопасностью. Алекс периодически использует дроны для наблюдения, но этого недостаточно.

Обдумываю варианты и, наконец, нахожу компромисс.

Я: Спасибо. Я уважаю ее право на личное пространство. Можно ли установить камеры снаружи, но без обзора самой комнаты?

Шевченко: Конечно. Будем на связи.

— Ты собираешься рассказать мне, что это сегодня было? — спрашивает Вера, уперев руки в бока.

— Ты имеешь в виду, почему я решил за тебя заступиться? Это очевидно. Или, по крайней мере, думаю, что это очевидно.

Я уверен, что Вера заслужила эту должность. Также как был уверен, что эта американская киска сделает все, чтобы этому помешать.

Вера может и не соглашаться с моими методами, но извиняться за них не собираюсь.

В то время как, она хмуро смотрит в мою сторону, мой взгляд прикован к ее пухлым губам, которые выглядят так по-детски невинно и одновременно кокетливо…

Сейчас, когда мы вернулись в комнату после ужина, который американец, к счастью, проигнорировал, я хочу ее поцеловать настолько, что это почти невыносимо. В Вере Ивановой есть что-то, что пробуждает во мне первобытные инстинкты.

Что нужно такой женщине, как она?

Развернувшись спиной и не глядя на нее, начинаю расстегивать рубашку.

Вера остается неподвижной, будто превратилась в статую.

Будем ли мы дальше притворяться, что между нами ничего не происходит — это вопрос. Но факт в том, что, если люди Иванова узнают, что мы делим одну комнату и, что еще хуже, одну кровать, это может плохо для нас закончиться.

Из всех вариантов лишь один кажется мне привлекательным.

Лишь один из них приближает меня к Вере и ее отцу.

Сняв рубашку, аккуратно кладу ее на комод у двери. Так и не повернувшись к Вере лицом, беру футболку и закидываю в корзину для грязного белья.

Теперь очередь дошла до ремня. Незаметно наблюдаю за ней, пока медленно расстегиваю его. Ее дыхание перехватывает, и она невольно облизывает губы.

Вот как. Я так и думал.

Вера с головой ушла в мир эротических романов. Она прекрасно понимает, что я могу сделать с этим ремнем. И собираюсь воплотить в жизнь все ее фантазии.

Неторопливо вытаскиваю ремень наполовину, затем со свистом выдергиваю его полностью.

Вера тихо всхлипывает.

Когда встречаюсь с ней взглядом, в ее глазах читается вызов.

— У тебя был долгий день. Ты устала, да?

Вера вздыхает.

— Да, очень.

— К сожалению, нам нужно еще кое-что обсудить.

Она смотрит на меня с любопытством.

— Что именно?

— Я говорил, что у всего есть последствия, не так ли?

Мой голос становится хриплым от нарастающего желания, а член твердеет.

— Что? — ее глаза расширяются, когда она смотрит на меня. — О чем ты вообще?

Ха. Как будто женщина с ее интеллектом могла забыть о таком. Хорошая попытка.

Она чертовски красива. Ее большие зеленые глаза манят, словно солнечная поляна, зовущая к отдыху. Я не отдыхал, блядь, десятилетиями.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

— Ты серьезно, Марков?

Ах, старое доброе искусство отговорок.

— Ты сама решила, что я твой муж, и сама решила, что можно проявлять неуважение к своему мужу.

Наматываю ремень на кулак, делаю петлю и резко щелкаю.

Отрицать бесполезно. Замечаю ее расширенные зрачки, слышу прерывистое дыхание и то, как она тяжело сглатывает. Вера Иванова возбуждена. Я собираюсь немного продемонстрировать то, что она читала в своих книгах, и о чем, без сомнения, фантазировала.

Качаю головой.

— Я предупреждал тебя, Вера.

Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но так и не произносит ни слова.

— Повернись к кровати. Наклонись вперед и опустись на руки.

Таким образом она окажется в уязвимом положении, и надеюсь, что это не только испугает ее, но и разозлит.

— Марков, что ты задумал? — ее голос дрожит.

— Учу жену подчиняться мужу.

Вера смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— А если я… не сделаю этого? — шепчет она.

— Тогда мне придется силой перекинуть тебя через колено, и тебе не понравится наказание, которое последует за этим. Итак, какой вариант выберешь?

Ее лицо становится ярко-розовым, когда она, заикаясь, говорит: — А если нас услышат?

— Тогда они узнают, что бывает с непослушными женами.

Вера продолжает возражать, скрестив руки на груди.

— Такого в нашем договоре не было.

— Ты же умная девушка, Вера. Смышленая. Ты же не думала, что можешь ослушаться мужа и остаться безнаказанной?

— Ты не… — но тут же замолкает. Она не может сказать это вслух; если кто-то услышит, то поймет, что она лжет. — На дворе двадцать первый век.

— У тебя есть три секунды, — хмурюсь я. — Раз.

Ее взгляд начинает метаться.

— Два. — И я уже готов сдержать свое обещание.

— Ладно, — отвечает она, вызывающе вздернув подбородок — Я согласна, но только на моих условиях.

Одним движением Вера снимает футболку, оставаясь в короткой, почти прозрачной майке. Следом скидывает спортивные штаны, под которыми оказываются милые, едва прикрывающие задницу, трусики.

Черт.

После этого она направляется к кровати и наклоняется вперед. Мой член тверд как скала.

Она бросает на меня насмешливый взгляд через плечо.

— Теперь ты доволен, муж?

Направляюсь к ней медленными и уверенными шагами.

Подойдя, кладу руку ей на поясницу и чувствую, как она напряжена. Наклоняюсь к уху и шепчу: — Очень. Да, я доволен, жена, пусть ты сделала это из дерзости. Но сегодня я буду мягок. В конце концов, мы ведь в этом новички. Но хочу, чтобы ты запомнила, каково это, когда мой ремень шлепает по твоей заднице. Хочу, чтобы ты запомнила каково быть наказанной своим мужем. Ты поняла меня? Вспомни об этом, когда вновь решишь ослушаться меня.

— О, боже, — еле выдавливает она. — Да, муж, — добавляет насмешливо. — Я тебя услышала.

Шлепаю ее по заднице, закрытой трусиками, и она взвизгивает. На ягодицах мгновенно появляется красный след. Господи, как это красиво. На этот раз беру ремень и снова шлепаю ее, не слишком сильно, но и не слабо. Она приподнимается на цыпочках, сжимая покрывало в кулаках. Ее лицо полностью красное, жар распространяется по шее, но она не двигается. На мгновение прикасаюсь ладонью к ее разгоряченной попке. Член дергается. Блядь.

— Хорошая девочка. Ты так хорошо справилась, жена. Я горжусь тобой. Посмотри, какая ты сильная и стойкая женщина, — наклонившись, оставляю целомудренные поцелуи на ее ягодицах. — Еще раз такое повторится, и тогда ты ляжешь спать с больной попкой. Напоминание о том, чего я жду от тебя утром.

Слегка ударяю ее ремнем, достаточно, чтобы донести свою мысль, и откидываю его. Готов поспорить, она может выдержать гораздо больше, возможно, даже жаждет этого, но я хочу, чтобы Вера изнывала от желания.

Смотрю на нее и не могу не представить, каково это взять ее. Быть внутри нее. Чувствовать горячее, узкое тепло вокруг себя.

Я хочу увидеть, как ее спина выгибается, когда она кончает...

Поглаживаю ее ягодицы.

— Хорошая девочка. Ты так хорошо это приняла. Ты усвоила урок, Вера?

Она кивает.

— Усвоила.

Блядь. Члену так тесно в штанах, что это вызывает боль.

— Хорошая девочка. А теперь скажи мне. Как ты себя чувствуешь после порки?

Вера замолкает, резко вдыхая, ее дыхание прерывистое. Пряча лицо в покрывало, она не смотрит на меня, но бормочет сквозь ткань: — Это было самое горячее, что я когда-либо испытывала.

Господи.

Пусть я и догадывался об этом, но ее признание подтвердило все мои подозрения. Меня разрывает желание прижать ее руки к изголовью кровати и показать ей, как настоящий мужчина заявляет права на женщину.

Нежно убираю ее волосы на одно плечо и прижимаясь губами к обнаженной коже, шепчу: — Если бы я прикоснулся к тебе прямо сейчас, то почувствовал бы какая ты мокрая, Вера?

Моя потребность обладать ею усиливается с каждым ее вдохом.

— В тебе скрывается сабмиссив, Вера? Ты когда-нибудь мечтала стать героиней романов, которые ты читаешь? Быть полностью покоренной? — растягиваю каждое слово хриплым голосом. — Представь, как ты отдаешь контроль над собой. Это твой выбор, Вера. Прими его. Многим нравится подчиняться.

— Я... да, мне интересно.

Христос.

— Раздвинь ноги, — хрипло говорю я.

Не говоря ни слова, она подчиняется, крепко зажмурив глаза, возможно, чтобы отрицать реальность своих собственных желаний. Однако я узнал о ней достаточно, чтобы понять — в Вере полно огня. Такая страстная женщина заслуживает мужчину, который будет преклоняться перед ее силой.

Наклонившись, опираюсь на одну руку и вдыхаю ее аромат — весенние цветы, смешанные со свежестью осеннего дождя. Чувствую, как ее пульс бьется под моими губами, резкий вздох наполняет тишину.

— Скажи мне, что ты чувствуешь прямо сейчас.

— Я так-так возбуждена, Марков. Черт тебя побери, — выдыхает она сдавленным шепотом.

Сжимаю ее попку, и она вздрагивает.

— Я только что наказал тебя за такие слова, Вера. Разве я не был убедителен?

Она тихо стонет.

— Ты донес свою мысль.

В ее голосе звучит притворный протест и искреннее желание.

— Ложись на спину, — приказываю я. Дикое желание вкусить ее переполняет меня, но она невинна, поэтому стоит быть осторожным. Однако мои руки не могут устоять перед соблазном исследовать ее полную грудь.

— Прикоснись к себе, — бормочу я. — Я хочу посмотреть

Неловко она отодвигает трусики в сторону и касается своих влажных складок, в то время как я освобождаю одну грудь из бюстгальтера и облизываю напряженный сосок. Ее тело дергается, а с губ срывается всхлип.

— Ты моя жена, Вера, — шепчу, наслаждаясь моментом, и забыв, что между нами просто договоренность. Мной движет лишь первобытная похоть и необходимость обладать ей.

Убираю ее руку, заменяя своей, чувствую тепло и возбуждение. Голос Веры дрожит, когда мои пальцы начинают исследовать ее.

— Марк..., — умоляет она, не находя слов, пока удовольствие переполняет ее.

— Моя, — рычу хриплым голосом. — Это ты так решила. Ты сказала, что мы женаты. Ты призналась в своем желании подчиняться. Не притворяйся, что не жаждешь этого прямо сейчас.

Ее бедра приподнимаются в ответ, безмолвное, инстинктивное подтверждение желания. Безжалостно дразню пальцами, подводя к краю, а затем останавливаясь. Наслаждаюсь ее прерывистым дыханием.

— Umolai menya.

Ее голос срывается в отчаянной мольбе: — Боже... Пожалуйста, не останавливайся, Марков. Пожалуйста.

— Умоляй сильнее. Я хочу знать, что ты действительно этого хочешь. Убеди меня.

— Пожалуйста, продолжай! Я сделаю все, что ты скажешь. Ты сказал, что ты мой муж, разве не это делает муж? Господи! Прошу тебя!

Уступаю ей, легким движением заставляя выгнуться дугой на кровати. Ее безмолвная мольба громче любого крика.

— Теперь ты будешь слушаться?

— Да, да, да! Пожалуйста!

— Хорошая девочка, — хвалю, награждая ее послушание ленивым движением пальцев. — Это то, чего я ждал от тебя. Ты так радуешь меня. Такая милая, хорошая девочка, — целую ее в щеку и снова провожу рукой. — Кончай на мои пальцы, Вера. Хочу увидеть, как ты кончаешь.

Накрываю ее рот поцелуем, и она вздрагивает подо мной. Я продолжаю двигать пальцами, доводя ее до пика. Веру захлестывает неконтролируемый и неистовый оргазм. Она наслаждается им, мой рот заглушает ее крики, а наслаждение смешивается с моим.

Она обмякает, обессиленная. Мои пальцы задерживаются, наслаждаясь последним прикосновением.

Осторожно укладываю ее на подушки, глаза затуманены, после только что пережитого.

— Это было прекрасно, — мягко признаюсь я. — Так искренне. Так свободно.

И нежно целую в лоб.

Между нами повисает молчание.

— Как ты себя чувствуешь, Вера?

Ее взгляд очень серьезен, когда она шепчет: — Мне страшно, Марков.

Обнимаю ее, поглаживая по растрепанным волосам, побуждая поделиться своими мыслями.

— Поговори со мной, Вера.

Она замолкает и делает глубокий вдох, прежде чем заговорить. Спрятав лицо в одеяло и избегая моего взгляда, она выдавливает из себя: — Это было самое горячее, что я когда-либо испытывала в своей жизни.

Черт возьми.

Переворачиваю ее и сажаю к себе на колени, чтобы оказаться лицом к лицу. Я зашел слишком далеко, нет пути назад.

Мой напряженный член упирается в ее разгоряченную попку. Подавляю стон, прежде чем продолжить: — Чего ты боишься?

— Я не знала, каково это будет, — шепчет она. — Я боюсь, что если мы продолжим... Если я...

Она пытается отвернуться, но я приподнимаю ее подбородок, возвращая взгляд на себя.

— Скажи мне.

Кажется, та небольшая порка, лишила ее способности скрываться от меня, потому что она открывает рот, и правда вырывается наружу.

— Если мой отец узнает, он тебя убьет.