Искушение

— Ты сделала мне величайший подарок, который женщина может подарить.

— Девственность?

— Твое доверие. Твою откровенность. Твою уязвимость. И да, детка. Твою девственность.

Он нежно целует меня в щеку.

Хихикаю, вспоминая, что только что сделала.

— Ты заставил называть тебя Папочкой.

Шлепаю его по плечу.

— Да, — отвечает он с удовлетворенным смешком. — И тебе это понравилось. Я знал, что так будет.

Конечно, понравилось. Это было одновременно запретно и чертовски возбуждающе.

— Никогда не называла своего отца Папочкой. Почти никак его не называла. Почему же это не показалось неправильным?

Он ухмыляется.

— Потому что ты чертова маленькая извращенка, милая. И тебе нравится то, что я тебе даю — защиту. Заботу. Поддержку

Ммм. Да. Определенно нравится.

— Мой разум привык искать причины всего, что происходит, но иногда мне нужно остановиться.

Марков улыбается в ответ.

— Да, нужно. Иногда нам не обязательно знать причины того, что мы делаем. Почему нам что-то нравится. Почему любим то, что любим. Почему мы любим тех, кого любим.

Любовь.

Он сказал это. Черт возьми, он действительно сказал это. Но, видимо, пока мы рассуждаем гипотетически. И все же...

Мы лежим в кровати. За окном чернильная темнота, и окно приоткрыто ровно настолько, чтобы можно было услышать характерное стрекотание ночных сверчков. Меня поражает, что там, где люди не понимают друг друга из-за языкового барьера, ночные звуки сверчков звучат как универсальный язык.

— Это удивительно, — шепчу я. Чувствую себя совершенно обнаженной, но в лучшем смысле этого слова. Уязвимой. И это заставляет меня задуматься.

— О чем именно?

— Я не понимаю ни слова по-русски, а есть люди, которые не понимают английский. Но язык сверчков понятен всем. Они говорят на одном языке. А что, если бы люди не имели таких ограничений?

— Мы бы поубивали друг друга, — шутит он. — Иногда языковой барьер — это единственное, что удерживает людей от ссор.

— Верно, — соглашаюсь с ухмылкой. — Когда я была маленькой, мы с сестрой придумали свой язык, чтобы разговаривать друг с другом. Это было весело.

— Мило. Мы с братьями делали что-то подобное. У нас были свои жесты, и мы думали, что выглядим очень круто.

Он зарывается лицом в мои волосы и вдыхает.

— Тебе нравится?

— Да. Ты пахнешь чертовски приятно. Будто я нахожусь посреди поля весной, окруженный фиалками.

— Значит, дорогая парфюмерия того стоила.

Он снова глубоко вдыхает.

— Несомненно. Когда мы с братьями использовали наши жесты, отец думал, что мы издеваемся над ним, и быстро положил этому конец.

— Черт возьми. Вот же строгие русские отцы. Сколько у тебя братьев?

Марков отвечает не сразу. Вопрос-то простой. Почему он колеблется?

— У меня пять братьев и одна сестра, — говорит он. — А у тебя?

— Вау. Одна старшая сестра. У тебя так много братьев.

— Ммм, — соглашается он. — Но я не хочу говорить о них в постели.

Он склоняется и покусывает мочку моего уха, отчего взвизгиваю.

— Я не так уж и устала. Мне нравятся ночные разговоры.

Вытаскиваю ноги из-под одеяла, потому что мне жарко. Он помогает мне, стаскивая одеяло, когда палец застревает.

— Я не говорил, что нужно спать. Мы можем продолжить говорить.

Мне нравится ощущать его теплое, сильное тело под собой. Сгибаю ногу в колене и закидываю ему на талию. Эта маленькая, простенькая комната кажется такой же уютной, как большая комната с потрескивающим камином и мягким светом ламп.

— Расскажи мне о себе, о своих братьях и сестре. Мне интересно послушать, — прошу я, теснее прижимаясь к нему. Большая, шумная семья и шалости с братьями и сестрами это одна из моих фантазий. — У меня с сестрой не было особых отношений. Ее отправили в какую-то русскую школу-интернат.

— Поэтому ты осталась одна дома?

— Моя мама настояла на этом. Я была слишком маленькая. Она умоляла отца оставить меня с ней, а к тому времени у него уже была любовница, и ему было важно лишь успокоить мать.

— Понятно.

Склоняюсь к нему и переплетаю наши пальцы.

— Я часто думала, каково это иметь большую семью. Ты общался со своей тетей, в детстве?

Он качает головой.

— Нет. То, что она устроила меня на работу к твоему отцу, было способом восстановить отношения с семьей.

— Интересно. Наверстывает упущенное?

— Именно. Я проводил гораздо больше времени с братьями и сестрой, чем с кем-либо еще. Отец часто отсутствовал дома из-за работы, а мама была перегружена, пытаясь справиться с нами всеми. Старший брат и я взяли на себя много обязанностей.

— Неудивительно, что ты такой властный, — дразню я.

Марков лишь пожимает плечами.

— Это, наверное, в моей природе. У отца была поговорка: — Старший брат это правая рука отца. От старших всегда ожидают, что они возьмут на себя ответственность и обязанность руководить семьей.

— Расскажешь, как это было?

Глаза Маркова смягчаются, на мгновение в них мелькает ностальгия. Он слегка поворачивается ко мне, его голос становится глубоким и задумчивым.

— Это было нелегко, Вера. Мне приходилось быть и братом, и порой отцом. Это означало много ответственности, и дисциплина играла в этом немаловажную роль. У отца были высокие ожидания.

Мне нравится слушать о его жизни. Нравится, как он говорит с такой любовью о своей семье. Я бы хотела познакомиться с ними.

— Расскажи о своем самом любимом воспоминании из детства.

Он смеется, его голос низкий и глубокий, потом ненадолго замолкает, копаясь в воспоминаниях.

— Хорошо, была одна история, — начинает он, его взгляд устремляется куда-то вдаль, пока вспоминает. — У моей младшей сестры был дикий характер, она постоянно вляпывалась в неприятности. Однажды решила залезть на самое большое дерево в нашем дворе, то самое, к которому мама строго-настрого запрещала ей подходить. Я поймал ее, когда она практически добралась до первой огромной ветки, которая висела над землей, а под ней ничего не было.

Я ахнула. Могу представить себе маленькую озорницу, которая не слушает маму и пытается доказать себе, что она сможет.

Его руки оживленно жестикулируют, когда он рассказывает, рисуя передо мной картину.

— И что ты сделал?

— Я мог бы отругать ее и заставить спуститься, чтобы она получила наказание. Но мы и так росли в достаточно строгой семье. Вместо этого я встал снизу, чтобы подстраховать, на случай если она упадет. Но она не упала. Мама называла ее маленькой обезьянкой. Я спросил, почему она не послушала маму и зачем ей нужно что-то настолько опасное.

Ловлю каждое его слово, затаив дыхание. Мне нравится, как он делится этими историями.

— Что она ответила? — спрашиваю шепотом. Я представляю его таким же серьезным, хотя, возможно, в те времена у него все еще была мальчишеская мягкость.

Он улыбается.

— Мы заключили сделку. Она пообещала приходить ко мне, если захочет приключений, а я находил бы безопасный способ сделать это вместе. Это был момент доверия, связь с ней не только как с ее старшим братом, но и как с человеком, которому она не безразлична.

Осознаю, что Марков был бы хорошим отцом.

Нежно касаюсь его руки.

— Это... действительно прекрасно, Марков. Ты показал ей любовь и заботу, а не только строгость. Неудивительно, что ты такой целеустремленный. Ты точно прирожденный лидер — властный, но в хорошем смысле.

Целую его подбородок, слегка колючий от щетины.

— Приму это как комплимент.

— Теперь понятно, почему тебя привлекает определенный... стиль в спальне.

— Да. Мне нравится контролировать ситуацию.

— Ммм.

— А ты, Вера? Расскажи мне. О чем ты мечтаешь? Каким ты видишь свое будущее? Тебя всю жизнь ограничивали. Хочешь ли ты куда-то отправиться? Увидеть мир? Чего ты хочешь на самом деле?

Вздыхаю. Как любительница романов, размышляла об этом. Я прожила столько жизней, затерявшись на страницах своих книг, что проводила больше времени, чем готова признать, представляя, какой могла бы быть моя идеальная жизнь.

— Нет... — медленно начинаю я. Это покажется глупым? — Я мечтаю... о месте, которое смогу назвать своим домом. Четверых детей и двух собак. Дом недалеко от города, чтобы не приходилось долго ехать за покупками, но достаточно далеко, чтобы слышать сверчков ночью и видеть звезды над головой. Одно из тех уютных мест, понимаешь? С верандой и, возможно, качелями и... и хочу, чтобы с веранды был виден закат, — чувствую, как краснею. — Это, наверное, звучит так банально и скучно, да?

— Nyet, — твердо отвечает он. — Это звучит идеально.

Мое сердце сжимается.

— Я хочу знать о тебе больше.

Он смотрит на меня так, будто я единственный человек на земле. Суперсила Маркова — это способность сосредотачиваться с непоколебимым вниманием.

— Ммм? Давай, задавай еще вопросы.

— Почему ты стремишься к подчинению? — тихо спрашивает он, его взгляд, как всегда, уважительный, но в то же время проникающий в самую глубину. Мне нравится, что, находясь со мной, Марков слушает по-настоящему, искренне слышит меня. Не только то, что я говорю, но и то, чего не говорю. Он такой пронзительный, что иногда мне кажется, что быть рядом с ним, все равно что смотреть прямо на солнце. Хочется отвести взгляд, чтобы не ослепнуть. Но именно эта его настойчивость мне в нем и нравится. Его внимание заставляет меня чувствовать себя значимой.

Немного задумываюсь, прежде чем дать ответ. Почему мне так нравится подчиняться? Дело не только в том, что это меня заводит — хотя это определенно так и есть. Однако, все гораздо глубже.

— Не то, чтобы я стремилась к подчинению. Да, мне нравится читать об этом, и меня это возбуждает. Это фантазия. Но я... не сосем уверена, где заканчивается фантазия и начинается реальность.

Он убирает мои волосы со лба и наклоняется, чтобы поцеловать. Закрываю глаза, наслаждаясь теплом, которое разливается по телу.

Сглатываю и продолжаю: — Ты здесь, чтобы защищать меня. Я учусь доверять тебе.

На этот раз он целует щеку, и я застенчиво улыбаюсь.

— С тобой это... не просто возбуждает. Это не просто заводит. Это нечто большее. Это... освобождает, — мой тон становится задумчивым, пока я нахожу слова. — Я посвятила себя учебе. Так долго и усердно трудилась. Это облегчение — довериться кому-то другому, — пожимаю плечами. — Ну и, конечно, это чертовски эротично.

— Ммм, — говорит он. — Согласен. Значит, речь идет о том, чтобы найти силу в слабости.

— Да, именно. Мне кажется, если я смогу доверять тебе... действительно, по-настоящему доверять и позволить себе отдаться тебе... ты сможешь показать то, о чем я только мечтала.

— Но этому еще стоит поучиться, не так ли?

Следующий вопрос так и просится наружу, хотя я морщусь от мысли о том, что могу услышать в ответ.

— У тебя когда-нибудь... была ли другая женщина, с которой ты был близок... как со мной, Марков?

От его мгновенного ответа у меня пересыхает во рту.

— Никогда, Вера. Никогда не было другой женщины, такой как ты, и никогда не будет после тебя. Никогда.

О, Боже. Привет, инфаркт.

— Если ты думаешь...

Внезапный звук уведомления на его телефоне заставляет нас обоих замереть. Марков первым выпрыгивает из постели, хватает штаны и бросает мне мои.

— Одевайся.

Наблюдаю с какой непринужденностью он прикрепляет пистолет к поясу штанов. Это резкое и жестокое напоминание о том, что мне не стоит расслабляться. Я не должна забывать, кто он на самом деле.

Пока мы поспешно одеваемся, он получает сообщение на телефон.

— Ублюдок, — рычит он, его глаза становятся пугающе черными.

Мое сердце начинает бешено колотиться.

— Что?

Он некоторое время смотрит на телефон, быстро набирая ответ.

— Это охрана снаружи. Они могут отправить дроны дистанционно, но это может быть слишком долго.

— Тогда... какой есть еще вариант?

Все еще оставаясь спокойным, он хмурится, его глаза сканируют потолок и вентиляционные отверстия, словно у него рентгеновское зрение.

Едва дышу от напряжения, нарастающего в комнате. Мне уже знакомо это выражение лица Маркова. Он сжимает челюсти, его суровый взгляд перемещается из одного угла комнаты в другой. Мне хочется отвернуться, чтобы не видеть эту холодную, расчетливую сторону, которая заставляет меня нервничать.

— Ты поползешь в укрытие. Под землю. Ты боишься замкнутых пространств?

Отрицательно качаю головой. Высоты — да, но замкнутые пространства — нормально.

— Когда мы только приехали, я осмотрел это место и нашел технический тоннель под зданием.

— Технический тоннель? Что?

Он кивает, быстро хватая несколько вещей с прикроватной тумбочки.

— Шевелись, Вера, — он задерживается ровно настолько, чтобы положить грубую руку на мой подбородок. — Ты в порядке?

Киваю.

— Конечно, в порядке, — лгу я. Мое сердце вот-вот выпрыгнет из груди, и чувствую, что меня сейчас вырвет.

— Этот тоннель соединен со старой системой коммуникаций. Не совсем комфортно, но там мы будем в безопасности.

С облегчением выдыхаю, и он смотрит на меня с любопытством.

— Я боялась, что ты отправишь меня туда одну, типа разведать обстановку, или что-то в этом духе. Я не хочу идти без тебя.

Он качает головой.

— Никогда в жизни я не отправлю тебя одну. Мы идем вместе или остаемся здесь вместе. Другого варианта нет.

Долго смотрю на него, а потом кладу руки ему на затылок и яростно притягиваю к себе. Целую его, безмолвно обещая, что мы справимся вместе.

— Пойдем.

Он берет меня за руку, и мы торопимся к дальней стене комнаты как раз в тот момент, когда из туннеля доносится грохот от взрыва.