Искушение

Раз, два, три, четыре, пять. Я снова пересчитываю чемоданы, которые беру с собой на рейс.

Не слишком ли много? У меня есть привычка брать с собой лишнее, чтобы быть готовой ко всему, но последнее, чего хочу, это выделяться. Нужно ли студентке магистратуры, отправляющейся на международную программу обучения, так много вещей? К счастью, все необходимые книги уместились в один увесистый чемодан, а остальное, в легкую дорожную сумку, купленную специально для этой поездки.

Тук-тук-тук.

— Входите!

Расправляю плечи и прикусываю губу, бросая взгляд на часы. Если хочу успеть прибыть в аэропорт за два часа двадцать минут до рейса, то мне нужно выезжать через час. Раньше я всегда летала на частных самолетах отца, но сейчас мне предстоит впервые воспользоваться обычным аэропортом. И по моим исследованиям, два часа двадцать минут идеальное время для прибытия.

— Ох, милая. Вера, — голос мамы дрожит, когда она входит. Ее короткие волосы, когда-то густые и черные, теперь с проседью, но морщинки вокруг глаз говорят о том, что она любит смеяться. Правда, сейчас глаза ее на мокром месте.

Сглатываю комок в горле.

— Неужели это правда? — она подходит ко мне, обнимает, отстраняясь чуть-чуть, чтобы заглянуть в мои глаза. — Ты выглядишь такой взрослой.

О нет. Только не это. Если она начнет плакать, я тоже не смогу сдержаться, а мне этого совсем не хочется. Нет, сейчас точно не время.

Но моя мама сильная женщина, и она воспитала меня такой же. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и готовлюсь сказать, что буду звонить ей каждый вечер и выходить на видеосвязь по воскресеньям, потому что это единственное время, которое могу выделить с учетом плотного графика. Но когда открываю рот, вместо этого вырывается: — О, мама, я буду так по тебе скучать.

И вот мы уже обнимаемся, обе плачем. Хорошо, что я не пользуюсь косметикой, потому что уверена, что она была бы размазана повсюду этими уродливыми слезами. Я уезжаю от своей лучшей подруги.

— Как же мне хочется поехать с тобой, — шепчет она. — Может, все-таки можно? Я могла бы снять квартиру где-нибудь в центре или дом подальше. Я могла бы...

— Мама, — мягко прерываю я. — Ты нужна здесь. Ты помогаешь Лидии с подготовкой к свадьбе. И если даже ты приедешь, у меня просто не будет времени на встречи. Мой график — это безумие. По сравнению с ним студенческие годы кажутся прогулкой. Но я обещаю быть на связи, и это всего лишь на шесть месяцев.

Всего шесть месяцев.

Это звучит как целая вечность, быть в чужой стране, вдали от дома. А я люблю свой дом. Несмотря на все сложности, мама всегда старалась сделать наше детство нормальным.

Снова смотрю на часы. Осталось полчаса.

— Ладно, — вздыхает она. — Соберусь и переживу. Знаешь, я плакала, когда отправила тебя в детский сад, помнишь?

Улыбаюсь.

— Помню.

Она рассказывала эту историю сто раз. Отец был в командировке, это был мой первый день. Говорят, я «храбро держалась», хотя обычно тихая и замкнутая, а мама, оставшись одна, позвонила бабушке, и они рыдали в трубку вместе.

— Бабушка пришла попрощаться. Она внизу. Пойдём, выпьем чаю, и ты расскажешь ей о своей программе.

Прячу улыбку, потому что это отчасти мило. Мама хочет, чтобы я объяснила бабушке, потому что сама до конца не понимает. Впрочем, все в порядке. Правда, было бы удивительно, если бы отец вообще знал, куда я еду.

— Единственное, о чем жалею, что так и не научила тебя русскому, — вздыхает она, прикусывая губу.

Я отмахиваюсь.

— Мам, большинство людей, с которыми я буду общаться американцы. Я выучу то, что нужно. А еще говорят, лучший способ выучить язык, это полное погружение, так что я в этом смысле все предусмотрела.

Заставляю себя рассмеяться. Я хороша в медицине и науке, но совсем нет склонности к языкам. Все способности к ним достались Лидии.

Честно говоря, немного нервничаю из-за того, что не знаю языка. Но я узнала о зачислении на программу всего пару недель назад благодаря дополнительному гранту, так что времени на изучение русского просто не было.

Мама никогда не учила меня русскому, потому что ненавидит моего отца. Это не секрет. Она изо всех сил старалась воспитать меня как американку во всем. Моя мать, потомок польских иммигрантов, не видела смысла в русском языке, а отец был слишком занят собой, чтобы его это волновало.

Мама берет один из чемоданов.

— Мам, только не этот. Там мои книги, он слишком тяжелый.

Она напрягается под тяжестью груза, но подмигивает мне.

— Все нормально. Пойдем к бабушке.

— Мам, серьезно. Возьми что-нибудь полегче.

Забираю у нее тяжелый чемодан и уговариваю взять рюкзак.

— Ладно, ладно, — уступает она. — Давай отнесем все вниз. У меня есть кое-что, что должна тебе сказать, прежде чем ты уедешь.

Она не смотрит на меня, и это вызывает любопытство.

Отношу вещи к подножию лестницы и возвращаюсь за остальными. Когда отец дома, он обычно нанимает помощников, чтобы заниматься такими вещами, но, когда его нет, мама отпускает весь персонал. Мне нравится быть как можно ближе к обычной жизни и не привлекать к себе лишнего внимания.

— Что ты хотела сказать? — спрашиваю, когда мы идем в гостиную, откуда я смогу увидеть, когда приедет Uber, и заодно побеседовать с бабушкой перед отъездом.

— Твой отец звонил сегодня утром, — говорит она, шагая рядом и все еще избегая моего взгляда.

— Да? Он хочет встретить меня в аэропорту? Или пойти со мной ужинать, когда приеду? — закатываю глаза. Он любит делать вид, что заботливый отец, но мы с мамой знаем, что это не так.

— Нет, — осторожно говорит она. — Он... он настаивает, чтобы у тебя был телохранитель во время поездки.

Моя челюсть буквально отвисает, и я останавливаюсь посреди коридора, ошарашенно глядя на нее.

— Что?

Мамины добрые голубые глаза наполняются тревогой, брови сдвигаются, а морщинки вокруг рта разглаживаются.

— Я пыталась его отговорить, потому что знаю, как важно для тебя обрести независимость, Вера. Но он считает, что в Москве небезопасно, и настаивает, — она отводит взгляд и тихо добавляет, — и я вынуждена согласиться с ним. Там действительно может быть опасно. Мне будет гораздо спокойнее, если кто-то будет оберегать тебя, когда я или отец не сможем этого сделать.

Не верю своим ушам.

— Мам! У меня не может быть телохранителя. Я ведь всего лишь студентка магистратуры! Я не хочу, чтобы кто-то узнал, кто я и откуда.

Ее глаза резко сужаются, она выпрямляется.

— Ты должна гордиться тем, кто ты есть, Вера Ивановна. Ты получила это место в программе сама, без вмешательства отца. Я позаботилась об этом. Никто не должен знать, кто твой отец.

— А как же телохранитель? Думаешь, это не привлечет внимания? Нас всего пять человек в программе!

Стараюсь сдержать разочарованный стон, хотя внутри все кипит. Это худшая новость из всех возможных.

— Ты найдешь способ держать его на расстоянии. Никто даже не узнает, что он с тобой. Он будет стоять на расстоянии и вмешается только в случае чрезвычайной ситуации.

Вздыхаю и пощипываю переносицу.

— Могу ли я что-нибудь сказать, чтобы он передумал?

Мама тяжело вздыхает.

— Нет. Потому, что в этот раз я с ним согласна. А теперь иди, милая. Поговори с бабушкой, пока твоя машина не приехала.

Со вздохом вхожу в гостиную. Бабушка сидит, выпрямившись, с чашкой чая в руках. Ее глаза блестят, и она хлопает по месту рядом с собой с озорной улыбкой.

— Вера, — произносит она дрожащим голосом с сильным акцентом. — Может, он окажется красивым? Ты мне потом все расскажешь, а я хоть поживу немного мечтами за твой счет, — она грозит мне наманикюренным красным ногтем. — А сейчас садись сюда и все расскажи. И не спорь с мамой, пока не отправишься переплывать Большой пруд.

Целую бабушку в обе щеки и сажусь рядом.

— Я не спорю с ней, я просто...

— Я знаю, что такое спор, — говорит бабушка, делая глоток чая. Ее взгляд становится жестче. — Не спорь со своей матерью.

С трудом сдерживаю стон. Эти двое — мои главные сторонницы, поэтому, когда нет их поддержки, у меня нет шансов. Я так долго вела замкнутый образ жизни и надеялась, что это будет мой первый шанс вырваться из рамок строгого воспитания.

Закрываю рот и не отвечаю, потому что какой в этом смысл? Моя машина уже подъезжает, и, как только доберусь до аэропорта, меня встретит мой новый телохранитель. Если он похож на тех, кто работал у моего отца раньше, я уже знаю, чего ожидать. Мягко говоря, бабушка будет разочарована тем, насколько «красив» этот телохранитель.

— Ну, расскажи, Вера. Расскажи, чем ты будешь заниматься.

Не могу удержаться от улыбки. Это моя стихия.

— Я буду в Академии передовых исследований и инноваций в области биомедицины в Москве, следующие шесть месяцев…

— Это очень престижная программа, — перебивает мама. — Они совмещают передовые медицинские исследования с практическими полевыми исследованиями.

Прячу улыбку. Мама, наверное, изучила программу вдоль и поперек.

— Ее обучение полностью оплачено, потому что она гений, мама.

Качаю головой.

— Я не гений.

— Вера, не нужно так о себе, — отмахивается мама. — Ты изучаешь область, которая может внести огромный вклад в лечение сложных медицинских заболеваний! Отбор у них жесткий, и принимают только выдающихся кандидатов.

Улыбаюсь и поворачиваюсь к бабушке, которая уже выглядит немного озадаченной.

— Учебная программа разработана лидерами в области военной медицины, реагирования на катастрофы и экстренных медицинских услуг. Мы наконец-то сможем объединить теорию с обширной практикой и реальными симуляциями.

— Правда? — бабушка заинтригована. — Например?

Мое сердце начинает биться быстрее. Это моя страсть, моя жизнь. Я люблю говорить об этом.

— Например, как оказывать расширенную травматологическую помощь в боевых условиях, как проводить экстренные хирургические операции без стандартной подготовки или как справляться с массовым биологическим заражением.

Бабушка моргает.

— Звучит как сюжет сериала.

Не могу не улыбнуться.

— У меня действительно был профессор, который консультировал голливудскую студию.

Но на сердце тяжело. Я буду скучать по ней и маме. Они были моей опорой всю жизнь. И хотя они сильно меня оберегали, это почти компенсировало отсутствие настоящей заботы со стороны отца.

Мама смотрит в окно, когда перед домом останавливается белый внедорожник. Ее дыхание перехватывает, а у меня на глазах наворачиваются слезы.

Как прощаться с человеком, который действительно тебя любит?

Мне все равно пришлось бы это сделать, но не думала, что это будет настолько больно. Целую маму в щеку и не сдерживаю слезы — это бессмысленно.

— Я буду скучать, — шепчу ей на ухо. — Очень сильно.

— Не забудь звонить, — говорит бабушка, вытирая глаза платком.

— Конечно!

— Ты ведь приедешь на праздники?

— Я вернусь домой до всех важных праздников, — говорю с грустной улыбкой. Я должна быть сильной. Поворачиваюсь к двери и хватаю свой чемодан, но останавливаюсь и смотрю, когда открывается задняя дверь машины.

— Мама, — говорю через плечо. — Ты сказала, что мой телохранитель встретит меня в аэропорту. Кто это?

Передо мной вовсе не высокий худощавый мужчина. Этот человек огромный. Под два метра ростом. Мускулистый. Вероятно, весь покрыт татуировками. С грозным взглядом, резкими чертами лица и стальными глазами, которые буквально прожигают меня насквозь, он выглядит как более темная и опасная версия Супермена.

Грозный. Брутальный. Первобытный. Горячий.

Его темные волосы коротко подстрижены, что подчеркивает мощный подбородок и пронзительный взгляд. Несмотря на пугающую внешность, в нем чувствуется сдержанная сила, что заметно в его точных движениях и выверенных действиях.

Неужели отец решил компенсировать годы пренебрежения таким способом?

— О Боже, — шепчет мама рядом. — Если бы Джейсон Борн был настоящим... И на стероидах.

Вот кого он мне напоминает. Он похож на киллера из тех книг, которые я обожала, и фильмов, которые смотрела с мамой.

— Он идет сюда, — шепчу я. — О Боже, он идет сюда.

Протягиваю руку, как полная идиотка. Он смотрит на нее секунду, а затем обхватывает мою маленькую ладонь своей большой, грубой рукой. Меня охватывает дрожь, и я надеюсь, что он этого не заметил.

— Вера, — говорю я, потому что всегда стараюсь быть вежливой. — А вы?

— Марков, — отвечает он. Его голос глубокий, резкий и отрывистый. Едва почувствовав тепло его ладони, он тут же убирает руку и наклоняется за вещами.

Бабушка кивает мне, будто что-то понимает. Мое лицо заливается жаром.

— Ой, осторожно, чемодан тяжелый, — говорю, когда он тянется за ним. Но он поднимает его так, будто он ничего не весит.

— Я могу помочь.

Он не отвечает, просто берет вещи и укладывает их в багажник. Даже водитель не выходит из машины. Молча он открывает дверь и жестом приглашает меня внутрь.

— Ну, — говорю я, шепотом обращаясь к маме и бабушке. — Кажется, это все. К счастью, он, похоже, не слишком разговорчив. А я ненавижу болтовню. Может, все не так уж плохо.

— Конечно не плохо, — шепчет мама, целуя меня в щеку. — Я так горжусь тобой, Вера. Иди, милая. Позвони, как только приземлишься!

— Дорогая, с таким мужчиной тебе вообще не нужно разговаривать, — бабушка улыбается, ее глаза горят.

— Мама! — возмущается моя мама. — Это же ее телохранитель.

— Тем лучше, — пожимает плечами бабушка. — Дайте старушке повеселиться.

Смеюсь, несмотря на слезы, наворачивающиеся на глаза.

Мой новый телохранитель стоит в стороне. Да, он горячий, но будто высечен из камня.

Это все кажется нереальным, словно я оказалась на съемочной площадке. Сажусь в машину, и он закрывает за мной дверь. Внутри тепло, и пахнет корицей.

Водитель поднимает руку в приветствии: — Не утруждай себя разговорами с этим парнем. Он все равно говорит только по-русски.

Вздыхаю, откидываюсь на спинку и смотрю на него. Подозрения подтвердились.

Кажется, с таким мужчиной мне будет немного спокойнее, если бы только он не смотрел на меня так, будто я его враг.