Марков лежит рядом и пальцами нежно убирает волосы с моего лица.
— Я так горжусь тобой, — он только что вымыл меня теплой мочалкой и теперь укладывает в постель. — Ты справилась так будто создана для этого.
— Создана для этого? — спрашиваю я. Мои слова звучат невнятно. — Или создана для тебя?
Как только слова слетают с моего языка, тут же жалею об этом. Его глаза становятся холодными, а лицо каменным, почти таким же, как при нашей первой встрече.
— Я не должна была… прости я…
— Не смей извиняться, — со вздохом говорит он, качая головой. — Я не сержусь на тебя. Иди сюда, малышка. Совсем нет.
Он притягивает меня к своей груди и обнимает. Слушаю биение его сердца и закрываю глаза. Никогда в жизни не чувствовала себя так безопасно.
Я читала о таких вещах в книгах. О том, как мужчины, подобные Маркову, могут быть властными, но в то же время заботливыми…
Никогда не думала, что мне понравится такое сочетание… пока не встретила его. И никогда не думала, что мне будет необходимо что-то подобное.
— Тебе нужно поесть, Вера.
— Не хочу даже шевелиться, — отвечаю, не открывая глаз.
Он ждет мгновение, продолжая обнимать, прежде чем продолжает.
— Необходимо поесть после чего-то настолько интенсивного. Ты много работаешь. Утром у нас пробежка, поэтому необходимо перекусить, хотя бы чем-то легким.
Улыбаюсь в полумраке комнаты, когда мои глаза широко открываются.
— О Боже. Окно открыто. О мой Бог. Я думала, оно закрыто.
Он вскакивает с кровати, и на одно короткое мгновение Марков выглядит так же испуганно, как и я. Это пугает еще больше. Не уверена, что видела когда-либо страх на его лице.
— Черт. Как я мог допустить такой промах? Я закрыл другие шторы и не заметил, что эта все еще открыта. Блядь.
Хотя внизу шторы видна только тонкая полоска света, это все равно слишком рискованно. Кто угодно мог нас увидеть, а если бы моя семьи узнала, что мы только что делали… даже боюсь представить, что будет тогда. Наказание для меня было бы суровым, но для Маркова…
Мой живот скручивает от тревоги. Что мы будем делать?
— Оставайся здесь. Я разберусь.
Сажусь и прижимаю к себе одеяло, когда он оборачивается и приковывает меня к месту своим взглядом.
— Моя работа защищать тебя, Вера Иванова. Ты не выйдешь из этой комнаты.
Он поворачивается и уходит.
Смотрю в окно и вижу, как его мощная фигура проходит мимо. Мой ум перебирает возможные последствия. Даже если никто из Ивановской Братвы не видел нас… даже если нет никаких доказательств того, что мы были вместе… он только что трахнул меня. Что, если другой студент или один из профессоров узнает? Смогу ли я когда-нибудь смириться с этим?
Но сейчас наша безопасность более насущная проблема, особенно после всего, через что мы прошли.
Все еще дрожу и чувствую себя разбитой после близости.
Будет ли жизнь с Марковым когда-нибудь нормальной? Хочет ли он вообще такую женщину, как я? Всю свою жизнь я была ограждена от всего. И ничего не знаю о том, каково быть… нормальной.
Во что я вляпалась?
Дверь открывается, и в комнату входит Марков, его лицо, как обычно, бесстрастное и суровое.
— Ирина прошла мимо несколько минут назад, но она была на другой стороне студгородка и только помахала мне. Она точно ничего не видела.
Чувствую, как мои глаза закрываются, и я опускаюсь на подушку.
— Хорошо, ладно. Во время обучения по подготовке к чрезвычайным ситуациям мы делали одно упражнение. Суть в том, что нужно представить наихудший сценарий и затем подумать, как можно выйти из этой ситуации, — я выдыхаю. — Давай попробуем.
Марков качает головой и садится на край кровати.
— Наихудший сценарий? Наихудший сценарий если кто-то видел нас вместе и заставит меня расстаться с тобой. Наихудший сценарий — твой отец узнает, что мы пара, и разлучит нас, — он качает головой. — Мне плевать, что он сделает со мной, но если он отнимет тебя у меня… если я больше не смогу защищать тебя…
Протягиваю руку, чтобы коснуться его плеча и чувствую, как все его мышцы напряженны.
— Марков…
— Ты хочешь, чтобы я прошел через это? — продолжает он. — Да, я могу, Вера. Я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути, чтобы вернуться к тебе. Чтобы убедиться, что ты в безопасности и никто не причинит тебе вреда.
Сглатываю ком в горле.
— Наихудший сценарий для меня — это потерять тебя. Если тебя ранят, Марков… если тебя заберут у меня… Не знаю, что я буду делать.
На его лице появляется безрадостная ухмылка.
— Нам нужен план, Вера.
— Мы можем сбежать туда, где нас никто не найдет? Сменить имя и попробовать программу защиты свидетелей? Я все брошу, Марков.
— Nyet, — он качает головой и переходит на русский — Ty etogo ne sdelayesh. Ты очень долго и упорно работала, чтобы бросать все ради меня. Я не позволю, Вера.
— Мне все равно, — говорю я, чувствуя себя упрямым ребенком. — Да, раньше это действительно имело большое значение, пока не осознала, что для меня важнее всего, Марков.
— Вера…
— Послушай, — слезы блестят на глазах. — Я позвоню отцу. Объясню все. Расскажу ему, как ты заботишься обо мне, как хорошо ко мне относишься. Он должен понять. Конечно, я смогу его образумить…
— Вера, — он берет обе мои руки в свои. Они теплые и грубые… как он сам. — На самом деле ты даже не знаешь меня. Ты видела только одну из моих сторон. Только ту роль, которую я сейчас играю. Но я совершал ужасные, отвратительные вещи, — он наклоняется вперед. — Непростительные вещи, Вера. Если бы ты знала, что я делал. Если бы ты на самом деле знала, кто я… — его голос прерывается на хриплом шепоте. — Ты бы никогда меня не простила.
Моргаю, и одна крупная слеза скатывается по щеке.
— Я знаю, что ты не являешься классическим определением хорошего человека, Марков. Знаю, — я фыркаю. — Я умная девочка, помнишь? Ты сам так сказал. Жизнь — сложная штука. Мы справимся. У нас все получится.
Он прижимает меня к себе так сильно, что едва могу дышать, потом берет мое лицо в свои руки, а взгляд прожигает насквозь.
— Жизнь сложна. Да, — говорит он с кивком.
— Мы справимся, — шепчу в ответ. Но даже произнося эти слова, сама ощущаю их бессмысленность.
Он прижимается к моим губам, и все мысли резко обрываются. Я едва могу вспомнить, о чем мы спорили. Не помню, как мы здесь оказались и куда идти дальше. Когда его язык переплетается с моим, чувствую соленый вкус слез.
Мы отстраняемся друг от друга, соприкасаемся лбами и переплетаем наши пальцы. Цепляемся друг за друга. Нас окружает страх, смешанный с любовью, и тень прошлых преступлений, смешанных с благодатью.
Смогу ли я простить его за преступления, которые он совершил? Насколько хорошо я знаю его на самом деле?
— Ты права, — шепчет он, облизывая губы. — Что бы ни случилось… что бы ни произошло… Мы идем на огромный риск, но мы справимся.
Почему его слова кажутся неубедительными?
Почему я сомневаюсь в его искренности?
Куда, на самом деле, мы идем дальше?
— Позволь мне сделать звонок, — шепчет он. — Я могу узнать заметила ли что-нибудь внешняя охрана. Нам не нужно принимать решение прямо сейчас, кроме того, сегодня ужин с твоей группой.
— Да. Верно.
Встаю с кровати и иду выбирать во что переодеться, попутно наблюдая за тем, как Марков достает телефон из тумбочки и с очень серьезным видом что-то в нем набирает.
Окно теперь закрыто, как и должно было быть изначально.
Надеваю джинсы и облегающий топ. Хотя Марков занят в телефоне, он подзывает меня пальцем.
Подхожу, и он улыбается мне, одной из тех широких, искренних улыбок, таких редких, как солнечное затмение, и ярких, как полуденное солнце летом. Оставляю поцелуй на его колючей щеке.
— Ты чертовски прекрасна, — говорит он. — Мы справимся, Вера, — глубокий тембр его голоса кажется зловещим, когда он произносит: — Несмотря ни на что.