Вздрагиваю, просыпаясь от того, что самолет сильно трясет. Сначала мне кажется, что это сон, но, осознав, что это реальность, ахаю и пытаюсь встать, но сильные, крепкие руки тут же удерживают меня на месте.
— Nyet, — голос Маркова звучит твердо. Его руки словно тиски прижимают меня к сиденью.
Над головой потрескивает динамик.
— Дамы и господа, мы попали в зону турбулентности. Поводов для беспокойства нет. Пожалуйста, оставайтесь на своих местах и убедитесь, что ремни безопасности застегнуты. Скоро мы выйдем из этой зоны...
Слова обрываются, когда самолет резко уходит в глубокое пике. Крики заполняют весь салон, заглушая любые мысли, включая мои. Паника захлестывает. Закрываю глаза и чувствую, как слезы вырываются сквозь сомкнутые веки.
Рядом раздается спокойный, собранный голос, который словно якорь возвращает меня в реальность.
— Vsyo budet khorosho.
Его тон, впервые мягкий и обнадеживающий, заставляет немного успокоиться. Не понимаю, что он говорит, но почему-то его слова действуют. Начинаю дышать глубже, вдох через нос, выдох через рот, когда теплая, сильная рука ложится мне на бедро.
Открываю глаза и вижу, что он смотрит прямо перед собой, оставаясь воплощением хладнокровия. Его челюсть напряжена, но страха он не показывает. Мои мысли проносятся вихрем — а что, если мы разобьемся? Мы выживем? Мой рациональный ум начинает высчитывать высоту, местоположение, шансы на спасение. Не могу собрать мысли в кучу. А что, если мы… что, если я…
Турбулентность заканчивается так же внезапно, как началась. Самолет летит спокойно в темноте ночного неба.
Делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Дыхание приходит в норму.
— Spasibo, — говорю, используя слово, которое запомнила.
Марков молча кивает.
Опускаю взгляд на его руку, все еще лежащую у меня на бедре. Мы оба одновременно осознаем, что он касается меня так, как телохранитель не имеет права касаться. Конечно, он просто хотел меня успокоить, но эта интимность пересекает границу, которую мы не должны переступать.
Мои щеки вспыхивают, и теплый трепет рождается где-то глубоко внутри.
Может, не стоило перед сном читать книгу о богатых, властных и чертовски сексуальных миллиардерах, особенно сидя рядом с самым сексуальным русским мужчиной, которого когда-либо видела.
Кладу руку поверх его и, хоть это дается с трудом, убираю его ладонь.
Чувствую его взгляд на себе, но не поднимаю глаза, когда к нам подходит стюардесса.
— Прошу прощения за турбулентность, — говорит она.
Качаю головой.
— Если только вы лично не ответственны за поведение неба, я не думаю, что это ваша вина. Но спасибо, — отвечаю я.
Марков что-то говорит ей быстро на русском, и она смеется. Она отвечает, и он одаривает ее подобием улыбки.
Меня неожиданно пронзает укол ревности. Я хочу знать, что он ей сказал. Я даже не подозревала, что этот человек способен на юмор.
Я хочу быть той, кто заставляет его улыбаться. Ну или хотя бы почти улыбаться.
Они продолжают разговаривать, а я поднимаю книгу. Ладно, ведите беседу без меня. Просто буду читать и грустить о своих нереалистичных ожиданиях, ничего страшного.
— Он сказал, чтобы вы знали, он лишь хотел вас успокоить и просит прощения, если это выглядело неподобающе, — переводит стюардесса.
Моргаю и поднимаю взгляд на стюардессу.
— Простите?
Она повторяет. Смотрю на Маркова, который серьезно смотрит прямо на меня.
Прочищаю горло.
— Пожалуйста, скажите ему спасибо, — отвечаю, хотя хочу сказать гораздо больше. Впервые я рада языковому барьеру.
Удивляюсь, что спала почти весь полет. До посадки остается час.
— Хотите перекусить? — стюардесса предлагает нам корзину. Я узнаю знакомые маленькие упаковки с орехами и сухофруктами, несколько конфет, но также там есть закуски, которых раньше не видела, «Русское Поле», какие-то ржаные сухарики, и разнообразие шоколада с названиями вроде «Коркунов».
— Это отличный шоколад, — говорит стюардесса. — Вы любите шоколад?
— Ммм, конечно.
— Вот, — говорит она с улыбкой. — Возьмите несколько на пробу.
Не удивляюсь, что Марков отказывается от закусок и напитков, учитывая, что он, скорее всего, питается только омлетами из яичных белков и протеиновыми коктейлями. Такое тело не создашь на картофельных чипсах и шоколаде.
Начинаю пробовать угощения и комментирую вслух, притворяясь, что он меня понимает. Просто тишина между нами кажется тяжелой и напряженной.
— Ммм, мне нравится нежный вкус этого шоколада, — произношу, будто делаю дегустационный обзор. — Легкий намек на обжаренные орехи очень приятен. Конечно, это не M&M's, но тоже неплохо.
Он продолжает смотреть прямо перед собой, как будто я вообще не говорю. Что заставляет человека быть таким серьезным?
Снова погружаюсь в свою книгу, теряясь в вымышленном мире с ложными обещаниями, которые никогда не сбудутся в реальной жизни.
Лучше бы мой отец не настаивал, чтобы я взяла с собой телохранителя.
Несмотря на молчание и каменное выражение лица Маркова, как только мы приземляемся, он тут же переходит к действиям. Даже не пытаюсь спорить с ним, когда он берет мои вещи. На этом этапе я решаю просто принять эту своеобразную «заботу» или как это можно назвать.
Не понимаю, как он это делает, но ему удается нести наши вещи, провожать меня с самолета и уверенно направлять к выходу.
Хотя полет в Москву длился десять часов, из-за разницы во времени мы прилетели в середине дня. Это странное чувство — словно мы пропустили целый день. Яркое солнце в чистом голубом небе резко контрастирует с ночной темнотой, которую оставили позади. Как только покидаем самолет, нас встречает прохладный московский воздух — приятное изменение после затхлого воздуха самолета. Аэропорт Шереметьево оживает от шума и суеты толпы, путешественники и местные жители уверенно маневрируют по терминалам. Смесь акцентов и языков вокруг создает атмосферу оживленного хаоса.
Мое тело чувствует усталость, но внутри рождается волнение. Я никогда не покидала страну. Это новая глава моей жизни, полная обещаний.
Мы забираем багаж и направляемся к зоне встречающих.
— Мне сказали, что нас будет ждать машина, — спохватываюсь я. — То есть меня, — быстро поправляю.
Не представляю, как объясню его присутствие людям, с которыми буду работать. Вздыхаю, замечая его немой взгляд, и открываю телефон, чтобы воспользоваться переводчиком. Но тут вижу водителя с табличкой, на которой жирными буквами написано Vera Ivanova.
Указываю.
— Вот, это за нами.
Марков бросает на мужчину жесткий взгляд, а затем молча кивает и подхватывает наши чемоданы.
Высокая женщина, показавшаяся мне знакомой, радостно машет рукой. Когда подходим к ней ближе, понимаю, что узнаю профессора Ирину Кузнецову с ее проницательными, умными глазами, стройной фигурой и короткими светлыми волосами. Это женщина, с которой я проводила видеоконференцию несколько недель назад, та, что отвечает за программу. Вау. Я понятия не имела, что она проделала весь этот путь, только чтобы увидеть меня.
— Вера! Добро пожаловать! — говорит она на идеальном английском, бросая любопытный взгляд на Маркова.
— Профессор Кузнецова, — говорю, протягивая ей руку. — Вы приехали в аэропорт лично? Для меня это большая честь.
— Пожалуйста, зовите меня Ириной, — смущенно отвечает она. — Вы и еще один ваш однокурсник, Джейк Томас, прилетели одним рейсом. У меня не было возможности представить вас друг другу, но я бы сделала это, если бы могла.
Марков остается стоять в стороне, как всегда, с невозмутимым видом.
— Вы привезли гостя? — спрашивает она, слегка нахмурившись.
Боже, началось.
— Больше похоже на телохранителя, — произносит громкий голос по-английски у меня за спиной.
Оборачиваюсь и вижу мужчину, который будто сошел с обложки журнала, светло-каштановые волосы, идеальная улыбка, голубые глаза и атлетическое телосложение.
На фоне Маркова он выглядит мальчишкой.
— Джейк Томас, — говорит он, протягивая мне руку. — Мы летели одним рейсом, но, похоже, не все из нас каким-то чудом оказались в первом классе.
Он растирает шею, словно она болит после неудобного сна в эконом-классе, и подмигивает.
Отворачиваюсь, чувствуя, как щеки заливаются румянцем. Марков прищуривается.
— Телохранитель? — спрашивает Ирина.
О боже. Я не вынесу, если кто-то решит, что я приехала с телохранителем. Никто не знает, кто я и откуда.
Что если она отправит меня домой? После всего, что я сделала, чтобы попасть на эту программу...
Мои щеки вспыхивают, и я поспешно качаю головой, вспоминая, что Марков не говорит по-английски.
— Нет-нет, — говорю, натянуто смеясь и стараясь не паниковать.
Мне нельзя было никого брать с собой. Я должна быть здесь одна. Черт побери моего отца, который не подумал о деталях. Это так в его духе — принимать решения, которые напрямую влияют на мою жизнь, не заботясь о последствиях для меня.
Говорю первое, что приходит в голову.
— Это... это мой муж.
К счастью, Марков не реагирует, потому что он понятия не имеет, что я только что нагло соврала.
Ирина удивленно смотрит на меня, но быстро берет себя в руки.
— Ах, конечно! — говорит она. — Извините, мне нужно отойти на минутку.
Она достает телефон и звонит кому-то. Не понимаю, что она говорит, но похоже, что она кого-то уговаривает. Марков внимательно слушает, и его лицо мрачнеет.
Черт.
Через минуту она возвращается с широкой улыбкой.
— Все улажено, — говорит она. — Вы можете ехать со мной. Я организовала машину до университета и внесу небольшую корректировку в распределение комнат.
О, Боже милостивый.
Распределение комнат.
— Вы познакомились по дороге сюда? — спрашивает Ирина, с улыбкой глядя на нас. — Мистер Томас, кажется, не издалека, мисс Иванова, — говорит она. — Вы ведь со Среднего Запада, не так ли?
— Да, — отвечает он, запихивая руки в карманы, будто скромничает. — Хотя последние несколько лет я учился в Гарварде.
О, боже, упоминание о Лиге Плюща. Прекрасно.
Шумная атмосфера аэропорта, окружающая нас, заставляет чувствовать себя еще более измотанной, чем когда-либо. С трудом подавляю зевок.
— Вы, должно быть, очень устали после такого полета. Пойдемте, отвезем вас и разместим в комнатах, чтобы вы могли отдохнуть перед официальным ужином, где мы представим всех.
Разместим в комнатах.
Что я наделала?
— Спасибо.
Мне нужно сказать Маркову. Если он узнает от кого-то другого, что произошло... Что, если он расскажет им, что я соврала? Что он на самом деле мой телохранитель?
Как мне ему сказать?
Марков укладывает чемоданы на верхний багажник на крыше машины что, нужно признать, удобно. Джейк садится первым, и я собираюсь последовать за ним, но Марков берет меня за руку и качает головой.
— Nyet.
Он кивает назад, показывая, чтобы я отошла, чтобы он мог сесть рядом с Джейком.
— Ха, — смеется Джейк. — Думаю, если бы это была моя жена, я бы тоже не хотел, чтобы она сидела между нами.
Он улыбается мне. Хорошо, хоть кто-то здесь умеет шутить.
Часть меня даже благодарна. Я не так уж хорошо знаю Маркова, но все-таки лучше, чем Джейка. Если уж придется сидеть рядом с кем-то, прижимающимся так близко, что мы похожи на сардины в банке, я бы предпочла быть рядом с Марковым, чем с незнакомцем, которому не доверяю.
Правда, до меня не доходит, что, по сути, Марков тоже незнакомец, которому я не доверяю.
Мы едем плотно прижатыми друг к другу, пока Джейк и Ирина болтают на русском, а я изо всех сил пытаюсь не заснуть. Почему я сказала, что он мой муж? Во время полета я могла придумать план, но чувствую, что тону. Что они будут делать с супружеской парой в программе?
Марков сидит выпрямившись, постоянно оглядываясь вокруг, как будто высматривает потенциальную угрозу, сохраняя свою маску. Наверное, это его работа. Он всегда так внимателен?
Мои веки тяжелеют, но стараюсь их не закрывать. Не хочу ничего пропустить.
Когда приближаемся к кампусу в Москве, энергичность города вдохновляет. Улицы полны людей, студенты с ноутбуками и рюкзаками, уличные торговцы, продающие еду, и деловые люди в костюмах, спешащие по своим делам. Замечаю знаменитые автобусы и трамваи Москвы, пробирающиеся сквозь толпу.
Впервые рада, что Марков со мной. Мысли о том, что я могла бы оказаться здесь совершенно одна, пугают.
Подавляю зевок. Я люблю спать, а прошлой ночью почти не спала. В машине тепло, а Марков рядом, как электрический обогреватель. Пытаюсь не заснуть, но все равно обнаруживаю, что он нежно трясет меня за плечо, когда мы прибываем.
— Мы предоставляем жилье рядом с общежитиями для аспирантов на специальных направлениях. Это, конечно, не роскошь, просто улучшенное общежитие, но хотя бы полуприватное, — объясняет Ирина.
Смотрю на Маркова, но он не реагирует. Незаметно достаю телефон и печатаю сообщение в скачанном приложении-переводчике. Мне нужно рассказать ему, что я сказала Ирине. Он должен сыграть свою роль.
Прости, но произошла путаница. Сейчас, только сейчас, тебе нужно притвориться моим мужем. Хорошо?
Смотрю на текст на экране, не в силах его прочитать. Действительно ли это то, что я хочу сказать? У меня есть выбор? Несколько раз перевожу текст туда-сюда, пока не убедилась, что все верно, и времени больше не осталось. Мы почти на месте.
Касаюсь плеча Маркова и показываю ему перевод, прежде чем потеряю смелость.
Наблюдаю, как он читает. Что он сделает? Что, если он будет настаивать на том, чтобы говорить правду? Через несколько секунд его глаза сужаются, а потом он жестом просит телефон. Киваю и передаю ему. Он переключает клавиатуру на русский. Наблюдаю, во рту пересыхает. Лицо горит от смущения.
Когда он показывает мне ответ, я ошеломлена. Это кажется каким-то интимным, общаться с ним таким образом.
Почему ты не сказала правду?
Почти слышу укор в его грубом, глубоком голосе.
Набираю ответ и снова нажимаю кнопку перевода. Это неудобный способ общения, но пока что единственный, который у нас есть.
Не хочу, чтобы они знали, что ты мой телохранитель!
Ожидаю, что он захочет набрать еще одно сообщение, но он отталкивает телефон обратно, резко машет рукой, чтобы отмахнуться от меня, и смотрит в окно.
Отворачиваюсь и закатываю глаза, пока мы подъезжаем.
Я никогда не жила в общежитии из-за строгого воспитания, поэтому атмосфера кампуса для меня совершенно новая. Сам колледж окружен с обеих сторон внушительными зданиями, архитектура которых одновременно сложна и современна. Сердце колотится. Я действительно здесь. Я это сделала.
— О, это прекрасно.
— Где ты выросла? — спрашивает меня Джейк.
— В Нью-Йорке.
— А, ты городская девушка. Могу представить, что Москва и Нью-Йорк — это все же очень разные места.
— Да, но не весь Нью-Йорк — это город. Я провела некоторое время в северной части штата, а совсем недавно жила в пригороде недалеко от самого города. Все же это определенно не Москва.
Пожимаю плечами и чувствую тяжелую руку на своем бедре. Двери машины открываются, и все начинают выходить, но я задерживаюсь, чтобы взглянуть на Маркова.
— Что? — шепчу я.
Он жестом просит телефон снова, хмурясь, и что-то быстро набирает на русской клавиатуре, прежде чем вернуть его мне. Нажимаю кнопку перевода.
Не доверяй.
Ах, конечно, мой телохранитель говорит мне не доверять другому мужчине. Закатываю глаза и убираю телефон в карман. Выбираюсь через противоположную дверь.
Как и ожидалось, он подхватывает наши сумки, по нескольку за раз, и выстраивает их в ряд на тротуаре. Ирина что-то говорит по-русски. Она восторгается и хвалит, но он только пожимает плечами и задает какой-то вопрос в ответ.
— Какой джентльмен, — говорит она по-английски. — Будет так приятно видеть здесь с нами такую милую супружескую пару! Идемте, я покажу вам вашу комнату. Должно быть, вы так устали.
Мы идем, Джейк идет рядом со мной.
— Я читал твою работу, — говорит он тихо.
Он улыбается, и я начинаю задумываться, не была ли моя идея притвориться, что Марков мой муж, ошибкой. Что если я здесь кого-то встречу? После всей этой защиты и изоляции у меня никогда не было такого шанса.
— Правда?
— Да, — отвечает Джейк. Замечаю, что, когда он улыбается, на его щеке появляется маленькая ямочка. — Твой анализ техники импровизированного наложения жгута в травматологии на местах был исключительно хорошо выполнен. Меня впечатлил риск, на который ты пошла, применяя нестандартные методы, и результаты, которых ты достигла. Поистине впечатляющая работа.
Моя грудь наполняется гордостью.
— Спасибо. Я руководила исследованием, но не смогла бы сделать это без помощи тех, с кем училась.
Джейк улыбается, его глаза теплеют, глядя на меня.
— Скромная. У тебя должно быть хотя бы одно слабое место, мисс Иванова, — говорит он, подмигивая, прежде чем присоединиться к Ирине.
Марков, как обычно, идет рядом со мной с суровым выражением лица.
Серьезно, почему я притворилась, что мы женаты?
Внутренне стону.
Мне нужно убедиться, что никто здесь не узнает, кто я на самом деле и кто он. Это мой шанс.
Похоже, у меня с Марковым начинаются семейные проблемы.