Любовный треугольник

24 Ани

— У Мариам с Демьяном свадьба через неделю. Парней оставим моим родителям на время, пока съездим на празднование.

Так и замираю с машинкой в руке, которую собиралась положить в мешок для игрушек.

Оборачиваюсь и растерянно смотрю на мужа, который только пришёл после работы.

Мальчишки давно спят. На часах десять. Последние дни он приходит уже затемно. Ужинает, принимаете душ и ложится спать.

— Ты правда решил поехать? — во все глаза наблюдаю за тем, как он вскидывает бровь и запрокидывает назад голову.

Привычка, демонстрирующая его несогласие или любые отрицательные эмоции.

Раньше я замечала, как он делал так в разговоре с другими, а теперь вот всё чаще стал и со мной.

— Что за вопрос, Ани? Мариам моя сестра. Конечно, я поеду на её свадьбу. И ты тоже.

— Давид, — стараюсь звучать уверенно, но не агрессивно, хотя сейчас именно так себя и ощущаю, — я не понимаю тебя. Разве ты не видишь, как твоим родителям плохо от того, что произошло?

— Им плохо от того, что они не в состоянии поддержать свою дочь, — категорично отрезает он, — а не от того, что она ушла.

— Нет, именно от того, — восклицаю я, и тут же понижаю тон, — твоя мама… — произношу намного тише, — Она очень тяжело переживает уход Мариам. Ты не хочешь замечать, но ей больно. Когда так поступает собственный ребёнок, это ужасно. Представь, если Арсен или Гор так однажды придут к тебе и скажут, что уходят от нас из-за того, что влюбились. Что ты будешь делать?

— Познакомлюсь с их избранницами.

Мои глаза в ужасе округляются.

— Даже если они будут не армянками?

— Мне плевать кем они будут. Хоть китаянками. Если сыновья будут счастливы с ними, я благословлю их.

— Как ты можешь так говорить? — непонимающе верчу головой, не узнавая мужа. — Давид! А как же кровь?

— А что кровь? Грязнее станет от того, что они родят не чистого армянина? — глаза мужа сощуриваются и опасно блестят, — Скажи, Ани, ты сама-то примешь любую избранницу сыновей?

— Нет! То есть… Да, — от волнения у меня начинают трястись руки. Я не понимаю его. Смотрю на него, а перед глазами будто чужой человек. — Давид, речь не о них. Речь о Мариам. И я… Прости, но я не хочу присутствовать у неё на свадьбе.

Чувствую, как гореть начинаю, потому что впервые между мной и Давидом настолько сильное разногласие.

— Не хочешь… — повторяет он медленно, будто сам для себя.

— Не хочу. Это как предать твоих родителей. Я не могу так с ними поступить. Они не простят. Да и моя мама тоже не поймёт. Она до сих пор поверить не может в происходящее.

Мне кажется, у меня поднимается температура. Хочется приложить ладони к щекам, чтобы остудить их. Мне не нравится, как Давид смотрит на меня. Не нравится то, что наши мнения расходятся. Но если в чем-то я могла молчать раньше, то в этом не могу. Мне совесть не позволит уехать и веселиться на свадьбе Мариам. Свадьбе, которой все не рады.

— Что ж… Я не заставляю. Оставайся дома.

Развернувшись, Давид уходит вверх по ступеням, а у меня сердце из груди выпрыгивает. Неправильно я поступаю. Знаю, что неправильно. Мама всегда учила, что жена должна во всем соглашаться с мужем, но в этом я просто не способна это сделать.

И тем не менее догоняю его и негромко, чтобы не разбудить мальчишек, спрашиваю:

— Ты будешь ужинать?

— Нет.

Прикусив щеку, смотрю как его спина скрывается в нашей спальне. В горле дерет, обидно до жути. Я не хочу, чтобы он злился на меня. Не хочу, не выношу этого.

Несколько раз моргаю, чтобы избавиться от собравшихся в глазах слез, а потом возвращаюсь в зал, чтобы закончить убирать игрушки.

На следующий день звоню Лусине….

— Ты с ума сошла? — с ходу ругает она меня повышенным тоном, — Даже не вздумай отпускать его одного!

От непонимания не знаю куда себя деть.

— Но почему? Разве вы хотели бы, чтобы мы присутствовали на их свадьбе?

— Я бы хотела, чтобы этой свадьбы вообще не было. Но раз уж так сложились обстоятельства, и Давид туда едет, то ты тоже обязана быть с ним.

— Но я не хочу. Танцевать, смотреть в их счастливые лица, и знать, как вы тут страдаете…

— Мы уже взрослые, Ани. Ничего с нами не будет. Раз эта девчонка выбрала того мерзавца, то это её выбор и ей с ним мучиться. А я вычеркнула её из сердца. Нет больше у меня дочери. А вот сын, несмотря ни на что, ещё есть. И у него есть законная жена, которая обязана быть с ним.

— Но…

— Никаких но! Ты жена, Ани. Я надеюсь, ты не высказала ему своего мнения?

Мнусь, нервно комкая скатерть на кухне.

— Высказала…

— Глупая! — шипит Лусине, — Зачем? Кому лучше этим сделала? Только с мужем отношения портишь и настраиваешь его против себя, — глотаю слезы обиды, впервые слыша такой её тон в свой адрес, — жена должна быть мудрой и хитрой! Если тебе что-то не нравится, нужно постараться переубедить, но так, чтобы он подумал, что это его решение. Ни в коем случае, не высказывать свое мнение прямо. Он же тебя из-за сестры презирать станет. Ты же видишь, он даже против нас пошёл, защищая её. А ты…

— А я его жена, — шепчу тихо.

— Вот именно. Поэтому ты наденешь лучшее платье и сделаешь вид, что полностью его поддерживаешь. Ты ведь не хочешь, чтобы ваши отношения испортились?

Хмурюсь, вспоминая его вчерашний покрытый коркой льда взгляд. Желудок неприятно стягивает, когда я вдруг представляю, что он теперь всегда так будет на меня смотреть.

Не с уважением, как раньше, не с теплом… А вот так. Будто я никто…

— Нет, не хочу, — в ужасе мотаю головой.

— Вот и умница. И запомни, Ани, ты должна быть самой красивой на этой свадьбе. Чтобы у него и мысли не было смотреть на кого-то другого.

— На кого..?

— Да хоть на кого.

Закончив разговор, я утыкаюсь взглядом в скатерть. С одной стороны, я жутко не хочу ехать. А с другой, что если Лусине права? Что, если Мариам настолько дорога Давиду, что он не простит мне, если я не поеду и наш отношения навсегда станут другими?

От накатившей паники у меня вдоль позвоночника ползёт колючий мороз. Я не хочу такого. Слишком часто видела, как живут пары, в которых муж и жена друг друга не любят. Это ужасно. Постоянные ссоры, ругань. Я с ума сойду, если мы дойдём до такого.

Еле дожидаюсь вечера.

Когда Давид приезжает, накрываю ему на стол, и пока он садится, усаживаюсь напротив.

От волнения потряхивает, внутри всё дрожит.

— Давид, я подумала над нашим вчерашним разговором, — на то, чтобы сказать все это, у меня уходят почти все силы.

— И?

Накалывая на вилку мясо, муж обдаёт меня этим страшным холодным взглядом, от которого у меня мурашки всю кожу покрывают.

— Я была неправа. Мариам твоя сестра. Я принимаю её выбор. И очень хочу поехать с тобой и разделить с ней этот день.

Запрокинув голову назад, хмыкает. Даже жевать перестает, несколько секунд раздумывая над моими словами.

А для меня они тянутся, как вечность…

— Что ж, я рад.

И все… Это все, что он мне говорит. Молча доедает ужин, и отправляется в спальню.

Я же липким потом покрываюсь. Мелкая дрожь охватывает тело, паника распространяется по венам.

Бросив всю посуду в мойку, отправляюсь следом за Давидом.

Он как раз принимает душ, поэтому мне приходится нервно вытаптывать пол в ожидании его. Чувство просто отвратительное. Я будто букашкой ненужной себя почувствовала вдруг. Вместо привычного тёплого взгляда получила этот уничижительный и абсолютно безличный…

Переодеваюсь в ночнушку, так как перед приездом Давида наспех приняла душ и ложусь в постель.

Когда он входит в спальню и выключает свет, я уже напоминаю себе электрический шар.

Кровать пружинит под его весом, Давид укрывается.

— Спокойной ночи, — произносит ровно, и тут я не выдерживаю.

Осторожно подвигаюсь к нему и кладу руку на плечо.

— Прости меня, — шепчу искренне, гладя крепкое предплечье, — я не должна была так себя вести. Целый день думала сегодня и поняла, что, если бы у меня была сестра, и она так поступила, я бы тоже поддержала её, — от собственного вранья во рту горечь растекается. Никогда в жизни я бы не пошла против родителей. Но Давиду этого знать не надо. Благо у меня нет сестры и делать такой ужасный выбор не придётся, — мне жаль, что я так резко вчера высказалась. Я была неправа.

Чувствую, как мужское тело напрягается под моими пальцами.

Давид будто снова думает, но слишком долго. Поэтому я делаю то, что он любит. Веду пальцами вниз по его руке и перетекаю ими на подкаченный живот.

— Ты простишь меня? — царапаю короткими ногтями жёсткие волоски и провожу по кроме резинки трусов. — Давид?

Секунда, две… Шумно выдыхает.

— Да.

— У нас все нормально?

Перемещаю руку и мягко давлю ему на плечо, вынуждая повернуться ко мне лицом.

Мне нужно удостовериться. Я же с ума сойду…

Давид оборачивается и кивает.

— Все в порядке, Ани. Хорошо, что ты посмотрела на ситуацию со всех сторон.

Тянусь к его губам и отчаянно прижимаюсь к ним.

— Поедем вместе, — шепчу, снова гладя его руку и живот. И хоть мысль о том, чтобы оставить сыновей на несколько дней приводит меня в ужас, я готова пойти на это, — Мариам заслуживает счастья.

Обвожу его губы языком, стараясь добиться ответа. И едва не плачу от счастья, когда он таки отвечает. Коротко сталкивается своим языком с моим. Опускаю руку ниже его пупка, давая прямой намёк, но Давид вдруг перехватывает меня за запястье и отводит руку в сторону.

— Я устал сегодня.

— Мы можем быстро…

— Не нужно. Давай спать, мне вставать рано. — А потом отворачивается и укрывается своим одеялом. — Спокойной ночи, Ани.