Любовный треугольник

33 Оля

На пары я приезжаю с опозданием.

Извинившись перед преподавателем, тихонько занимаю своё место.

— Ты где была? — шепотом спрашивает Алина, девчонка, с которой я сижу.

— Потом расскажу, — бросаю подруге и достаю конспект.

Вот только текст, который записываю под диктовку, льётся фоном. Вроде пишу, уличить меня в невнимательности нельзя. А на самом деле — в голове у меня Давид.

Сердце до сих пор не пришло в норму после того, как мы с ним столкнулись. Я знала, что он приедет. Мне сказали, что позвонили ему. Но уехать ночью, оставив Тиграна Армановича я не могла.

Так испугалась вчера, когда ему плохо стало в ресторане. Вызвала скорую, Саша преданно рядом сидел, а Настя, наша официантка, за нашатырем убежала.

Я же смотрела на отца Мариам и сама не заметила, как молиться начала.

Этот человек за последний месяц открылся для меня с другой стороны. И теперь я точно знаю, что он жалеет о том, что случилось с его дочерью. Только гордость ему не позволит в этом никогда признаться. Я один раз застала его за рассматриванием фотографий со свадьбы Мари. Откуда они у него — я не знаю. Вероятно, Давид присылал, но он, когда понял, что я заметила, быстро убрал телефон и сделал вид, что ничего не произошло.

О его семье мы не говорим. Зато ко мне он относится с необъяснимым теплом. Почему? Не знаю. Возможно, таким образом пытается поделиться нерастраченной любовью, предназначенной его родной дочери.

— Оль, после пар ко мне пойдём? Мама пирог испекла с яблоками. Ты же любишь, — виснет на моем локте Алинка.

— Нет, солнце, сегодня никак.

— Опять на работу?

— Нет. Скорее всего, я снова останусь безработной.

— Ого, — удивленно притормаживает она, — почему?

Судорожно втянув воздух, максимум, что я способна сделать — это пожать плечами.

— Давай завтра обсудим, ладно?

— Хорошо, как скажешь.

После пар я отправляюсь домой. Тигран Арманович просил приехать к пяти. Не знаю, будет ли там Давид, но оставшееся время я стараюсь взять себя в руки.

Каждый из нас живёт дальше. Строит свою жизнь. Я точно знаю, что между нами больше ничего не будет, но несмотря на все установки, данные себе мозгом, мой пульс все равно сбивается, стоит мне войти в больницу.

То, что Давид там, я чувствую уже на подходе к палате. Реакции моего организма обостряются, грудную клетку охватывает волнением.

Притормозив, я набираю в легкие побольше воздуха, а после медленно выдыхаю его, придавая себе уверенный вид.

Стучусь и открыв дверь, убеждаюсь, что моё шестое чувство меня не подвело. Давид стоит у окна, оперевшись на подоконник бедрами. Тигран Арманович же находится в позиции полу-сидя на кушетке.

— Оля, проходи, — подзывает меня, приветливо улыбнувшись.

— Добрый вечер, — стараясь не смотреть на Давида, подхожу к его отцу и ставлю на тумбу пакет, — Здесь апельсины и желе. Врач сказал — это самая полезная еда.

— И самая противная.

— Ну я бы не была так категорична, — улыбаюсь, хотя внутри звенят все нервные окончания, потому что я чувствую на себе ЕГО пристальный взгляд. — Брюссельская капуста в разы хуже. Скажите спасибо, что я не привезла её, хотя именно на ней-то врач настаивал особенно усердно.

Хрипло усмехнувшись, мужчина указывает мне рукой на стул.

— Благодарю тебя за милосердие, Оля. И за то, что выучила мои вкусы.

То, что Тигран Арманович терпеть не может Брюссельскую капусту я знаю еще со школы. Собственно, я и сама её не жалую.

— Это несложно. Как Вы себя чувствуете?

— Лучше. Спасибо за твою заботу.

— Да о чем Вы, — отмахиваюсь, нервно заправляя волосы за ухо.

— Не обесценивай своих поступков. Я ценю.

Теплота в мужском голосе заставляет улыбнуться.

— Что врач сказал?

— Что мне нужен отдых. И, как ты уже могла догадаться, заниматься бизнесом я какое-то время не смогу.

Конечно. Лучшее лекарство Тиграна Армановича сейчас в Америке, но он никогда не признается, что нуждается в дочери.

— Я понимаю, — киваю, с сочувствием глядя в его тусклые глаза.

— Но я не падаю духом. На время уеду в Ереван, встану на ноги. Моё место здесь займёт Давид.

Мелкие иголки прокатываются под кожей, когда я все же осмеливаюсь поднять взгляд и встретиться глазами с Давидом.

— Это правильно, — проговариваю сухими губами. — Я как раз принесла заявление.

Лезу в сумку и достаю лист формата А4. Протягиваю его мужчине.

— Зачем? — сдвигает к переносице брови Тигран Арманович.

— Давиду нужна будет помощь профессионала, скорее всего. А я работала только несколько часов в день.

— Это не так, Оля, — уронив себе на колени листок, мужчина строго смотрит на меня, — я наоборот хочу, чтобы ты помогла Давиду. Ты уже влилась так сказать и в коллектив, и в работу. Сможешь подсказать что к чему. Да и Давиду будет проще. Вы все-таки давно знакомы.

Чувствую, как маска, что я надела перед входом в палату, даёт трещины.

Работать с Давидом? Видеть его каждый день?

— Не думаю, что…

— Оля, послушай. У Вас же вроде с Давидом всегда были неплохие отношения.

Вскидываю взгляд и пересекаюсь с карими глазами, пристально следящими за мной. Давид ничего не говорит. Будто даёт мне возможность самой выбрать, а у меня сердце как на углях плясать начинает.

— Да. Нормальные, — возвращаю взгляд на Тиграна Армановича.

— Ну вот. Вы сработаетесь быстро. И ты работу не потеряешь. График тебя устраивал, зарплата тоже. Поэтому не вижу причин для отказа. Как считаешь?

Стул подо мной гореть начинает. Почему Давид ничего не говорит? Почему не отговаривает его? Тоже понимает, что со стороны это будет выглядеть глупо?

— Ладно…

— Вот и умница. Спасибо тебе. Я хоть буду знать, что оставил тебя в хороших руках сына.

Он усмехается, а я выдавить из себя и звука не могу.

— А тебя — в заботливых руках Оли, — произносит, указывая Давиду на меня указательным пальцем, — с таким тандемом я могу не волноваться о судьбе ресторана.

Спустя минут пятнадцать я прощаюсь и выхожу из палаты.

Хочется глотнуть воды, или кислорода. Чего-нибудь, главное успокоить горящие в адском пламени нервные клетки.

— Оль, — низкий хриплый голос окликает меня, когда я подхожу к лифту.

Оборачиваюсь и вижу, как в мою сторону направляется Давид.

Машинально натягиваюсь струной.

— Здравствуй ещё раз, — произносит, вставая рядом.

— Здравствуй.

Обведя моё лицо непривычно теплым взглядом, смотрит прямо в глаза.

— Спасибо тебе. За отца.

Нервно оглядываюсь на палату.

— Не за что, — дав себе секунду на то, чтобы перевести дыхание, снова гляжу на него, — слушай, эта затея с работой…

— Не самая лучшая?

— Да… Потому что работать вместе будет…

— Мазохизмом…

— Чистой воды…

Сложив руки на груди, стараюсь смотреть куда угодно, только не на него. И тем не менее пока я находилась в палате не заметить изменений в нём у меня не получилось. Давид похудел, скулы очертились острее, чем раньше.

— Согласен.

Кивнув, концентрирую взгляд на воротнике его черной кофты.

— Тогда я через пару дней отдам тебе заявление, и ты его подпишешь, как исполняющий обязанности.

Давид молчит, но взгляда от меня не отводит. Кожей чувствую его, и хочется укрыться руками еще сильнее.

— Оль… я приму любое твоё решение. И если уйдёшь, держать не стану. Не имею права. Но я не хочу, чтобы ты потеряла работу из-за меня. Тебе нужны деньги, а я действительно ни черта не смыслю в этом бизнесе. Мы можем попробовать хотя бы. Если что-то пойдёт не так, то я подпишу твоё заявление.

— Давид… Это неправильно.

— Неправильного было слишком много в нашей жизни, разве нет? Я обещаю не позволять себе лишнего и переходить рамки рабочих отношений. То, что случилось летом… не повторится. Если ты боишься этого, — крылья его носа раздуваются, челюсть напрягается, а в глазах появляется дымка раскаяния.

Перед глазами проносятся наши сумасшедшие три дня, лишенные какой-либо морали и принципов, и наполненные ИМ…

Разве я могу его бояться? Глупый…

— Я не боюсь… — озвучиваю свои мысли, — Но..

— Оль… — Давид вдруг тянется и несильно сжимает мой локоть. Одновременно с ним вздрагиваем, как от удара электричеством, и он тут же убирает руку. Засовывает её в карман и отступает, — Я больше не обижу тебя.