Любовный треугольник

78 Оля

Я очень стараюсь не плакать, но у меня не получается. Эмоций так много, что они атакуют меня со всех сторон.

Я всё еще пытаюсь поверить в происходящее. В то, что это губы Давида мягко терзают мои. Что это его я обнимаю. Даже глаза закрыть боюсь, чтобы он вдруг не исчез.

Пока принимала душ представляла, как он жил всё это время… Поверить не могу, что Давид на всё это пошел…

Он ведь мог сказать мне. Объяснить… И, если бы я плохо знала его, я бы обязательно спросила почему он этого не сделал. Почему не рассказал о своих планах тогда, в наш последний день…

Но я знаю его, как никто. А еще знаю, что я бы поступила также. Никогда я бы не попросила его ждать, поставив свою жизнь на паузу. Вот и он не стал…

Пропуская через себя прошедшие два года под другим углом я несколько раз плачу. Не хочу больше этой боли для нас. Не хочу жертв и отказов.

Хочу просто быть с ним сейчас, завтра, через пятьдесят лет…

В спальне Давид останавливается около кровати и ставит меня на пол.

Его взгляд… Господи сколько в нём всего. Мне кажется, я могу захлебнуться и умереть только от того, что тону в этой черноте, в которой и любовь, и сумасшедшее возбуждение, перемешанное с нежностью и восторгом.

Никто никогда не смотрел на меня так, как он. Словно я — единственное, что имеет для него значение. И случись сейчас конец света, он даже не заметит.

Проведя подрагивающими пальцами вдоль ворота халата, Давид тянет концы пояса в стороны.

Затаив дыхание, позволяю тяжелой вещи соскользнуть с моих плеч, оставаясь перед ним без ничего. Давид уже не раз видел меня обнаженной. Но сейчас это ощущается словно впервые.

Мурашки рассыпаются по коже, стоит его взгляду опуститься к груди. Соски собираются в тугие комочки, а в животе собирается горячий шар.

— Мне кажется, я с ума сойду, — выдыхает, склонив голову и поцеловав меня за ушком.

Мы даже разделяем одни и те же эмоции сейчас… Напополам…

Прикрываю глаза, не в силах выносить накала между нами. Искры обжигают, трещат. Чувствую, как влажные губы скользят вниз по ключице, задевают сосок, и вздрагиваю.

Подняв веки, сквозь пьяный морок наблюдаю за тем, как Давид опускается передо мной на колени, а потом сжав талию ладонями, целует низ моего живота.

Такой открытый передо мной, уязвимый. Мне хочется отдать ему всё, что я только могу, но кажется даже этого будет мало…

Скользя кожей между его ладонями, опускаюсь на колени напротив и обхватываю край его футболки пальцами.

Медленно тяну вверх, избавляя его от нее. Перед моими глазами оказывается напряженная грудь, и я, не отказывая себе в удовольствии, прижимаюсь к горячей коже губами.

Трепет внутри меня достигает максимума. Он проникает в клетки и заставляет каждую взрываться изнутри дофаминами. Они по крови стремятся прямиком к сердцу, даря мне ощущение самого настоящего счастья…

Я наконец могу сделать то, чего мне так сильно хочется, но чего бы я не позволила себе ранее…

Покрываю короткими поцелуями его грудь, кадык, скулу…

Сама не замечаю, как по щекам текут слезы, а Давид поднимает мое лицо и сцеловывает их.

Приникает к губам и целует. Соль растворяется на моем языке вперемешку с любимым вкусом моего мужчины. А потом он поднимается сам и подняв меня, укладывает на кровать.

Осторожно ложится сверху.

Застыв, жадно рассматривает моё лицо и трогает кончиками пальцев губы.

— Сильно изменилась? — спрашиваю, проделывая тоже самое, что и он.

— Нет. Всё такая же — моя.

— Всегда твоя, Давид.

Прикрыв глаза, словно пропуская в себя мои слова, он снова открывает их, и я считываю в них признание.

Каждой клеточкой чувствую его любовь.

В каждом взгляде, действии… Когда он, сняв с себя брюки, осыпает меня поцелуями, а потом мы сплетаемся в одно целое.

Не просто физически, как раньше. Когда телами пытались заместить отсутствие возможности быть вместе. Теперь мы одно целое душами. Они будто вылетают из нас на каждом его глубоком проникновении в меня. На каждом моём надсадном стоне.

Наше обезумевшее дыхание сбивается, мы рвемся на встречу друг другу в необузданном желании получить больше. Мне нужен весь он. Кожа к коже. Губы в губы.

Переместив руки и оперевшись на локти около моей головы, Давид подкладывает ладони мне под затылок, таким образом еще сильнее приближая мое лицо к себе. Я распластана под ним, едва дышу, тело накалено до предела, а мои руки живут своей жизнью.

Гладят широкую спину, вонзаются в мышцы ногтями от того, как наслаждение острыми волнами прокатывается внизу моего живота.

— Моя девочка, — слова пулями летят мне в рот, потому что Давид не отрывается от меня ни на мгновенье, — Любимая, единственная…

Его «единственная» ударяется о барабанные перепонки и яркой вспышкой взрывается перед глазами.

Я никогда раньше не была единственной для него… Вот так, чтобы это можно было произнести вслух…

Всхлипнув, зажмуриваюсь, разрешая себе в полной мере прочувствовать это слово. Дать ему поселиться в подсознании.

— Оль, — не останавливая движений бедрами, зовёт меня Давид. Прижимается губами к уголку моего рта, — не плачь, девочка моя…

Мотнув головой, вцепляюсь в него еще крепче.

— Это последний раз, обещаю, — встречаюсь с ним глазами, и в этот момент моё тело пронзает миллионами болезненно-сладких иголок.

Глотая мой протяжный крик открытым ртом, Давид несколько раз сильно толкается внутри меня, а потом напрягается всем телом и не разрывая со мной зрительного контакта, кончает.

От переизбытка эмоций, я обнимаю его за шею, не позволяя сразу отстраниться. Я не готова отпустить. Наверное, больше никогда не смогу. И если мы по какой-то причине не будем вместе, то просто умру.

Сжав мой затылок, Давид тяжело дышит.

— Прости… я должен был выйти…

— Я таблетки пью, не переживай, — глажу его вспотевшие волосы, плавая в этой щекочущей внутренности неге.

— Я раздавлю тебя, — тихо смеётся, — Оль.

— Попробуй, — улыбаюсь с закрытыми глазами.

— Не хочу. Ты мне живая нужна.

А потом мы снова принимаем душ. На этот раз вместе.

Давид улыбается, вертя меня из стороны в сторону и обнимая. Мне кажется, он сотрет мою кожу от того, что банально не может оторваться от меня, но я не против. Если ею нужно пожертвовать, чтобы он все время был рядом, то так тому и быть. Я потерплю.

Давид нагревает нам остывший обед, или уже скорее ужин, и устроившись в зале, вручает мне целую порцию моего любимого мяса.

Оно на вкус практически точно такое же, какое я когда-то ела у него дома.

— Мама твоя готовила? — зачем спрашиваю не понимаю.

Через секунду жалею, что вспомнила о том случае, но Давид не даёт моим мыслям утечь не в то русло.

Тянет меня к себе на колени вместе с тарелкой.

— Нет. Мой повар Виталий. Корми меня.

Улыбнувшись, накалываю кусочек мяса и подношу к его губам. Стянув его, Давид с аппетитом жует.

— А что твоя мама? Как она отнеслась к разводу? — всё же осторожно спрашиваю.

— Понятия не имею. Я разорвал с ней связь. Думаю, счастлива не была, но это и не её развод, так что, — разводит руками, а я теперь уже отправив себе в рот говядину, задумчиво жую.

— А Тигран Арманович?

— Он давно со мной в натянутых отношениях. Но мне от этого не плохо.

— Как это? — хмурюсь я.

— Оль… мои родители сами выбрали себе роль в моей жизни. Если отец захочет, я буду с ним общаться, если нет — значит нет. Я давно к этому привык. Я благодарен ему за воспитание и старт в жизни. В особенности за то, что он привез нас сюда. Но я не могу жить в угоду им. Это моя жизнь. А в моей жизни должны присутствовать люди, которые не ломают меня. Не требуют от меня подчинения тому, что важно им, а не мне. Понимаешь?

Думаю, да… После того, через что нам пришлось пройти из-за их дурацких правил, теперь точно понимаю.

— И ты не жалеешь?

Сощурившись, Давид проводит большим пальцем по моей щеке и серьезно смотрит в глаза.

— Оль, я впервые сегодня за последние шесть лет чувствую себя живым и свободным. Как ты считаешь, что важнее для меня на чаше жизни моих весов?

Уткнувшись в его лоб, чувствую, как сердце моё сходит с ума.

— Быть со мной… — шепчу негромко.

— Быть с тобой, — подтверждает он.