Любовный треугольник

45 Ани

Ани

— Собирайтесь, поедем в контактный зоопарк, — кивает нам в сторону выхода Давид.

— А ты сегодня не едешь в ресторан? — удивленно смотрю на него, поднимаясь с дивана.

— Нет.

Последнее время он часто бывает приезжает домой на пару часов днем, а потом снова уезжает до самого вечера. Вот и сегодня Давид уезжал в ресторан, но приехал час назад.

Для него перестали существовать выходные и рабочие часы. Иногда мне кажется, что он поселился там, в своем кабинете, поэтому не схватиться за возможность выбраться куда-то с ним и мальчиками не могу.

— Гор, Арсен, пойдемте одеваться, — поторапливаю их. — Поедем гулять.

— С папой? — спрашивает Арсен.

— Конечно, бандит, со мной. Куплю вам сладкую вату, — подхватив сына на руки, Давид несет его к лестнице, при этом улыбаясь и целуя его в щеку.

Если честно, я не знаю, что с ним происходит в последнее время. После того ужасного раза, когда он накричал на них, муж изменился. На следующий день привез им охапку игрушек и пол вечера провел, играя с ними и смеясь так, как никогда прежде. Казалось, бы, над самыми привычными вещами, которые дети делают всегда. Для Давида будто каждое слово их было открытием.

Я вообще не узнаю его эту неделю. Он стал каким-то более открытым, что ли. Словно внутри него что-то переключилось.

Мне он так и не объяснил причины того своего поведения. А я и не спрашивала. Понимаю, что он на нервах. В ресторан вложено много денег, сил и времени, вот его и сорвало.

Теперь же, думаю, дело в чувстве вины. После того, как он сорвался на мальчиках и увидел, как они его испугались, понял, что вел себя неправильно. Захотел загладить вину, вот с тех пор и изменился. Правда, с работы раньше приезжать не стал. Поведение только стало другим. Даже с отцом по телефону говорит как-то иначе. Я пару раз слышала, как они обсуждали Олю и как Давид её хвалил. Говорил, что отец правильно поступил, взяв её на работу.

А вот Лусине оказалась не в восторге, когда я рассказала ей, что встретила в ресторане подругу Мариам. Похоже, Оля ей не очень нравится, потому что мама Давида нелестно отозвалась о ней. И хоть я ничего плохого в этой девушке не увидела, но спорить не стала. Лусине знает её дольше. И она сказала, что это именно у Оли Мариам «понабиралась всякого» и пошла против них с Тиграном Армановичем.

— Стоять, Гор, — ловит сына Давид, когда тот смеясь, пытается убежать и не одеваться. — А ну сюда иди, а то ведь догоню, — говорит шутливым тоном.

Одевая Арсена, я наблюдаю за тем, как муж ловит на бегу младшего и закинув его на кровать, начинает щекотать. В груди тепло становится. Я еще никогда не видела, чтобы Давид был таким… беззаботным…

Нет, он и раньше играл с детьми. Но сейчас он…будто светится весь.

Собравшись, мы садимся в машину и под музыку, звучащую из динамиков салона, выезжаем со двора.

— На работе стало чуть легче? — кладу ладонь поверх руки мужа, лежащей на панели передач.

— Не сказал бы, что сильно, но улучшения есть, — отвечает он, убирая свою руку из-под моей и настраивая навигатор.

— Я рада, что все получается, как ты задумал, — возвращаю руку себе на колено и складываю пальцы в замок, — выглядишь счастливым.

— Так и есть, — говорит Давид, не отрывая взгляда от дороги.

— Какие у нас планы на Новый Год? Когда будем ехать в Ереван?

— Мы не поедем.

— Как это? — не сразу понимаю я.

— Я не оставлю ресторан в самый активный период года. У нас уже бронируют места на новогоднюю ночь.

— То есть, твои родители сами приедут?

— Нет. Отец еще не слишком силен, чтобы ехать на такие расстояния.

Хмурюсь, чувствуя, как от разочарования в горле собирается ком. Мы несколько лет подряд встречали Новый Год одной большой семьей в доме Даниелянов. Приезжали мои родители, Мариам. Праздничная суета, смех, столпотворение гостей — я так люблю всё это… а в этом году, значит, мы будем сами?

— Жаль… — сникаю, устремляя взгляд в окно, — я так надеялась встретиться с моими родителями. Соскучилась по ним очень.

— Так пусть они сюда приезжают. Я не против.

— Правда? — резко оборачиваюсь на него. — Можно?

— Конечно, можно, — ведет плечом Давид. — Против твоих родителей я ничего не имею.

От радости грудь распирает. Тянусь к нему и целую в гладко выбритую щеку.

— Спасибо тебе. Боже… я увижу маму с папой!

Поверить не могу в это. Мне так безумно не хватает их. Особенно мамы. Наверное, это неправильно, иметь такую связь с матерью в моем возрасте, но я ничего не могу с этим поделать. Я слишком люблю её, чтобы думать о том, как это выглядит. Люблю за то, что все детство она была рядом. Я всегда была её маленькой девочкой, которую она любила мне кажется, даже больше, чем другие своих детей. Может, так и неправильно говорить, и я ошибаюсь, но она отдала мне всю себя. Когда воспитывала, обучала, лежала со мной в больницах несколько раз, потому что я была довольно слабым ребёнком из-за того, что родилась у них с отцом поздно. И я ценю все то, что она для меня сделала. Очень ценю.

— Мальчики, приедут бабушка с дедушкой, — оборачиваюсь к сыновьям, и Арсен радостно вскидывает ручки.

В зоопарке оказывается интересно. Давид уже возил нас в большой городской, где мальчикам особенно понравились жираф и лев. Сейчас же мы приехали в закрытый, где можно кормить кроликов, енота, поболтать с попугаем и вручить обезьянкам лакомство.

Посадив на плечи Гора, Давид подходит с ним от одной клетки к другой. Рассказывает что-то о животных, снова смеётся, когда Арсен пытается съесть предназначенную барашкам морковку.

— Это не тебе, сын. Твоя — дома, — с улыбкой треплет его по волосам, а я снова ловлю себя на мысли, что мне он так никогда не улыбался.

В который раз уже эта мысль проскальзывает в сознании. Впервые она мелькнула еще в ресторане, когда мы приехали туда с мальчиками, но я тогда просто проигнорировала её. Ведь и мне Давид улыбался раньше. Пусть иначе, но улыбался. Сейчас же, он будто всего себя сыновьям отдает, а на меня почти и не смотрит даже. Когда завтракает или ужинает — всё внимание ноутбуку посвящает.

Подавляю чувство неизвестно откуда взявшейся тревоги, успокаивая себя тем, что у него много работы. Детям этого не объяснишь, поэтому с ними он вот такой, а я понимаю… Правда, понимаю…

Отпустив мальчишек на пол, мы с Давидом не спеша идем следом.

— Как думаешь, может и нам кролика завести? — вкладываю ладонь в его, и вскидываю голову, — Гору нравятся.

Переместив взгляд на сына, муж ведет плечом.

— Не думаю, что это хорошая идея. От них много грязи, а пацаны еще не в том возрасте, чтобы ухаживать за животными.

— Я могла бы и сама убирать. Зато им будет интересно.

Отпустив мою ладонь, Давид достает из кармана телефон и разблокирует его.

— Им будет интересно ровно два дня. Сама знаешь, что в таком возрасте животное — это больше игрушка, чем друг. Поэтому пока считаю это не очень хорошей идеей.

— Ну, как скажешь.

Телефон Давид так и не убирает, зажав его в руке и нося с собой всю прогулку.

Домой мы приезжаем спустя три часа. Мальчишки довольные и сытые, потому что после зоопарка мы поехали в ресторан, где хорошо поужинали.

Искупав их, одеваю на них пижамки и укладываю спать, а когда спускаюсь вниз, слышу, как муж говорит с кем-то по телефону.

— Завтра Аня подменит тебя. Заедешь на пару часов? — тембр мягкий и теплый, как шерстяной плед в зимний вечер.

Невольно притормаживаю на входе.

Давид курит на балконе, стоя ко мне боком. Губы растянуты в легкой улыбке, спокойный, расслабленный.

Снова испытываю это странное чувство тревоги, взявшееся непонятно откуда. Только сейчас усилившееся в несколько раз.

— Хорошо. Тогда до завтра. Спокойной ночи…

Скинув вызов, тушит сигарету, а я спешно вхожу на кухню.

— Кто это был? — делаю вид, что хочу налить себе воды.

Сердце тяжело стучит.

— Оля, — закрыв дверь на балкон, Давид садится за стол и подтягивает к себе ноутбук.

Снова серьезный и собранный. Когда детей нет, он всегда только такой. И раньше таким был, но теперь почему-то я ощущаю это особенно остро.

— Ммм. Как у неё дела? — спрашиваю, отпивая холодную воду.

— Нормально. Сессия сейчас, поэтому приходится менять её на ярмарке с официанткой из ресторана.

Сощурившись, утыкается в монитор взглядом и концентрирует на нём все свое внимание.

— Понятно…

— Ты ложись. Я еще работать буду часа три точно, — говорит, не поворачивая головы.

И я ложусь.

Снова одна.