Любовный треугольник

28 Давид

Она мне даже не жена, Но перед нею я в ответе, Все потому что мне она Теперь дороже всех на свете.

(с) Сергей Любавин — Эта женщина

Оля уезжает, а я запрокидываю назад голову, с усилием стараясь принять новую для себя реальность…

Происходящее кажется каким-то извращенным сюрреализмом… Словно там сверху кто-то решил хорошенько надо мной поиздеваться…

Запускаю пальцы в волосы и сгребаю их в кулаки. Сердце из груди будто ломом выдирают.

Она любила… Всё это время она любила…

«Я не отказывалась от нашей любви. Я просто хотела, чтобы ты был счастлив»…

Что же ты натворила, Оля?

Разворачиваюсь и бреду к ресторану. Тяжело опускаюсь на ступени, зажав кулаками глаза до разноцветных точек.

Я ведь пытался понять, как она так резко поменяла своё мнение на счёт нас. Найти ответ на единственный вопрос — почему? Ведь еще за ночь до того разговора обнимала меня и шептала, что любит…

Но потом вспоминал брошенные ею слова и всё внутри меня верило им. Я знал, что она испугалась. Думал, что за жизнь свою свободную испугалась, за ответственность… а она… испугалась за меня…

Под кожу словно нож загоняют, очень медленно и старательно… Так больно лезвие скользит по мягким тканям, проникает в самую глубь….

Сжимаю виски, пытаясь справиться с этой болью.

Провожу ладонью по лицу, когда сзади раздаются шаги.

— Дав? — слышу, как Демьян встаёт за моей спиной. — Тебя Ани ищет.

Ани… Твою ж мать, Ани…

Киваю, но так и продолжаю сидеть.

— Эй, — Демьян присаживается рядом, — поговорили с Олей?

— Да.

— Разобрались во всём?

Снова киваю.

— Я правильно сделал, что рассказал тебе?

Резко перевожу на него взгляд.

— Конечно. Что за вопрос?

— Ладно, — стиснув моё плечо, он поднимается. — Мы с Мари уже будем уезжать. Спасибо, что приехали. И… брат… ты теперь и в реале мой брат… — хлопнув меня по спине, Дем уходит обратно, а я ещё несколько минут собираю себя по частям.

Ночью не сплю. Пока Ани тихо сопит рядом, не перестаю прокручивать в памяти все общие воспоминания с Олей. Та ненависть, что жрала меня всё это время, рассеялась как дым, оставляя после себя только въедливую горечь.

Пока я пылал к ней яростью и презрением, она продолжала любить меня…

Не в силах больше лежать, встаю и спускаюсь вниз.

Прикрываю на кухню дверь и курю у окна.

Достав телефон, нахожу контакт Оли, но так и не нажав на зеленую трубку, просто пялюсь на три буквы имени, ставшем для меня проклятием… адом и раем одновременно… Затягиваюсь едким дымом и выдыхаю его, наблюдая как чёрные буквы тонут в сером облаке…

Что же ты наделала, девочка…?

Мне бы злиться на неё за то, что за меня решение приняла. Сделала, как считала нужным и даже не спросила. Но не получается. После того, как я увидел через что пришлось пройти Мариам, я могу только представить как страшно тогда было Оле.

Дотрагиваюсь пальцем до пустого чата, но что написать?

Блокирую телефон и откладываю его на стол.

Не докурив сигарету, тушу её в пепельнице.

Действуя на инстинктах, разворачиваюсь и иду к двери. По пути схватив ключи от машины, обуваюсь и выхожу на улицу.

До знакомого адреса доезжаю за максимально короткое время. Зачем? Увидеть хочу… Клянусь, что трогать не стану. Просто увидеть… услышать как всё было тогда.

Бросив взгляд на темные окна, поднимаюсь к ней на этаж и звоню в дверь. От чего-то с первых секунд знаю, что Оли дома нет. Чувствую пустоту с той стороны, но все равно вжимаю палец в звонок, а потом несколько раз ударяю по двери.

Так, на всякий случай. Вдруг, шестое чувство подводит. Но оно не подводит. Из-за двери не доносится ни малейшего шума.

В памяти всплывает то, как каких-то два месяца назад мы в этой самой квартире занимались с ней сексом, и хочется самому себе за это хребет вырвать.

Она ведь не сказала ничего… Только обнимала меня, пока я трахал её, как последняя мразь и скотина. Всю ненависть на ней свою вымещал. За то, что всё ещё люблю, даже после того, как она отказалась от нас. За то, что как самый последний слабак плетусь к ней домой, когда у меня есть свой собственный с женой и сыновьями…

Молчала… Всё знала, и молчала…

Спускаюсь вниз и возвращаюсь в машину. Жду… Умом понимаю, что посреди ночи она не приедет, но все равно жду до самого утра.

Вырубает от усталости на какое-то время, а когда рывком вылетаю из сна, на улице уже светло.

Перед тем, как уехать на всякий случай возвращаюсь и звоню в дверь еще раз. Вдруг пропустил её приезд. Но нет. Я не чувствую её рядом.

Нахожу в телефоне её контакт и набираю. Долгие гудки играют невидимыми смычками по моим нервам. Один, второй… сброс.

Стиснув зубы, проталкиваю в себя воздух.

Знаю, что игнорирует. И правильно, наверное. Только как теперь жить со всем этим?

Бывает так, что живёшь в своем устоявшемся мире, свыкся, подстроился, а потом одно событие, и все выворачивается наизнанку.

И тебя тоже прицепом выворачивает.

В Ереван мы с Ани приезжаем ближе к вечеру.

По пути домой заезжаем к моей матери за пацанами.

— Мы поужинали, — ставит в известность она, — так что мальчики не голодные. Утром сходили к врачу на плановый осмотр.

— И что сказал врач? — улыбается Ани, не в состоянии оторваться от Арсена.

Прижимает его к себе, целует. Он более усидчив к её ласкам. Гор вечно убегает, терпеть не может переизбыток нежностей.

Ловлю младшего сына и помогаю ему обуть кроссовки, пока Ани обувает старшего. От нетерпения потряхивать начинает.

— Что они абсолютно здоровы. Не зря мы их овощами кормим с тобой и фруктами с огорода, — голос матери как раздражающий фактор, внутренности накаляет.

— Ну и отлично. Мы готовы.

— Подождите меня в машине, Ани.

Под вопросительный взгляд жены, открываю им дверь, и дождавшись пока они выйдут во двор и подойдут к машине, захлопываю её обратно.

— Давид? — удивленно смотрит на меня мама, — В чем дело? Ты чем-то недоволен?

— Что ты сказала Оле три года назад?

Я этот вопрос про себя уже задал около тысячи раз, представляя, какую реакцию увижу в ответ.

И вот она… ожидаемая мною реакция. Почти что неподдельное удивление.

— О чём ты?

— Мама, я всё знаю. Не прикидывайся глупой.

Сжав губы, она хмыкает и вздергивает подбородок. Маски удивления, как и не было.

— Рассказала значит?

— Что ты ей сказала? — цежу сквозь зубы.

— Правду.

— С чего ты решила, что ей нужна твоя правда?

— Ну раз, отошла в сторону, значит нужна была. Спасибо, что еще совесть у неё была. Я боялась, что Оля эта окажется совсем уж развратной и эгоистичной, но нет. Девочка удивила.

Развернувшись, мать направляется на кухню, а я тяжелым шагом за ней.

Говорят, родителей ненавидеть нельзя. Ведь это родители. Их нужно принимать такими, какие они есть. Уважать, ценить… Вот только сейчас остатки уважения к матери исчезают, как и не было. Их после ситуации с Мариам осталось не слишком-то много, а теперь точка кипения достигнута окончательно.

Мне кажется, что я не знал никогда этого человека по-настоящему. Мать всегда была строгой и требовательный. Что ко мне, что к сестре. Я думал того требует воспитание…

Но то, что сделала она не влезает ни в какие рамки. Ни воспитательные, ни моральные.

— Какое право ты имела лезть в мою жизнь?

Останавливаюсь на входе, наблюдая за тем, как она разворачивается и встречается со мной глазами.

Взгляд прямой и уверенный.

— Полное, Давид. Ты — мой сын. И я не собиралась смотреть, как из-за какой-то девки ты рушишь свою жизнь.

— Не называй её девкой.

— А как еще? Сам не знаешь, но уже через время она бы кувыркалась с другим, а ты бы остался один. Со своей этой любовью, — произносит, как нечто мерзкое, — ты спасибо сказать мне должен, сын. За семью прекрасную. За жену послушную и тихую. Слова тебе не скажет лишнего, красавица, умница! И мальчишки просто золото. Да у тебя бы в жизни этого не было, остаться ты с этой Олей!

— Спасибо тебе должен сказать? — шиплю, чувствуя, как внутри кипит черный гнев, — Спасибо, мама! Спасибо за сломанную жизнь! И мою. И Ани. И Оли.

— Да что будет с этой Олей? — выкрикивает она, но я выставляю руку вперед.

— Не смей! Имени даже не смей её произносить. Отец знал об этом разговоре?

— Нет конечно. Он даже не знал, что ты с ней связался. Если бы узнал о твоих планах, ты представляешь, что было бы? Я уберегла тебя!

— Неееет, мама… Называй это как хочешь, но уж точно не так. Ты даже не поговорила со мной. За моей спиной пошла к девчонке, младше тебя в три раза. Испугала ее, заставив солгать мне. А потом все это время смотрела мне в глаза и улыбалась, радуясь, что все сложилось как ТЫ хотела!!

— Давид… я хотела так ради тебя.

— И от Мариам ты отвернулась ради неё?

Карие глаза вспыхивают черным пламенем.

— Не вспоминай её имени в моем доме!

— В твоём доме… не вспомню, мама. Потому что ноги моей больше не будет в ТВОЁМ доме.

— Что? — лицо матери ошарашенно вытягивается, — Давид, ты что говоришь такое? Как ты смеешь вообще?

— Это ты мама… ты сделала так, чтобы ни один твой ребенок не хотел тебя видеть. А будешь продолжать, то и внуков больше никогда не увидишь, поняла меня?

— Давид… Давид, остановись, — кричит вслед, когда я разворачиваюсь и ухожу.

Чувствую, что справиться не получается. Руки мелко дрожат, кулаки машинально сжимаются. Контроль ускользает с каждой секундой.

Видеть её не могу.

— Не смей связываться снова с Олькой. Тебя жена до смерти любит, и дети. — летит мне в спину пулями, — Не смей, слышишь? Давид!

Вылетаю из дома, хлопнув дверью и тут же меня с ног едва не сбивает Арсен.

— Папочка, — подхватываю его на автомате, — я скучал. Будем играть сегодня? Мы с Гором хотели в гонки, а дед так не умеет, как ты. Не уезжай больше надолго.

Ани как раз усаживает младшего сына в детское кресло и с улыбкой поворачивает в нашу сторону голову.

— Пааа, — машет рукой Гор, в другой зажав пакетик с фруктовым пюре.

Картинка ослепляет. Шипы один за другим вонзаются в сердце.

— Поиграем?

Машинально крепче сжимаю Арсена и встречаюсь с его улыбающимися детскими глазами.

Онемение волной прокатывается по телу…

— Да. Поиграем, — с усилием выталкиваю из себя.