— Мама, Гор не отдаёт мою машинку!
— Это моя машинка!
— Нет, моя!
— Мальчики-мальчики, тише, ну вы что? Разве так можно? — отодвигаю подальше ноутбук, и прижимаю к себе обоих.
— Но это моя машинка, — топает ногой Арсен.
— Мояяя.
— У вас же целая полка этих машинок, поиграйте этой по очереди.
— Не хочу по очереди. Отдай, — Арсен выхватывает из рук Гора игрушку, и младший начинает громко плакать из-за того, что пластик вспорол ему кожу.
— Арсен, так нельзя. Ты поранил брата. Дай сюда мне эту машинку. За то, что вы не можете ее поделить, я ее просто у вас заберу. Отдам, когда договоритесь играть по очереди.
Прячу подаренный Тиграном Армановичем спорткар, а потом обрабатываю хлоргексидином рану Гору.
Пока вожусь с ними, забываю о том, что поставила на плиту мясо, и вспоминаю только, когда из кухни доносится насыщенный запах гари.
— Боже, — со всех ног мчусь туда.
Воздух пропитался вонью, из сковороды валит дым. Быстро выключив конфорку, переставляю сковороду на подставку и поднимаю крышку.
На черном дне вместо сочного мяса прижаренные куски несъедобного «чёрти чего».
Да что же это такое?
Недоблюдо отправляется в мусорку.
В зале снова начинают ругаться мальчики, а у меня нервы натягиваются канатами.
Бессилие накатывает волной и хочется плакать.
Я ничего не успеваю. Буквально ни-че-го. Зимняя сессия на носу. В понедельник мне нужно сдать доклад на тему «Техника и технология пищевых производств». Из написанного у меня только план.
Давид вот-вот приедет, его самолет приземлился час назад, я же могу накормить его только пюре, которое сварила Катерина, и вчерашними котлетами. Я думала оставить их для мальчиков, чтобы не готовить, а Давиду собиралась сделать гуляш.
Сделала…
Господи, раньше я столько всего готовила, что можно было накормить всё большое семейство. А теперь даже банальное мясо поджарить не в состоянии.
В коридоре щелкает замок и вместе с этим звуком я как будто ломаюсь. Не успела…
— Привет, — звучит под аккомпанемент голосов мальчишек.
Они бегут к отцу, наперебой жалуются ему друг на друга, он что-то отвечает.
А я спешно делаю несколько глубоких вдохов, стараясь взять себя в руки. Показываться Давиду в таком состоянии не хочу. Больше при нём я не плачу, чтобы не выглядеть слабачкой и «тряпкой». Всё равно мои слезы не помогают. Столько я их выплакала, а толку? Давида они не трогают, отношения между нами не меняются. А видеть его полный жалости взгляд — больно. Слишком он унизительный. Пусть лучше он говорит со мной на равных эмоциях, чем так… как тогда ночью, когда сказал, что не хочет меня.
— Привет, — растягиваю губы в улыбке, когда он входит на кухню.
— Привет. У тебя сгорело что-то?
— Да. Мясо, — виновато кошусь на черную сковороду. — Хотела тебе приготовить ужин, но закрутилась. Как-то всё навалилось. Сначала задержали в университете. ЧП там с ребятами из нашей группы, вот и оставили всех. Думала частично доклад сегодня сделаю, чтобы на выходных с мамой время провести, но все пошло наперекосяк.
Теперь мы живём немного дальше от родителей, да и болела она две недели. Хотелось прогуляться вместе, она по мальчикам соскучилась.
— Не проблема. Ужин закажем. — спокойно произносит Давид, скашивая взгляд на мой ноутбук и разложенные рядом конспекты, — Катерину зачем отпустила, если зашиваешься?
Катерина — это няня, которую мы наняли не так давно, когда Арсен начал приносить из сада вирусы. Ожидаемо, болеют мальчики вместе. Сначала с ними сидела моя мама, но с её слабым здоровьем, было понятно, что не заразиться она не сможет. Поэтому пришлось все-таки найти няню. И хоть по началу к Катерине я относилась с настороженностью, она оказалась ответственной и любящей детей женщиной. Не молодая, с опытом, она несмотря на истерики Гора и требования меня рядом, все же расположила их к себе. Правда, я первую неделю в университете места себе не находила. Думала, с ума сойду от того, как сын плакал утром, когда я уходила.
Тут тоже помог Давид. Перехватывал мальчиков, выгоняя меня первой из дома, и что уж он там делал и как им объяснял, я не знаю, но через несколько дней эти истерики у них прекратились.
— Так уже шесть часов было. Домой ей пора, — отвечаю на вопрос.
— Это она сказала? — Давид проходит в кухню и наливает себе воды в стакан.
— Нет. Это я просто понимаю. У неё ведь тоже семья.
— Ани, няню нанимают для того, чтобы она занималась с детьми, когда родители не могут. Если ты зашиваешься, нужно было ее попросить побыть у нас подольше.
— Мне как-то неудобно… Рабочий день ведь не бесконечный.
— Неудобно — это когда у тебя стол лекциями завален, в зале орут пацаны, а на печке пожар. Тем более, для всех нянь — это нормальная практика. Прекращай взваливать на себя то, что хотя бы частично можно переложить на других. К тому же, не за бесплатно.
Наверное, он прав… Нужно будет в следующий раз спросить, как она смотрит на то, чтобы оставаться чуточку дольше, иначе я и правда начну срываться. И так почти не сплю, штудируя ночью учебники.
— Ладно. Как всё прошло у тебя?
Давид ездил в Ереван, чтобы продать там наш дом, который достался ему от дедушки.
Туда мы больше не вернемся…
Сначала, когда Давид поставил меня перед фактом о его продаже, эта новость оказалась шокирующей. Ведь там у нас все начиналось… Там родились мальчики, там мы были… мысль о том, что там мы были счастливы так и не развилась. Потому что, как оказалось, счастлива была только я.
И вот начиная представлять, как мы туда вернемся, я вдруг поняла, что не хочу. Не смогу больше жить в доме, где, во-первых, всё было неправдой. А во-вторых, где почти все не мое. После разговора с Лусинэ, я осознала, что там на самом деле было мало моего. А уж факт того, что свекровь больше не будет жить рядом, вообще вывел решение Давида в плюс.
После того разговора я с ней больше не общалась. С Тиграном Армановичем — да. Он приходит к мальчикам, берет их иногда на выходные, а вот с ней — нет. Если любишь, не обидишь словесно. Тем более в такой грубой форме, как это сделала Лусинэ. А значит, меня она не любит. Обидно, ведь я всегда выступала в ее защиту. Даже когда Мариам ушла из семьи, я вместо того, чтобы поддержать Давида, поддерживала свекровь… Волновалась за неё, переживала, как за собственную маму. А в итоге получила тот незаслуженный ушат грязи, всё ещё эхом иногда звучащий в моей памяти.
Лусинэ даже моим родителям перестала звонить. А если и говорит с мамой, то очень сухо и как будто нехотя. Я бы хотела, чтобы мама тоже перестала с ней поддерживать связь, но как правильно попросить об этом — не знаю. Невозможно объяснить, не называя причин…
Поэтому не возвращаться туда — правильное решение.
— Нормально. Половину полученной суммы уже положил тебе на счет, — говорит Давид.
— Я видела, — хмурюсь непонимающе. Последние месяцы он понемногу скидывает мне деньги. «На будущее детям» — пояснил он как-то. И я в принципе за, о будущем нужно думать заранее, но не понимаю почему нельзя копить их на его счету. Теперь еще эта огромная сумма за дом. — Но если тебе для запуска ресторана нужно больше денег, мог взять все.
— Мне хватит. Эдгар вошел в долю, так что, уже проще.
— Здорово. И Демьян тоже?
— Да.
— Я очень рада. Это хороший старт и после того, как тебе удалось раскрутить ресторан отца, я уверена, что и со своим ты тоже справишься на отлично.
Улыбнувшись, Давид кивает.
— Спасибо, Ани, — обернувшись на мои конспекты, указывает на них пальцем, — так, вот это собирай. Я сейчас закажу ужин, нормально поедим. А завтра мы с пацанами поедем на целый день гулять. У тебя будет достаточно времени подготовить свой доклад.
В носу снова начинает щипать, хотя я не понимаю почему. Это не впервые, когда Давид берет мальчиков, чтобы дать мне время на учебу, но сейчас это воспринимается мной особенно остро. Наверное, причина в том, что в последнее время я качаюсь на сильных эмоциональных качелях, и иногда кажется, что не вынесу очередной раскачки.
Иногда по ночам меня накрывает, и я плачу, оставаясь наедине с самой собой. Квартиру Давид намеренно снял трехкомнатную, чтобы у меня была своя спальня, а он занял зал. Оплакиваю прошлое и мое такое “искусcтвенное” настоящее. А потом как будто переключаюсь, принимая тот факт, что все вроде бы и так неплохо…
Могло ведь быть намного хуже. От одной мысли внутренности в узел сворачиваются.
Развернувшись, Давид, собирается выйти из кухни, но я ловлю его пальцы своими.
— Спасибо тебе…
— За что? — обернувшись, удивленно вскидывает бровь.
За что…?
За то, что помогаешь, несмотря ни на что… За то, что не ненавидишь, хотя я и знаю, что тебе тяжело… (Слышала, как он узнавал у Мариам про Олю на днях перед отъездом…) За то, что хоть ты и не любишь меня, но я продолжаю чувствовать себя защищенной.
В слова все это облачить у меня не получается. Но, вероятно, он читает ответ в моих глазах, потому что взгляд его становится понимающим и мягким.
Осторожно забрав свои пальцы, указывает ими на стол.
— Стол освобождай. Я пока сделаю заказ и в душ схожу после дороги.