Любовный треугольник

27 Оля

Первая любовь — любовь последняя! Нежная и пошлая, а теперь лишь — прошлое. Только! От её мне не найти спасения, Как небес пророчество, гордость и терпение, Пропасть в одиночество — совпадение…

(с) И. Аллегрова и Слава

Оборачиваюсь и замираю, так и не сев в автомобиль.

По телу судорога проходит, когда Давид размашистым шагом направляется в мою сторону.

Нет, не надо… я и так всю свадьбу, как на иголках была. Не могла в их с Ани сторону смотреть, и все равно так или иначе делала это.

Слова Мариам о том, что он всё ещё любит меня снятся мне по ночам, поэтому я отчаянно пыталась найти им опровержение. Удостовериться в том, что у них всё хорошо. Смотрела, как танцуют, разговаривают. Его жена улыбалась, а я сгорала заживо.

По мере приближения Давида, сердце начинает биться быстрее и быстрее.

Что-то не так. Он всю свадьбу вел себя сдержанно, а сейчас…

Сейчас он подходит, дергает меня за руку, отрывая от такси и захлопнув дверь, обхватывает моё лицо горячими ладонями.

— Скажи, что это неправда, — требует, сжимая мои щеки.

— Что? О чем ты?

— Скажи, что ты разорвала наши отношения не из-за моей матери!

Меня словно гранитной плитой прибивает. Чувствую, как от лица кровь отливает и к ногам устремляется. Голова идёт кругом, окружающий мир плывёт.

Карие глаза мечутся по моему лицу, губы сжаты, челюсть стиснута.

— С чего ты взял? — шепчу как можно холоднее. — Давид, это бред…

— Не ври мне! Не смей врать сейчас, Осипова! — рявкает, нависая надо мной и не выпуская из сильных рук.

Щеки болеть начинают от того, как он их сжимает, но я даже не чувствую этого.

Как Мариам могла рассказать ему? Зачем?

Хватаю ртом воздух, но наполнить легкие кислородом не получается.

— Давид…

— Оля, правду! — чеканит сквозь плотно сжатые зубы, — Я заслуживаю знать как все было.

Горло невидимой рукой сдавливает и там образовывается шипящий ком.

Опускаю взгляд, потому что смотреть на него нет никаких сил… Перед глазами плывет от стремительно собирающихся слез.

— Я не хотела, чтобы ты узнал… — шепчу очень тихо, но знаю, что он слышит.

— Вы ехать собираетесь? — оба вздрагиваем от недовольного голоса водителя такси, в которое я так и не села.

Поднимаю глаза и вижу с каким ужасом Давид смотрит на меня.

— Алло, парочка… мне долго ждать?

— Езжай, — грубо отрезает, не отрывая от меня взгляда.

На заднем плане раздаётся фырканье, и автомобиль с визгом покрышек срывается с места.

Ни я, ни Давид на это не реагируем. Внутри хаос раскручивается, ураганом нас над землей поднимает.

— Зачем, Оля… — спрашивает, словно задыхаясь. Отрывает от моего лица руки и обхватывает ими свою голову. — Зачем ты это сделала?

Мне так холодно становится. Будто изнутри мороз распространяется. Уже знакомый мне, ставший родным. Мы с этим морозом срослись за столько лет и почти что стали единым целым.

— Ты же видишь, что сейчас происходит с Мариам, — произношу сквозь слезы, — я не могла позволить тебе пережить подобное. Я знаю, как ты любил своих родителей. И если бы однажды ты пожалел, что выбрал не меня…

— Я бы никогда об этом не пожалел, — эмоционально выдыхает он…

— Ты не можешь этого знать, — качаю головой… — А я бы не пережила того, что из-за меня ты лишился семьи. У Мариам хотя бы ты есть. И если не дай Бог что-то случится с Демьяном, ты никогда её не бросишь. А у тебя бы не было даже её…

— У меня была бы ты… — будто по венам лезвием проходится.

— Но не было бы больше никого…

— Но была бы ТЫЫЫ, — его руки снова оказываются на моем лице, выжигают ожоги, распространяют болезненный огонь…

Дрожащими пальцами он проводит по моим щекам…

Глаза в глаза… как тогда, раньше… когда он смотрел на меня с любовью и нежностью.

Боже, он правда любит меня… все ещё любит… вдруг четко осознаю я…

По тому, сколько боли в карих глазах, сколько отчаяния, вины и злости…

— Ты соврала…

— Потому что, если бы сказала правду, ты бы меня не послушал….

— Ты отказалась от нашей любви…

Быстро-быстро мотаю головой, накрывая его ладони своими и чувствуя, как сердце еще немного и разлетится на тысячи частей.

— Я никогда не отказывалась от нашей любви… Просто… — судорожно вдыхаю, — я просто хотела, чтобы ты был счастлив, Давид.

Он тяжело прикрывает веки, упираясь своим лбом в мой и дышит так же, как и я — открытым ртом, медленно и глубоко…

Будто даётся ему это также сложно, как и мне…

— Что же ты наделала, Оля…

Проведя носом по моим волосам, рывком прижимает меня к себе, а я в этот момент будто в пропасть лечу. Теряю опору, не чувствую земли под ногами.

Ладонями вжимаюсь в каменную грудь, слыша, как за ребрами лихорадочно колотится его сердце.

Зажмуриваюсь, по щекам текут слезы. Ноги слабеют, стоять удаётся через силу. Сгребаю в кулаки белую рубашку и тихо всхлипываю.

— Что ты наделала…

Не помню, когда Давид сжимал меня так сильно. В последний раз между нами всё было иначе. Он был сильным, но жестким, даже в чем-то жестоким, сейчас же… сейчас он просто душит меня, так сильно прижимая к себе, а я готова вот так умереть в его руках…

— Давид… — шепчу ему в шею, глотая огромными порциями его запах и позволяя ему медленно убивать себя снова и снова.

Как три года назад, как два месяца назад… всегда… так, наверное, будет всегда…

— Не нужно было делать этого, Оля… Нужно было сказать мне… — резко оторвав меня от себя, строго, даже яростно смотрит мне в лицо, — Нужно было сказать! — выкрикивает, а потом снова прижимает к себе.

Ответить мне нечего… Я не знаю, что сказать… Что жалею о том, что потеряла его? Да, я жалею… Я каждый день оплакиваю нашу судьбу, которая могла бы быть другой, если бы его семья жила по иным законам.

— Я бы все равно не смогла так с тобой поступить… Ты заслуживаешь быть счастливым…

— Я был бы…

— Ты и сейчас счастлив…

Давид не отвечает.

Минута, две, три… десять… Вечерний ветер треплет мои волосы, гуляет по голым ногам.

Мимо нас проходят прохожие, проезжают машины, а мы стоим, не замечая вокруг никого и ничего…

Ещё одну секунду, хотя бы одну…

Перед смертью не надышишься, говорят, а я пытаюсь. Хватаюсь за последнюю возможность и позволяю себе хотя бы каплю этого счастья — почувствовать себя снова любимой…

Опытные знатоки утверждают, что время лечит, но никто никогда не говорит сколько должно пройти этого времени, чтобы вылечить израненное сердце и полюбить другого человека…

Три года мало, теперь я знаю это точно…

Взорвавшаяся в груди буря постепенно утихает. Я мягко отстраняюсь от Давида, вытирая при этом слезы, а он разжимает руки, выпуская меня.

Отступаю на шаг, осмелившись взглянуть в его глаза.

От того, что в них больше нет налета ненависти и обвинения меня как будто в невидимую стену с размаху отбрасывает. Видеть его снова таким, каким он был раньше — невыносимо. Будто я снова восемнадцатилетняя девчонка, а он только мой…

— Давид… то, что ты узнал — это ничего не меняет… — проговариваю тихо, справляясь с болью в груди. — Я бы никогда тебе не призналась. И если бы не Мариам…

— Это не Мариам. Демьян слышал ваш разговор…

Вот оно что…

— В любом случае… ты не должен был узнать…

— Это ты не должна была решать за меня что мне нужно, а что нет.

— Попытайся понять меня пожалуйста…

— Не могу. Я не могу, Оля! Мы могли бы быть вместе сейчас….

Опускаю взгляд и набираюсь сил.

— Давид, теперь уже поздно представлять как было бы. Давай мы оба об этом забудем. — Заметив проезжающий мимо автомобиль с шашками на крыше, спешно поднимаю руку. Водитель тут же включает поворот и подъезжает к тротуару. Снова встречаюсь взглядом с Давидом, — То, что ты узнал ничего уже не изменит, правда ведь?

— Оля…

— Нет, послушай, пожалуйста. Я сделала так, как считала нужным в тот момент. Но теперь всё иначе. Мне не восемнадцать. А у тебя есть семья. Нам нужно жить дальше. Мы оба понимаем, что… ничего бы у нас не получилось. Рано или поздно, но что-то бы сломалось. Или нас бы сломали…

— Это не так. Я бы не позволил.

— Ты не знаешь, как было бы. Никто не знает. Поэтому пожалуйста, давай сделаем вид, что ничего не произошло. Так правильно. Так должно быть.

Проглотив гигантский ком в горле, в последний раз смотрю на Давида и как можно быстрее сажусь в машину.

Пока мы отъезжаем, роняю голову на подголовник, чувствуя на расстоянии его взгляд, пока мы не скрываемся за поворотом.