Любовный треугольник

71 Давид

Прихожу домой и устало валюсь на кровать.

Сил нет даже на банальный душ.

Разблокирую зажатый в руке телефон и лезу за своей дозой. Сейчас она мне нужна, как никогда.

Нахожу самый любимый снимок. На нем Оля дома, без косметики, с завязанными в пучок волосами и в домашнем костюме сидит на диване, сложив колени в позе лотоса. Мариам сделала скрин экрана, пока они говорили по видеосвязи.

Сестра периодически балует меня.

Как ты там моя девочка? Увеличиваю снимок, чтобы создать фантомное ощущение, будто в глаза ей смотрю. Зеленые заводи, ставшие для меня роковыми, затягивают в свой плен. Сияешь? Конечно, сияешь. У тебя иначе и не получается. Даже без особых стараний ты можешь стать источником света для всех, кто находится рядом.

А для меня, находясь на расстоянии.

Только благодаря тебе я все это вывожу и до сих пор не двинулся крышей.

Знала бы ты, как меня иногда накрывает.

Вроде заблокировал намеренно все внутренние вентили, открывающие доступ к эмоциям, связанным с тобой, но они не поддаются блокировке. Как жидкий азот просачиваются сквозь мельчайшие бреши и обжигают.

Надеюсь, у тебя все хорошо. Было бы плохо, Мари обязательно сказала бы. А из ее рассказов я понял, что ты прекрасно устроила свою новую жизнь.

Я в этом даже не сомневался. Не ты тянешься к людям, а они к тебе. Плохих ты к себе не подпустишь, окружишь только достойными.

Со мной только сплоховала однажды твоя интуиция, втянув во все это дерьмо, которое ты не заслуживаешь.

Если бы я мог, я бы поменялся с тобой жизнью, чтобы забрать всю ту боль, что тебе пришлось пережить, но боюсь в моей ее не меньше и тебе бы это мало помогло.

Сейчас тебе уже легче? Больше не болит?

От мысли, что кто-то другой мог утолить ее боль сердце будто раскалённой кочергой прижигают.

Машинально тру грудную клетку.

Конченный эгоист внутри меня разъяренно рвет и мечет, но вторая часть меня, та в которой живёт самое сильное на свете чувство, осаждает его, напоминая, что вся эта история не про меня. Всё давно уже только ради неё.

Чтобы больше ни одной слезинки не пролила…

Зажмурившись, откидываю телефон на кровать.

Не думать. Просто не думать, иначе не удержусь…

Вырубаюсь почти моментально.

На следующий день еду в ресторан. Вот-вот Новый Год, нужно упорядочить план аренды залов для корпоративов и проверить наличие всего необходимого. Работы перед праздником всегда много, да и в моем ресторане это первый Новый Год. Нужно чтобы все прошло идеально.

Ближе к девяти звонит мой телефон…

Мама.

Даже не удивлен.

На звонок не отвечаю, поэтому она записывает мне голосовое, которое я тоже оставляю не прослушанным. Нового я там ничего не услышу.

Звоню Ани, чтобы узнать как она. Вроде неплохо. А неплохо в моём случае, это хорошо.

Ближе к обеду мне в кабинет раздается стук. Дима, наш администратор, проводит ко мне Артуша.

Его я тоже ждал. Правда, вместе с Гаянэ. Знал, что придут «переубеждать».

— Здравствуй, Давид.

Отложив стилус, которым вносил расписание в планшет, встаю, чтобы пожать ему руку.

Демонстративно игнорирует.

Убираю ее в карман и указываю на кресло.

— Присядите?

— Не хочу. Я поговорить с тобой пришел, как мужчина с мужчиной.

Глаза воспаленные, лицо бледное. Не спал всю ночь. Для них с Гаянэ наш развод мини армагеддон.

— Слушаю Вас.

Отойдя к окну, опирается на подоконник ладонями. Несколько минут собирается с силами. Видно, что нервничает, но старается держать себя в руках.

— Давид, когда я отдавал тебе свою дочь, я был уверен в тебе. Знал, что сыну Тиграна можно доверять. И ты не подводил. Хотя я уже не уверен. Вы полгода вместе не жили, а Ани словом не обмолвилась. Значит, врать научилась. И теперь я даже не знаю была ли она счастлива. Как вы жили?

Оборачивается, вопросительно дёрнув бровью.

— Может, вам об этом у неё стоит спросить? Она лучше скажет была она счастлива или нет. Со своей стороны я не обидел ее. Давал все, что должен давать муж. Ответ на ваш вопрос — неплохо мы жили.

— Тогда что случилось? — непонимающе разводит руками, — Я пытаюсь понять, но у меня не получается. Я знаю Ани. Знаю, что моя дочь никогда не сделала бы чего-то, что тебе бы не понравилось. Она с молоком матери впитала правило, что мужа нужно слушаться и уважать. Значит, дело не в ней.

Меня уже от слова “правила” выворачивает. Подхожу и останавливаюсь рядом.

— Знаете, Артуш, не всегда получается жить по установленным правилам. Если вы спрашиваете справилась ли Ани с ролью жены? Да, на отлично. Вам не в чем ее упрекнуть. Она следовала всем вашим установкам. Но так вышло, что я “дефектный” в этой ситуации. Это ей не повезло со мной. И если не развестись сейчас лет через десять вы увидите, что останется от цветущей девочки, которую вы выдавали за меня. И это не потому, что я плохо к ней отношусь. Нет. В рамках уважения и взаимопонимания у нас все нормально. Дело в том, что она никогда не узнает, как это быть любимой своим мужем, если останется со мной.

— Значит, я прав был, — с презрением. — У тебя есть кто-то.

— Нет. Но разве чтобы понять люблю я жену или нет, нужен кто-то ещё?

— Неблагодарный! — резко схватив меня за ворот свитера, Артуш рывком притягивает меня к себе, — Как можно её не любить?

— Любят не за что-то, — позволяю ему эту несвойственную ему вспышку.

— Значит, решил окончательно?

— Да.

Еще раз дернув меня, рычит в лицо:

— Не оценил моей девочки. Где ты ещё найдешь такую? Нигде. Нет таких больше. А ты ее разведенкой оставляешь, ни стыда у тебя ни совести, Давид. Пожалеешь еще. Сильно пожалеешь.

Разжав пальцы, быстрым шагом выходит из кабинета и громко хлопает дверью.

Сцепив зубы, выдыхаю через нос.

Пульс глухо колотится в ушах. Чтобы хоть как-то успокоить его, сгребаю с подоконника пачку сигарет. Выбив одну, чиркаю зажигалкой и глубоко затягиваюсь.

Знаю, что они успокоятся. А если нет, то это не моя зона ответственности. Моя зона — это Ани и пацаны.

И даже если Артуш будет беситься, ее мать так или иначе будет с ней. Они с ней слишком связаны. Даже чересчур, я бы сказал, но кто я такой чтобы судить?

Моя мать вообще в жизни делает всё, что систематически меня ломает. Гаянэ также ломает Ани, хотя сама того даже не понимает.

Пока курю, снова звонит мой мобильный. На этот раз Мариам.

Едва поднимаю трубку, как слышу шокированное:

— Это правда? Давид, вы разводитесь?

Как быстро разносятся новости. Выдыхаю дым через нос.

— Да.

После разговора с Артушем нервы звенят.

— Как? К-как? Я только что говорила с Ани. Она вроде как не против. Я не понимаю…

— А что понимать? Ни она ни я так жить не хотим.

— Давид… но она же не готова была к этому, — понизив голос, намекает на ее истерику.

— Тогда не готова. Сейчас выросла и иначе смотрит на вещи.

Мари замолкает, а я даю ей время на осмысление.

Сестра в шоке. Мари хоть и знала, что мы разъехались, но явно не предполагала, что дойдет до развода. Нас учили, что разводиться плохо. Несмотря на то, что большая часть Армении давно не придерживается всех этих древних устоев, наши семьи всегда были категоричны к этому вопросу также, как и к смешению крови.

— Боже, — шепчет пораженно, — боже мой. Давид это же все меняет. Надо сказать Оле.

— Не вздумай, — на инстинктах продаюсь вперёд, не замечая, как ломаю сигарету.

— Почему?

— Потому что ещё нельзя, — рявкаю резко.

Пока у меня не будет на руках свидетельства о расторжении брака я не хочу, чтобы Оля знала.

Чёрт, да я даже не знаю нужно ли ей это…

— Но просто хотя бы сказать, что ты разводишься, — эмоционально тараторит Мари, — мы о тебе два года не говорили. Она запретила напрочь, но это же совсем другое дело.

Ошпарив пальцы, отбрасываю сигарету в пепельницу.

— Я сказал — нет. Поклянись, Мари!

— Но…

— Мариам!

Слышу, как она судорожно тянет ртом воздух.

— Это неправильно. Оля должна знать.

— Она узнает. Потом. Когда я сам скажу. Поняла меня?

— Да…