Нулевые

Глава 15

Конечно, Ира нашлась в прокуренном компьютерном клубе. Зайдя внутрь, Маше сразу же захотелось выйти обратно на свежий воздух: духота, неоновый свет стен, гвалт подростков, стук клавиш и щелчки мыши ужасно раздражали. Горло заболело еще сильнее, а глаза начали слезиться. Мигрени добавила и Ира, которая наотрез отказалась уходить, пока не доиграет в свою стрелялку. Маша и Дима отошли в сторону от разгоряченных болельщиков, собравшихся возле игроков. Судя по всему, в клубе был самый разгар какого-то турнира.

– Я пойду домой, – сказала Маша Диме на ухо; для этого ей пришлось встать на цыпочки, а ему склонить к ней голову.

– Спасибо тебе за сегодня. – Он положил руку ей на талию и погладил по спине. – Ты как себя чувствуешь?

– Устала, – пожаловалась Маша, нарочно прижимаясь к Диме еще сильнее, – ей нравилось касаться его тела и вдыхать аромат мятной жвачки, которую он жевал.

– Тебя проводить?

– Боже! Нет! Нам с тобой, кажется, и того раза хватило, – улыбнулась Маша, касаясь пальцами ссадины у Диминой губы.

– Я постараюсь больше тебя не подвести. – Он сжал ее руку и посмотрел так пронзительно, что сердце Маши снова начало танцевать в ритме дерзкой румбы.

– Нет, иначе я буду переживать, как ты дошел обратно, не смогу уснуть и в итоге снова побегу к тебе домой проверять, в порядке ли ты. А мне хочется спать, – зевнула Маша, прикрывая рот Диминой рукой, поскольку он продолжал сжимать ее кисть в своей. – И надо бы нам номерами обменяться.

– У тебя есть мобильник?

– Да, Илья какой-то подогнал, но я пока не решила, хочу продать его или оставить.

Дима выпустил ее руку и кивнул.

– И все же Ржанов тебе нравится? – помедлив, спросил он.

– Нет, конечно! С чего ты взял? А еще строишь из себя мистера Наблюдательность!

– Но вы всегда обнимаетесь, шепчетесь все уроки, он дарит тебе подарки.

– Да Илья ко всем липнет! И я его отталкиваю. Мы с ним просто соседи, сидим вместе, живем рядом, а мой отец так и вовсе Ржанова ненавидит. Если бы Илья вдруг стал моим парнем, то папа бы его живьем закопал! И меня тоже.

– А, – коротко ответил Дима, вернув каменное выражение лица.

– Ладно. Я пойду. – Маша украдкой стерла со лба пот и поплелась к выходу.

– Ложись пораньше и не забывай пить побольше воды! – крикнул ей вдогонку Дима.

Дорога до дома прошла как в тумане, ноги были ватными, а голова гудела. Маше казалось, что ее руки распухли и стали тяжелыми, словно кувалды. Кожа под гипсом нестерпимо зудела. Кое-как отперев дверь, Маша зашла в квартиру и сразу поняла, что отец дома. Он сидел на кухне и пил крепкий чай, на столе перед ним были разложены заработанные ею деньги и сотовый, подаренный Ильей.

– Ну привет, дочка, – сказал он тоном, который не предвещал ничего хорошего.

Маша поздоровалась и зашла в ванную, чтобы помыть руки и умыться. Ее снова бросило в пот, а по спине поползли ледяные мурашки. Она попыталась придумать, как объяснить найденный папой сотовый, но голова совершенно не соображала.

– И давно у тебя это? – спросил отец, едва Маша вышла из ванной.

– Не очень. Я хотела его продать на следующей неделе, чтобы полегче было, пока ты выплачиваешь свой долг.

– Или ты решила поскорее накупить себе всяких вещей, чтобы дома не осталось наличных денег и я не мог их взять? – Отец кивнул на пакет с новой обувью, который он, видимо, обнаружил в Машиной комнате и приволок на кухню в качестве улики.

– У меня не было зимних сапог, взяла, пока скидка. Ты так себя ведешь, словно нашел у меня под кроватью наркотики и оружие, а не новую обувь! – Маша налила себе стакан воды и сделала глоток.

– И вот интересно, почему у тебя в телефонной книжке записан только один контакт – Sexy best lover? – вкрадчиво спросил отец, а Маша сглотнула. – Думала, я не знаю английский? Я позвонил, и мне ответил Ржанов! Ржанов, мать твою! Который таскается к тебе ранним утром и, вероятно, пока я на работе, а еще лезет не в свои дела! И это после того, как я запретил тебе с ним общаться!

Фразу про Ржанова отец проорал так громко, что его голос даже сорвался на последнем слове. Маша стояла опустив голову, не зная, что отвечать. Силы совершенно покинули ее, тело трясло, а в горле застряли слезы. Она ведь даже не проверила записную книжку мобильника и не знала, как себя там записал Илья.

– Он будущий уголовник, как и его папаша! Не удивлюсь, если все эти шмотки, – злобно пнул пакет отец, – он притащил тебе со своей барахолки! Соседка сказала, что несколько раз видела, как ты садишься в машину к Илье и его дружкам. Вот сколько ты стоишь, дочка? Китайские сапоги и ворованный телефон?

– Да как ты смеешь! – заорала Маша. – Что ты вообще несешь?

– Скажешь, неправда? Вместо того чтобы мне помогать, водишься непонятно с кем ради подарков! Как и твоя мать! А потом фьють – и сбежишь к тому, кто больше заплатит.

Маша подняла на отца полные ненависти глаза и плеснула в него водой из стакана, который сжимала в руке. Растерявшись всего на секунду, он вскочил со стула и схватил ее за плечи:

– Чтобы все это завтра же вернула Ржанову! Слышишь?! Я тебя слишком мягко воспитывал, все позволял! Ты сама не понимаешь, куда впуталась, бесплатный сыр только в мышеловке!

– А ты куда впутался?! – закричала Маша, вырываясь из рук отца. – Сам наделал долгов, а теперь срываешься на мне, потому что я ничего не могу тебе сделать! Был бы таким смелым со своими кредиторами!

– Заткнись! – взревел он.

– Ненавижу тебя! – завизжала Маша, а потом кинулась в коридор, быстро сунула ноги в кроссовки, схватила с вешалки куртку и свой рюкзак.

– И куда ты собралась?! – крикнул отец, цепляясь за ее рукав.

В этот момент по батарее начали стучать соседи, которые, видимо, были недовольны поднятым шумом.

– А ну пусти, а то я буду орать, что ты меня убиваешь! – прошипела Маша, открывая дверь.

– К Илюше своему побежишь? – Отец брезгливо убрал руку и скривился.

– У меня с ним ничего нет, это все твои больные фантазии. Ты ненормальный! – Маша вышла на площадку и, обернувшись, сказала: – Хочешь узнать, куда я иду, спроси свою соседку, она ведь все знает! – И она кинулась вниз по лестнице, поскольку не хотела ждать лифт.

Отец ничего не ответил, лишь оглушительно хлопнул дверью.

Между четвертым и третьим этажами прямо на лестнице спал бомж, укрытый картонкой. Обычно Маша до ужаса боялась таких вот встреч, но в этот раз она была так зла, что просто перепрыгнула через него, выругавшись. Выйдя из дома, Маша пошла куда глаза глядят, размазывая по щекам слезы. Чудесный день с Димой кончился, она вернулась в свой личный ад. Отец и раньше бывал невыносим, но ситуация с долгами совсем снесла ему крышу.

Сперва Маша решила вернуться в компьютерный клуб, тем более что в нем можно было оставаться до самого утра. Но ей не хотелось, чтобы посторонние люди, а уж тем более Дима с Ирой, видели ее в таком состоянии. Поэтому Маша пошла вдоль самой освещенной улицы, остерегаясь маньяков, которые могли притаиться в сумерках. С каждой минутой холодало все сильнее. Маша зашла в книжный магазин и слонялась там до самого закрытия, не обращая внимания на недовольных продавцов. Она хотела пойти к тете Даше в «Куры гриль», но в последний момент передумала, решив не навязывать свои проблемы этой добросердечной женщине. Наверняка, выслушав Машу, она бы потащила ее к себе домой. Но вместе с тетей Дашей жили ее муж и взрослый сын, которые вряд ли обрадуются такой гостье.

Возвращаться к отцу совершенно не хотелось, поэтому Маша перешла дорогу, спустилась в метро и доехала до набережной. Шапку она забыла дома, поэтому приходилось поглубже натягивать капюшон черной куртки, чтобы согреться. Достав из рюкзака плеер, Маша включила музыку. Символично заиграла песня «I’m with You» Avril Lavigne.

– Этой ночью чертовски холодно, я пытаюсь понять смысл этой жизни, – прошептала Маша, направляясь к мосту.

Уроки английского с Димой не прошли даром, и она могла хотя бы смутно уловить смысл любимых песен.

– Может, я не в своем уме? Возьми меня за руку и отведи в хорошее место, – продолжала переводить Маша, глядя в черноту реки. – Я не знаю, кто ты, но я с тобой.

По набережной гуляли парочки и компании подростков, бросавших на нее любопытные взгляды. Маше стало неуютно стоять одной, и даже музыка не могла отвлечь от тягостных мыслей. Ветер, дующий с реки, пробирал до костей, поэтому она решила снова прокатиться на метро, только в этот раз до центра. В вагоне было тепло, можно было делать вид, что едешь к человеку, который тебя ждет, или возвращаешься в свою уютную квартиру. Маша разглядывала пассажиров и пыталась догадаться, какой жизнью они живут, счастливы они или, наоборот, как и она, страдают. Так она и каталась почти до самой полуночи.

Метро практически опустело, и Маше снова стало неуютно. Вспомнились страшные рассказы Тани о том, что иногда люди, севшие в самый последний поезд в минуты закрытия метро, исчезают навеки. Вагон не открывает двери, а проносится мимо станций, увозя пассажиров в неизвестность. Хоть Маша и была в отчаянии, но попасть в число потерянных во мраке метрополитена пассажиров ей не хотелось, как и становиться призраком. Поэтому она вышла из метро на своей остановке и вновь поплелась вдоль моргающих уличных фонарей. Ей снова казалось, что она во сне, тело ломило, а руки и ноги были словно чужими.

Не помня себя, Маша дошла до Диминого двора, вновь перелезла через забор и села на качели. Она принялась считать окна, чтобы вычислить комнату Димы. У него были темно-синие плотные шторы, и Маша обрадовалась, увидев свет в его окне. Почему он не спал в такой час? Волновался из-за сестры и мамы? Вспоминал отца? Делал уроки? Маша принялась раскачиваться. Ей в голову вдруг пришла шальная мысль: если она взлетит на качелях повыше, то сможет заглянуть в комнату Димы. Внезапно в его окне выключился свет. Маша затормозила пятками и остановилась. Значит, он лег спать. И это даже неплохо. Интересно, Дима придет завтра в школу?

Маша вздрогнула, когда ей на нос упала холодная капля. Она запрокинула голову и увидела, как из раскинувшейся над ней черноты медленно падают маленькие снежинки, словно звездная крупа. Это было так красиво, что Маша на какой-то момент забыла все свои печали и просто смотрела в ночное небо, позволяя снежинкам таять на ее разгоряченном лице.

– Седьмая снежинка, – прошептала, хихикнув, Маша, высовывая язык и вспоминая медвежонка из детской книжки Козлова.

Ей вдруг сделалось так хорошо, что она сползла с качелей и легла прямо на землю. «Если станет холодно, пойду спать в Димин подъезд, как тот бомж. Вот Артемов утром удивится!» – рассеянно подумала Маша, жалея, что не нашла по дороге подходящую картонку. Она закрыла глаза, и ей стал сниться Дима, который настойчиво спрашивал, что с ней, тер варежками ее щеки, а потом куда-то понес. Сквозь сон Маша чувствовала, как с нее сняли куртку и обувь, а после уложили в постель. Дима все же поставил ей градусник и почему-то строго просил не смеяться, а потом лил ей в рот приторный сироп и протирал тело влажной теплой тряпкой. Странное сновидение все больше становилось похожим на бред, Маша завернулась в одеяло и попыталась укатиться подальше от длинных Диминых рук, казавшихся белыми змеями, но они все равно ее поймали и отодвинули от края кровати.

– Я не боюсь волчка, который кусает жирные бочка, – продолжала веселиться Маша. – А вот папы своего боюсь. Но его же здесь нет?

– Нет, – шептал Дима, гладя ее по голове. – Здесь только ты и я. Пожалуйста, выпей это, а то поставлю укол.

– А я хочу укол! – Маша попыталась разлепить глаза, но их словно залили воском. – Мне моей попы нечего стесняться. Она знаешь какая красивая?

– Догадываюсь. – Прохладная Димина рука вновь легла на ее лоб.

– Никто не знает! Ее видела только я! Но я нисколько не преувеличиваю. Хотя ты же пялился мне под юбку, когда я висела на канате. Красивая же?

– Очень красивая. А теперь пей. – Машину голову приподняли, заставив глотнуть воды. – Если не спадет, все же придется взглянуть на твою красивую попу.

– Так я тебе и позволила. Это была шутка! – пропела Маша, выпутываясь из одеяла. – Но ты ведь мне снишься, так почему бы и нет?

– Ложись давай! – Сильные руки Димы пригвоздили Машу к кровати, а по ее лицу и рукам вновь заскользила влажная тряпка.

– Как противно, – прошептала Маша. – Словно корова языком лижет.

– Тише, тише, скоро будет лучше, – пообещал Дима, в очередной раз гладя ее по голове.

– Мой лучший сон, – пробормотала Маша и прижалась к его прохладным рукам.

Дима еще что-то говорил, а она невпопад отвечала. Постепенно сон перестал быть ярким и радостным, его наполнила тяжелая тьма, утянувшая Машу за собой. А утром из сонного оцепенения ее вывели все те же Димины руки, снова пихающие градусник ей под кофту.

– Что происходит? – спросила Маша, чуть не пальцами разлепляя себе веки.

– Я бы тоже хотел знать. – Дима сидел на краю кровати, освещенный тусклым утренним светом, пробивающимся сквозь шторы. Его волосы были взъерошены, а под глазами залегли тени – неизменные спутники бессонницы. Он сменил футболку на серую, оставшись все в тех же спортивных штанах и нелепых тапках. – Вчера я увидел в окно, как ты упала с качелей у меня во дворе, – продолжил он, рассматривая свои ногти. – Конечно, я бросился к тебе. Ты вся горела. Я принес тебя домой и полночи сбивал температуру. Должно быть, у нас с тобой один вирус. Но что ты делала у моего дома?

– Гуляла! Я еще днем отметила, какая у вас здесь классная площадка, не то что моя, – ответила Маша, после чего закашлялась, и Дима услужливо подал ей стакан воды.

– А ночью ты говорила что-то про отца: вы поссорились, ты ушла… – Дима вытащил градусник и поправил ей одеяло.

– Ерунда! – отмахнулась Маша, судорожно пытаясь вспомнить, что сдуру успела разболтать прошлой ночью. – Мы часто с ним ссоримся, слишком похожи – оба эмоциональные и упрямые. Но как твои родные отреагировали на то, что я здесь? Кстати, сколько времени?

– Нормально отреагировали, – пожал плечами Дима, встряхивая градусник. – Можешь оставаться у нас столько, сколько хочешь. Хоть неделю, хоть год. И уже почти десять утра.

– Мы опоздали в школу! – встрепенулась Маша.

Дима лишь повыше натянул на нее одеяло:

– Мы болеем и лечимся дома. Справки я нам нарисую, печати все поставлю, у меня их целая тумбочка, не переживай. А что касается учебы, то здесь ты будешь лучше заниматься, чем в школе. На уроках ты же в основном болтаешь с Ржановым да с девчонками записками перебрасываешься.

– Неправда, – ответила Маша, но, увидев насмешливое выражение его лица, решила не спорить.

– А как насчет твоего папы? Позвонишь ему? – Дима протянул радиотелефон.

Но Маша его не взяла:

– Не хочу слушать ругань. А что, я действительно могу остаться здесь или ты из вежливости так сказал?

– Я серьезно. Поможешь мне по дому, – мягко улыбнулся Дима.

– Ты снова меня пожалел, как это было со сломанной рукой, – надула губы Маша. – Подобрал, как бездомную кошку, и приволок домой. Не верю, что твоя мама и сестра обрадуются новому жильцу в моем лице.

– Может, при посторонних они изменят свое поведение? Кто знает, – продолжал улыбаться Дима. – Ну а теперь мне бы хотелось тебя послушать. Я беспокоюсь, что, бегая с температурой, ты заработала пневмонию.

Он выдвинул ящик прикроватной тумбочки и достал фонендоскоп, а потом сделал жест, призывающий Машу задрать кофту.

– Наши отношения слишком стремительно развиваются, господин доктор, – нервно улыбнулась она. – Я не готова демонстрировать тебе свой лифчик даже в обмен на кров, уж извини. Хотя ты довольно смело елозил влажной тряпкой у меня по телу прошлой ночью.

– Я обтирал тебя, потому что ибупрофен не помогал. У тебя было почти сорок. И свет был выключен. За кого ты меня принимаешь? Я же хочу помочь! – Дима сверкнул своими зелеными глазами, полными праведного осуждения.

– Помочь или поиграть со мной в доктора, – продолжала упрямиться Маша.

– Я аккуратно. Смотреть не буду. Сядь, пожалуйста.

– Ох, ладно, Артемов. Но если что, ты на мне женишься, понял? – вздохнула Маша, с трудом отрываясь от подушки.

– Обычно после таких слов позволяют больше, чем просто послушать легкие. Да шучу я! – воскликнул Дима, получив от Маши щелчок по носу. – Я Иру с детства слушаю, не переживай.

– Опять ты за свое! Я не твоя сестра! – Маша закусила губу и отвернулась.

– Да знаю я! Просто расслабься. Так. – Дима вставил в уши дужки фонендоскопа и осторожно просунул руку под ее кофту.

– Холодно! – вздрогнула Маша, почувствовав металл, скользящий по коже.

– Прости. – Дима вытащил руку и принялся греть дыханием головку фонендоскопа, при этом хитро поглядывая на Машу.

– Почему ты так смотришь? Как будто что-то задумал. Глаз вон один прищурил! – подозрительно спросила она.

– Нормально я смотрю, не придирайся, – улыбнулся Дима, а потом снова к ней приблизился, засовывая инструмент под кофту. – Не холодно?

– Нет, – ответила Маша, не зная, куда отвести взгляд.

Дима был совсем близко, он сидел, чуть склонив голову набок, и внимательно прислушивался, глядя куда-то за Машино плечо. Его рука время от времени прижимала головку фонендоскопа то к ее груди, то к ребрам, но при этом все было весьма целомудренно, отчего Маша даже ощутила некую досаду, но вовремя себя одернула за неприличные мысли.

– Дыши глубоко. Да, вот так. Еще вдох, – хрипло прошептал Дима. – А теперь спинку.

Он поднялся и обошел кровать с другой стороны, а потом встал на колени на матрас и снова принялся слушать Машины легкие. Она чувствовала его дыхание на своих волосах и не понимала, специально ли он так близко к ней наклоняется. Обычно врачи держали дистанцию и делали все значительно быстрее. А деликатные прикосновения Димы, его вкрадчивый голос и близость казались слишком интимными для простого осмотра. Он положил руку на Машино плечо и осторожно его сжал:

– Все в порядке. В легких чисто. – Дима отстранился и встал, кинув фонендоскоп на тумбу.

Маша поправила кофту и посмотрела на Диму, надеясь увидеть, что он тоже хоть капельку взволнован. Но его обычное невозмутимое выражение лица разбило ей сердце. Маше безумно захотелось, чтобы он вернулся, обнял ее или снова погладил по голове. Впервые она ощутила особый голод, который не могла заглушить даже самая сытная еда. Маше до боли в животе не хватало тепла Диминого тела и его заботливых прикосновений. Запоздало пришла мысль, что она умудрилась влюбиться в него, хотя всегда считала подобные чувства глупостью.

– Ты полежишь еще или пойдешь в душ и завтракать? – равнодушно спросил Дима, переставляя какие-то фигурки на полке.

Маша встала с кровати и сделала два шага к большому зеркалу, которое было встроено в шкаф-купе.

– Боже мой! – застонала она, сжав свои щеки.

– Голова кружится? Плохо? – Дима опрометью кинулся к ней, подхватив под локоть.

– Да нет, – пробормотала Маша. – Просто я выгляжу так, словно меня ночью пытался сожрать подкроватный монстр, но я оказалась невкусной. Он меня пожевал-пожевал, да и выплюнул обратно тебе в кровать! Я просто страшилище!

Она безуспешно пыталась стереть черные круги от туши под глазами и пригладить челку, решившую, что теперь она растет не вниз, а вверх, как трава, тянущаяся к солнцу.

– Ничего не страшилище! Я тебе приготовил Иркину одежду. Она разрешила. Ты мелкая, как восьмиклашка. Я не хотел тебя обидеть. – Поймав в зеркале недобрый Машин взгляд, Дима выпустил ее руку и сделал шаг назад. – Ты красивая, правда.

– Наглая лесть! – фыркнула Маша, но улыбнулась. – Давай хвали меня еще, мне нравится.

– Вот штаны и футболка. Я хотел тебя ночью сам переодеть, но не рискнул без спроса.

– Не зря тебе пятерки ставят, мозги есть, – кивнула Маша, забирая вещи, которые ей протянул Дима.

– Напротив моей комнаты дверь, там ванная. В шкафу чистые полотенца, на полке гели и шампуни, в ящике одноразовые зубные щетки, отец накупил их для командировок. Бери что угодно.

– Ладно. Спасибо тебе, добрый хозяин, – шутливо ответила Маша, пытаясь скрыть смущение.

– И не мочи гипс! А на завтрак что будешь?

– А на завтрак я поеду домой, не хочу злоупотреблять твоей добротой.

Конечно, Маша не хотела уходить. Она и мыться-то пошла, только чтобы подольше побыть у Димы, хотя могла сразу уехать. Но противный внутренний голосок продолжал шептать, что она наглая невоспитанная девчонка, надоедающая хозяевам.

– Нет. Ты сперва поешь. А потом, если захочешь, я на такси отвезу тебя домой, – сказал Дима тем самым особым тоном, которым осаживал даже учителей, пытавшихся выискать в его блестящих ответах хоть какой-то недостаток.

– Подумать только! За какие-то сутки я уже побывала у тебя в постели, а теперь пойду плескаться в твоей ванной. А до этого ты у меня ночевал. Все же прикупи помолвочное колечко с брильянтом, Димочка. Судя по тому, как развиваются наши отношения, оно скоро пригодится. – Маша одарила Диму своей самой лучшей улыбкой, надеясь, что это хоть как-то скрасит ее убогий внешний вид.

– А тут твой рюкзак, если там что-то нужное. – Дима ткнул рукой в сторону крючка, вбитого в стену.

– Точно! Там моя косметика же! Ты чудо! – Маша прижала к сердцу рюкзак и вышла из комнаты.

Зайдя в светлую ванную, она заперла дверь, а потом со стоном опустилась на пушистый коврик, все еще обнимая рюкзак. Маша не могла поверить, что чувства могут настигнуть человека так резко и необъяснимо. Артемов учился с ней бок о бок уже столько лет, но почему-то именно сейчас вдруг стал для нее самым важным человеком на свете. Маше хотелось, чтобы он ответил ей взаимностью, тогда больше не пришлось бы прятаться за глупыми шутками и можно было бы искренне выплеснуть все то, что бурлило у нее в груди. Она закрыла глаза и представила, как они с Димой, словно сведенные с ума любовью звери, бросаются друг на друга, раздирая одежду. Возможно, Дима действительно испытывает к ней какие-то чувства, ведь ни один нормальный человек не станет приглашать пожить в своем доме того, кто ему безразличен или противен. Хотя Артемов такой странный… Но Маша найдет способ, как сбить с его лица эту каменную маску спокойствия.

Она встала на ноги, стянула с себя одежду и забралась в джакузи. Почти час Маша плескалась в пене, а потом еще минут десять приводила себя в порядок. За это время в ее голове созрел небольшой план, как стать девушкой самого умного и богатого парня в классе. Кто знает, может, он по доброте душевной и долг отца ей поможет погасить? Маше не хотелось быть меркантильной, но эта назойливая мысль не давала ей покоя. С другой стороны, можно же просто взять в долг. Артемов в роли кредитора гораздо приятнее, чем те ужасные мужчины. Наверняка как у мажора у него есть кругленькая сумма где-нибудь в банке. По крайней мере, в фильмах именно так это и работает. Даже после смерти отца Дима все так же часто покупает новые вещи, пользуется химчисткой, а холодильник в его доме забит дорогущей едой, значит, финансовые трудности семье Артемовых чужды.

Маша бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале и решительно распахнула дверь. В нос сразу же ударил запах горелого.