Нулевые

Глава 25

Кофейня была не так далеко, но из-за бессонной ночи Маша чувствовала себя отвратительно, действие укола ослабло, и бок начал нестерпимо болеть. К тому же она снова упала, поскользнувшись на льду. Похоже, китайцы на своем заводе что-то напутали и нанесли на подошвы ее сапог тефлон вместо резины. Другого объяснения, почему она скорее катится, чем идет, у Маши не было.

Несмотря на то что она пришла чуть раньше, Дима уже ее ждал. Он сидел на качелях, сгорбившись и засунув руки в карманы темно-зеленого пуховика, которого Маша прежде не видела.

– Привет, шмоточник, – улыбнулась она, со стоном садясь на соседние качели.

– Полагал, тебе нравится, как я одеваюсь, – сказал он, поднимаясь и подходя к ней.

– Конечно, нравится. Просто завидую. – Маша обняла Диму, вставшего прямо перед ней, и уткнулась носом в жесткую ткань, пахнущую терпким парфюмом.

– Выглядишь бледной и измученной. Снова заболела? – спросил он, приподнимая ее лицо за подбородок.

– Все мы в ноябре немного простужены и плохо себя чувствуем, – пожала плечами Маша. – Конец осени – самое трудное время, когда даже сам воздух высасывает из тебя силы. А вот декабрь я люблю. Восьмого у меня будет день рождения, а потом Новый год – сплошная череда праздников и подарков.

– В этом году будем праздновать вместе? – Дима провел подушечкой пальца по Машиным губам.

– Посмотрим, до этого еще дожить надо, – вздохнула она. – Но я, конечно, только за. Так что готовь подарок.

– Тогда устрою тебе адвент-календарь сюрпризов. – Он мягко скользнул ладонью по ее щеке.

– Звучит великолепно, но оставь эту идею до тех пор, когда начнешь хорошо зарабатывать. – Она чуть качнулась, ткнув Диму коленками. – А пока сойдет что-то дешевое на зарплату санитара. Я это буду беречь как самую дорогую вещь.

– Ладно. – Он продолжил ласкать ее лицо. – Почему ты морщишься и держишься за бок?

– Женские дни, – соврала Маша. – Не парься.

– Могу сбегать до круглосуточной аптеки, – предложил он.

– Не нужно.

Маша выпрямилась и постаралась не обращать внимания на рану. Она посмотрела на темное небо и вздохнула. Пухлые тучи висели все так же низко, они словно наблюдали за прохожими, решая, стоит ли обрушить на их головы дождь сейчас или подождать более подходящего времени, а может, и вовсе позволить ветру угнать себя в другой город и уже там дать волю ливню.

– Хоть и семь утра, а будто уже вечер. Скорее бы рассвет, я так устала от темени! Иногда кажется, что ночь стала бесконечной, – прошептала Маша.

– Погоду в ноябре мы уже обсудили, предстоящие праздники тоже. Может, наконец поговорим о том, что происходит в твоей жизни? – Дима склонился к ее лицу и ободряюще потрепал по щеке.

– Если коротко, то у отца были долги, нас угрожали выселить из квартиры. Но я помогла Илье в одном деле, доставила кое-куда документы. А за это с папы списали долг. Как-то так, – проговорила Маша, чувствуя, как ее кофта под курткой стала более влажной – видимо, рана снова начала кровить.

– Какие документы? Это было незаконно?

– Не знаю, я не вникала. Сделала как сказали, и гуд-бай. – Маша снова прижала ладонь к боку.

– Но если к тебе придет милиция, как ко мне? И почему ты раньше не рассказала? Я бы дал тебе денег просто так!

– Ой, уймись! Сам же обещал не скандалить и не обвинять. Твои родные и так считают, что я с тобой из-за денег. Как я могла повесить на тебя свои долги? Да и не придут за мной. Это просто документы, я проверяла, никаких угроз.

– Маш, – поцеловал ее Дима в щеку, – какая разница, что о тебе думают мои родные? Главное, что чувствуем мы.

– Ага, – вздохнула она, но после его слов на сердце легче не стало.

– Видишь, не так страшно иногда говорить мне правду и признаваться в слабостях. А? – Он лукаво ей улыбнулся.

– По крайней мере, сейчас я не останусь на улице. Если отец, конечно, погасит долги, а не решит вложить деньги в сомнительное дело. Черт! Надо было пойти с ним за руку к тем бандюгам.

Маша с ужасом представила, как папа спускает ее деньги на какую-то фигню или вляпывается в еще большие долги, и вся похолодела.

– Да перестань, не такой уж он неразумный. – Дима взял ее за руку. – Доверься своему папе, он взрослый мужик.

– Ты совсем его не знаешь, – грустно рассмеялась Маша и тут же прикусила губу от боли. – Он наивный потерянный человек. Хочет как лучше, но вечно терпит неудачу.

– Ты без рюкзака? Домой перед школой еще зайдешь? – окинул ее взглядом Дима.

– Я сегодня пропущу уроки, неважно себя чувствую, – сказала она, поглаживая бок.

– А не ты ли убеждала меня, что болезнь не повод для прогула?

– Меньше троек получу, мой репетитор ведь бросил меня на произвол судьбы. – Маша встала с качелей, едва не вскрикнув от боли, и постаралась изобразить очаровательный гнев. – Ладно, не провожай. Я рада, что мы все обсудили. Это было и правда легко. И не так страшно, как я думала.

– Но если ты не пойдешь в школу, может, проведем время вместе? – с надеждой спросил Дима. – Твоего отца не будет дома?

– Не знаю. Забыла спросить, работает ли он сегодня.

Маша чувствовала, что еле держится на ногах. У нее даже не было сил злиться на саму себя за то, что Дима так близко, а единственное, о чем она может думать, – как поскорее лечь в кровать и сжаться в комок. Надо бы поцеловать его, пригласить к себе, но…

От Димы не укрылось измученное выражение ее лица.

– Хочешь, донесу тебя на руках до дома? Приставать не буду, – предложил он.

Но Маша замотала головой:

– Не стоит, я сама потихоньку дойду.

Дима взял ее под руку, и Маша приглушенно вскрикнула.

– Что? – опешил он. – Рука до сих пор болит? Хотя это же левая. Что-то с тобой не так. Может, почки? Дай я посмотрю.

Маша сжалась, не позволяя ему себя коснуться, но он мягко скользнул руками ей под куртку, прошептав, чтобы она не боялась.

– Кровь? – спросил он, вытаскивая правую руку и глядя на окрасившиеся красным пальцы.

– Говорю, критические дни! Чего лезешь! – в ярости ответила Маша.

– Я похож на идиота, который не знает анатомию? Ты опять соврала мне? – Глаза Димы сверкнули, как у разозлившегося кота, который вот-вот кинется на свою жертву.

Он бесцеремонно дернул за молнию на ее куртке и распахнул ее, умело предупреждая любое Машино сопротивление, а потом задрал ей кофту.

– Что это, блин, такое? – спросил Дима, поддевая пальцем марлевую повязку, крест-накрест прилепленную пластырем.

– Всего лишь травмат, резиновые пули, ерунда. И вообще мне холодно! Пусти! – Маша вырвалась и застегнула молнию.

– Какой дебил сказал тебе, что травматическое оружие не опасно? От него знаешь сколько людей умирает! И кто тебе эти скобы наложил? А пуля где?

– Дима, отстань. Я просто пойду домой. Чего из-за ерунды расшумелся?

– Это не ерунда. Сейчас мы поедем в больницу!

– Нет! – рявкнула Маша. – Что я скажу в поликлинике? Поведаю историю про травмат, чтобы точно нарваться на нехорошие вопросы? Или потащишь меня в клинику своего деда, окончательно все испортив? Он и так меня подозревает не пойми в чем!

– Да что ты как маленькая! И при чем здесь мой дед? Поедем ко мне в больницу, там все свои.

– Я просто хочу домой, – устало ответила Маша. – И они «все свои» ровно до того момента, как начнет пахнуть жареным. Думаешь, твои коллеги станут подделывать отчеты и рисковать?

– Больше не буду тебя слушать! – прервал ее Дима. – Опять мне соврала и пытаешься забить на свое здоровье. Так не пойдет. Боишься лишних вопросов, значит, едем к деду. А что он там будет про тебя думать – позволь мне с этим разобраться.

Дима попытался подхватить ее на руки, но Маша злобно оттолкнула его, а потом и вовсе вырвалась, попытавшись сбежать. Но скользкие сапоги втайне явно мечтали убивать людей. Не пробежав и метра, Маша резко потеряла равновесие, ее ноги взметнулись вверх, словно их потянули за невидимые ниточки. Вскрикнув, она с размаху упала на спину. Бросившийся к ней Дима не успел смягчить падение, он присел рядом на корточки и приподнял ее, отряхивая от снега. От резких движений рана словно взбесилась. Маша застонала, упрямо сжимая губы, а из ее глаз брызнули слезы.

– К черту все! Я так зол! Вот только попробуй еще что-нибудь такое выкинуть! – Дима взял ее на руки и пошел в сторону остановки. – Не дрыгайся!

Взмахом руки он остановил первую попавшуюся машину и запихнул Машу на заднее сиденье, а после назвал адрес клиники Артемова. Снова расстегнул Маше куртку, сорвал с шеи шарф и прижал к быстро мокнущей ране.

– Не должно так быть, ты понимаешь? – сказал он звенящим от гнева голосом. – Как давно она у тебя? Кто ставил скобы?

– С ночи. Когда я выходила из дома после того, как оставила там документы, сосед…

– Ай, кого я спрашиваю! – закатил глаза Дима. – Снова твои сказки Венского леса!

– Да я почти и не врала в этот раз! – возразила Маша, борясь с головокружением. – Про долги – правда, и про то, что я относила документы. А про рану умолчала, потому что знала, что ты начнешь играть в скорую помощь!

– Игры тут только ты устраиваешь. Маш, Маша! – вскрикнул он. – Как себя чувствуешь?

Она хотела было грубо ответить, но голос Димы стал отдаляться, а собственный язык перестал ее слушаться.

– Маш! – продолжал звать Дима. – Не уплывай!.. Дед, ты в клинике? Это очень срочно! Выходи встречать в коридор, тут у девочки, похоже, огнестрел или травмат, я не знаю! Левый бок. Да я не паникую! Ты там будешь? Минут десять! Что сделать? А еще?

Маша пыталась прислушиваться к голосу Димы, который все сильнее срывался на крик. Она чувствовала, как его руки гладят ее по щекам и щупают пульс. Потом сознание укрыла темнота.

Снова в себя Маша пришла, когда ее положили на что-то твердое и куда-то повезли, а пространство оглашали крики: Дима ругался с каким-то мужчиной, который пытался отцепить его от Маши. Должно быть, безуспешно, поскольку едва она с усилием подняла ресницы, как сразу же увидела бледное взволнованное лицо Артемова. На нем был белый халат и хирургическая маска, спущенная до подбородка.

– Я буду все время с тобой, не бойся. – Он погладил ее по голове.

– И чего ей сегодня бояться? На органы мы только по средам разбираем, – прогремел чей-то бас. – А ну в сторонку, Ромео, мешаешь! Или сам наркоз дашь? Могу еще веревку предложить: крепко связанный пациент в анестезии не нуждается, на препарате сэкономим!

– Нашел время шутить, дед, – прошипел Дима.

– Это я еще не начинал. Леночка, жахни ему укол пропофольчика. Достал меня, сил нет! Видела, что он учудил?

– Дед!

– А что? Закинем тебя в подсобку, хоть отоспишься!

– И даже не осуждайте, – сказала Маша, еле шевеля языком; слоги путались, а звуки получались странными. – Знаю я все…

– Обожаю тарабарский. Но лучше потом на нем поговорим.

К Машиному лицу прижали маску с дымом, который пах мятными карамельками, вымоченными в хлорке.

– Давление смотришь вообще? – воскликнул Дима, но в ответ лишь звякнули какие-то железяки, словно кто-то бросил ключи в металлическое ведро.

То, что было дальше, растворилось в белом тумане. Маше снилось, как Дима и его дед дерутся на скальпелях словно мушкетеры и орут друг на друга матом, а медсестры их разнимают.

Потом ее каталку зачем-то установили на американские горки и подтолкнули. Маша стремительно неслась вниз, взмывала вверх, пролетала мертвой петлей, а лампочки на потолке множились и мигали, словно огни на взлетной полосе аэродрома.

– И скоро я попаду в космос, – сказала она. – Меня же даже от перегрузок не тошнит.

– Лучше побудь еще на земле, – хрипло проговорил Дима.

– Нет, здесь надо работать и учиться, а я хочу летать между звезд, – рассмеялась Маша. – И искать алмазы. Знаешь, сколько их на небе?

– Дед, вы ей какую дозу дали? У нее все еще помутнение сознания. А я не умничаю!

– Ты такой странный, Артемов. И дед твой странный. А я – нет.

Яркие картинки плясали у Маши перед глазами и были такими смешными, что она хохотала до слез.

– А вообще-то мне пора в «Куры гриль». Если мне нельзя вставать, то принеси сюда маринад и печь, я все мигом распродам. Больничная еда же отстой.

– Тс-с. – Дима снова принялся гладить ее по голове. – Ты полежи тихонько. Но не засыпай. Я и так тебя еле разбудил.

– Восстановится через пару часов, не переживай. Все по-разному наркоз переносят. Эта еще адекватная, хоть матом не кроет. – Женский голос заставил Машу чуть напрячь зрение.

– Я самая адекватная вообще-то, – заявила Маша, а Дима сжал ее руку.

– Температура высокая, это плохо, потому и бред. – Голос Диминого деда громом раскатился у Маши в голове, и стало совсем не смешно.

Она хотела было сказать, что не боится его, но язык снова прилип к небу, а слова, что ей говорил Дима, слились в неровный раздражающий гул. Машу затошнило, тело свело судорогой. Кто-то повернул ее на бок, приговаривая ласковые слова. Мир снова начал трескаться, и смешные картинки сменились кошмарами, в которых Дима настойчиво ее звал, а какой-то аппарат мерзко пищал…

Сознание возвращалось постепенно, перед глазами все плыло, во рту пересохло, а голова гудела словно после бессонной ночи.

– Дима! – позвала Маша, осматривая белоснежную палату, напоминающую номер люкс в шикарном отеле.

Но никого рядом с ней не было. За окнами, наполовину скрытыми тканевыми жалюзи, было темно.

– Чертов ноябрь, – прошептала она.

Некоторое время Маша просто тихо лежала, фокусируя зрение на разных предметах интерьера и прислушиваясь к ощущениям. Когда голова более-менее стала соображать, она решила осмотреться получше. На Маше была надета ситцевая ночнушка, какие любила ее бабушка, а правая рука плотно перемотана повязкой в том месте, где раньше был перелом. На боку в месте прострела красовалась марлевая повязка, немного пропитанная кровью. Маша попробовала сесть, но руки и ноги были вялыми, как переваренные макаронины.

Дверь скрипнула, и в палату вошел Дима, а сразу за ним его дед, выглядевший еще более суровым, чем в интервью, которые Маша видела по телевизору. Она с трудом помнила события, происходившие в больнице, и потому сразу спросила Диму:

– Сколько времени? Мне надо связаться с папой. А еще с тетей Дашей. Моя смена прошла? – Голос был сиплым, словно она его успела где-то сорвать.

– Дед поговорил с твоим отцом, не волнуйся. – Дима сел на стул возле кровати, а Артемов-старший так и остался стоять, недобро глядя на Машу сквозь стекла своих очков.

– Что? Зачем? – воскликнула она в ужасе.

– Не волнуйся, он соврал, что ты поскользнулась и сильно упала на железяку, а так как ты моя девушка, то я привез тебя к нам в клинику. Твой отец обещал поговорить с тетей Дашей, объяснить, почему ты не пришла. Может, даже завтра приедет тебя навестить, адрес мы дали. Уже восемь вечера, кстати.

– Значит, папе вы не сказали правду, это хорошо, – выдохнула Маша. – Я бы хотела поскорее вернуться домой.

– Об этом еще рано говорить. Главное…

– Так, засранцы! – перебил Диму громкий голос. – Вы, конечно, мило воркуете, но у меня есть серьезный разговор. Ранение у тебя было из травмата, переделанного в боевой. А еще неумело наложенные скобы и грязь в ране.

Димин дед свел кустистые брови и переложил из руки в руку трость, которую Маша заметила только сейчас. Ее воображение тут же нарисовало целую череду кадров, как он лупит этой тростью их с Димой по очереди.

– Я не твой отец и не влюбленный дурачок одноклассник. Так что, будь добра, расскажи правду с самого начала, или я просто вызову сюда милицию. И пусть разбираются, – громогласно продолжил он.

– Дед! – воскликнул Дима. – Она только в себя пришла.

– Хорошо, будет вам правда, – вздохнула Маша, отхлебывая воду из чайной ложечки, которую поднес ей к губам Дима. – А потом вы мне скажете, как бы сами поступили, окажись на моем месте. Только честно.

И она рассказала все, не преувеличивая, но и не преуменьшая. Димин дед хмурился, но не перебивал. Он лишь хмыкнул, когда она упомянула про то, что Илья и его команда оснащали дом сигнализацией и антивзломной фурнитурой, поэтому отлично знали, как это все обойти. Закончив, Маша снова сделала глоток воды и без сил откинулась на подушку.

– И твой отец поверил в то, что мать дала тебе денег? – спросил Дима.

– Да, – отозвалась Маша.

– А если он попросит тебя взять у нее еще?

– Скажу, что больше не дала. Разве сейчас это важно? – Маша медленно моргнула, отчего Димин силуэт немного расплылся.

– Вот что, вот что… – Дед задумчиво почесал щеку. – Сейчас Дмитрий поедет домой и наконец выспится. Ты позвонишь отцу и успокоишь его. А я займусь своими делами. Медсестра подойдет, поможет тебе со всем.

– Я никуда не поеду, – отрезал Дима. – Могу и здесь поспать.

– Еще как поедешь! Или хочешь, чтобы я тебе уши при твоей крале надрал? – прищурился дед.

– Только попробуй! Сказал – останусь, значит, останусь.

– Иди домой, я все равно буду спать, – подала слабый голос Маша.

– Мы сами разберемся, – похлопал ее по руке Дима, а потом встал со стула, оказавшись почти на голову выше деда. – И почему тебе так хочется во всем меня контролировать? Ну какая тебе разница, где я проведу ночь – дома или у тебя в больнице? Я же не в клуб иду!

– Да чтоб вас! – разозлился дед, снова перекладывая трость из руки в руку. – Мария, ты хоть понимаешь, что от тебя одни проблемы? Вам с Димой надо к поступлению в университет готовиться, а вы, черти, чем занимаетесь?

– Да я бы с радостью только за учебниками и сидела. – Маша, несмотря на дурноту, тоже начала закипать. – Но как-то не особо учится, когда в двери вламываются бандюги, требуя денег и угрожая отобрать квартиру. И я, между прочим, затеяла всю эту историю с подменой документов именно потому, что хотела поскорее закрыть денежный вопрос и заняться обычными заботами старшеклассников. И, замечу, не просила у Димы ни копейки, хотя он мог дать!

– Зато твои дружки, повязанные с милицией, очень даже намекали на взятку после того, как Дима зачем-то заделался курьером и вместо тебя отнес какую-то бумажульку!

– И тут я ни при чем! Как только об этом узнала, так сделала все, чтобы исправить. Разве вам не вернули деньги? Ну? – хрипло выкрикнула Маша, думая о том, что мощный бас Диминого деда даст фору даже иерихонской трубе.

– А как, кстати, у тебя это так быстро получилось? Ты там, что ли, главная? – с издевкой спросил Димин дед.

– Если бы, – прошептала Маша, нервно сжимая простыню, – если бы все было так просто. Нет, мне снова пришлось влезть в стремное дело.

И она рассказала о том, как помогла подставить какого-то депутата.

– А какие еще «стремные дела» на твоем счету? – Дед с грохотом придвинул стул и опустился на него. Кажется, он все делал излишне громко.

– Больше никаких. Если бы не папа и не Дима, которые попали в беду, я бы сроду не стала так рисковать. Разве я похожа на дуру? – Маша вскинула бровь и попыталась принять максимально высокомерный вид, насколько позволял тот факт, что она лежит в больничной кровати, одетая в нелепую ночнушку.

– Ох, Мария! Именно на этот вопрос я и пытаюсь найти ответ. Не хочется, чтобы мои внуки связались не с теми людьми. – Он снова задумчиво поскреб щеку.

– Так вы бы за Ирой тогда лучше следили, – не растерялась Маша. – Она пьет, гуляет допоздна, тусит не пойми с кем. А я все время или в школе, или на работе. В свободное время мы с Димой уроки делаем, даже на свидание ни разу не ходили, все за учебниками! Про досадное ранение и письмо я вам уже говорила – это чужие косяки, которые мне пришлось разгребать.

– Ты так дерзко со мной говоришь, что я даже теряюсь. – Димин дед хлопнул по коленке. – Ирка – это отдельная песня. Как и ее мать. Ладно! Ну что за проблемные женщины кругом, а, Дмитрий? Думал, хоть ты найдешь тихую гавань.

– Я очень даже тихая, – не унималась Маша, подумав: «В отличие от вас».

– Да я уж вижу. – Он посмотрел на наручные часы, и Маша поняла, у кого Дима скопировал этот жест. – Значит, так. Сейчас я сделаю еще пару звонков, и от тебя отстанут. Забудут вообще, что ты имела хоть какое-то отношение к тем делам. Начальник твоего Ржанова у меня оперировался, как и его мать. Так что это решаемо. Но ты перестанешь одолевать моего внука. Мелкие вы еще, чтобы в любовь играть. Учитесь, окончите универ, а там жизнь все по местам расставит. И надеюсь, ты раскаиваешься в своих дурных поступках.

– Дед! – вскричал Дима, сжимая кулаки. – Ты еще угрожать начни! Я не за этим сюда ее вез, думал, ты поможешь, поддержишь. А ты! У меня нет слов. Хотя нет, слова все же есть. – Он сделал шаг к Маше и взял ее за руку. – Если ее рядом со мной не будет, то я, как и мама, запрусь в комнате и буду страдать. О! Этому я у нее хорошо научился! Или пущусь во все тяжкие, и тогда Ира покажется тебе ангелочком. Я не шучу! Хочешь контролировать мою жизнь? Тогда я разрушу ее так, что ничего не останется.

Дима выдохнул и сел на край Машиной кровати.

– Все сказал? – вкрадчиво спросил дед. – Хорошо. Пусть будет по-твоему. Только больше не звони мне с просьбами спасать твою или еще чью-то задницу.

– А еще я вернусь в школу. – Дима переплел свои пальцы с Машиными.

– И охота тебе там штаны просиживать! Да ты всю эту программу давно знаешь, лучше бы профильные медицинские науки изучал. Тьфу эта ваша школа! Для лентяев и дебилов! – снова стал накаляться дед. – Надо было после девятого в медколледж уходить, но ты остался, потому что твой папа считал: задрипанная школа у дома лучше готовит к реальной жизни. Ну не бред?

– Я поступлю в мед, как ты и хотел, выберу то направление, которое скажешь, но только если и ты пойдешь на уступки, – продолжил торговаться Дима.

Маша не вмешивалась, ее веки налились свинцом, а слабость только усилилась. Сквозь пелену сна она поняла, что дед ушел, а Дима склонился к ее губам и поцеловал, прошептав: «Победа». Она лишь вяло улыбнулась, подумав о том, что Димин дед не такой уж и пугающий. Ее отец в гневе в разы страшнее.

– Я хочу позвонить папе, – прошептала Маша.

– Ему наберет медсестра, не волнуйся, а тебе надо отдыхать, – попытался возразить Дима, но Маша настояла.

Отец долго не брал трубку, но в конце концов ответил.

– Доча, ты как? И с каких пор ты завела себе парня? – нервно спросил он.

– Нормально. Дима мой одноклассник, мы с ним недавно сошлись, когда он мне с уроками помогал. Папа, – вздохнула Маша, – ты хотел приехать ко мне в больницу?

– Да, завтра утром еду тебе привезу, щетку. Может, что еще?

– Здесь хорошо кормят и все необходимое выдают, не надо таскать лишнего. Просто приезжай повидаться.

– Хорошо. До завтра. Выздоравливай там! Я же говорил бегать осторожнее, такой гололед!

Маша попрощалась с отцом и облегченно выдохнула. Наконец она смогла расслабиться и позволила тревожным мыслям немного осесть на дно разума. Дима осторожно лег рядом с ней со стороны здорового бока и нежно обнял, утыкаясь носом в плечо.

– А если медсестра придет? – сонно спросила Маша. – И настучит твоему дедуле?

– Не придет раньше пяти утра, я узнавал. Будильник у меня на четыре сорок пять. Если что-то нужно, буди. Провожу в туалет, дам воды, утешу.

– Хорошо, мой прекрасный санитар. Надеюсь, ты так не пристраиваешься к другим своим пациенткам?

– Маш. – Он поправил ей одеяло. – Конечно, нет. Здесь я просто нагло пользуюсь положением наследника Артемова, чтобы быть рядом с тобой. И не стоит ревновать, мне нужна только ты.

– Верю, – сказала Маша. – Ты сегодня дал отпор своей родне. Но если они заупрямятся, я тебя украду и спрячу в своем шкафу.

– У тебя там ужасно воняет духами.

– Поговори мне еще!

Дима тихонько рассмеялся и поцеловал Машу в щеку.

– А почему мне казалось, что ты звал меня после операции? – спросила она, борясь со сном.

– Не было такого. И ложись уже спать.

– Спрошу об этом твоего деда после того, как он ко мне прикипит. Уж тогда я вытрясу из него все секретики насчет тебя!

– Он тебя полюбит, я уверен. Дед уважает сильных женщин. Моей бабушке он сделал предложение после того, как она со злости двинула в него каталкой. Она была фурией на работе и легендой хирургии. Жаль, умерла несколько лет назад.

– Придется и мне идти в медицину, – вздохнула Маша, – у вас такая врачебная семья. К тому же я смогу тихонько отжать у вас бизнес. Каталками давить людей я умею.

– Только при деде так не шути, – отозвался Дима.

– Да какие тут шутки, Димочка. Стану врачихой в секси-халатике, я решила.

– Наверное, готовить тебя сразу в медицинский будет проще. Да и мне полезнее, – с внезапным воодушевлением проговорил Дима.

– Дим… – запнулась Маша. – Я должна тебе еще кое-что сказать. Помнишь, ты потерял в школе телефон? Это я нашла его на лавочке, но не была уверена, что он твой. Догадывалась, конечно. Но мне тогда сильно нужны были деньги, и я его продала. Решила, будет уроком тому, кто не следит за дорогими вещами. А потом ты сказал, что потерял сотовый, но было уже поздно.

Признавшись, Маша зажмурилась, боясь ответа Димы.

– Да и хрен с ним, – немного помолчав, сказал он. – Не волнуйся об этом. Тебе надо отдыхать.

Его теплая ладонь легла Маше на лоб, и она выдохнула, ощутив необыкновенную легкость и соскальзывая в сон.