Нулевые

Глава 26

Первое время рана заживала плохо, а из-за воспаления и инфекции у Маши то и дело подскакивала температура. Поэтому ее решили подержать в больнице подольше, и каждое утро врачебный обход начинался с громогласного вопроса Диминого деда:

– Внук мой никчемный еще не надоел? Может, все же бросишь его? На черта он тебе сдался?

Маша в долгу не оставалась. Узнав у медсестры имя Артемова-старшего, она отвечала ангельским голосом очередную медовую чепуху:

– Нет, деда Павел. Ваш внук – это чудо чудное, посланное мне ангелами. Я его не брошу, даже не мечтайте.

И она мило улыбалась с самым невинным видом, при этом в ее глазах дразнились и танцевали дикие бесенята.

Дед грозно щурился, стучал тростью об пол, бормотал: «Вот актриса» или «Хамишь – значит, скоро выпишу», осматривал Машину повязку и уходил, напоследок грозя ей пальцем. Эта игра, похоже, нравилась им обоим. Маша была уверена, что каждое утро Димин дед, как и она, заранее готовит свою реплику.

– И почему ты перед осмотром всегда ей про меня гадости говоришь? – не выдержал однажды Дима, сидевший на подоконнике с учебником в руках. – Бледная глиста? А вчера я был никчемным, а до этого – двухметровым дрыщом. Совсем уже!

– Да, бледная глиста. Чего в тебе привлекательного? Бросай его, милашка Машка. Найди себе румяного Ваньку, который и кран починит, и с завода получку принесет, а не будет нудеть про латинские термины. – Дед перелистнул бланки с анализами и со вздохом отдал их внуку, который в нетерпении потянулся за листками. – Вон ты посмотри, в медицинскую тайну лезет. Никаких секретов от него! Сейчас будет твой гемоглобин с таблицей нормы сличать.

– Я наизусть ее помню вообще-то, – отозвался Дима, пробегая взглядом рядок цифр.

– Завтра к выписке! Мария – неприлично здоровая женщина. Таких раньше на кострах сжигали, чтобы людям самооценку не портили.

– Ну дед! Давай до понедельника! – взмолился Дима, не обращая внимания на Машины гневные рожи.

– Вам тут не санаторий! – рявкнул дед. – Дома за ней присмотришь.

– Да и мне на работу давно пора, – бесцеремонно перебила его Маша. – Тетя Даша там зашивается без меня. Шутка ли, без сменщицы торчать в ларьке в ее возрасте.

– Вот видишь? – Дима кивнул в сторону Маши. – Какая, блин, выписка?

– У тебя больничный, прелестница. Постельный режим будет еще дней десять. Никаких работ, поняла? – грозно сказал дед.

– Так я легонько работать буду, полулежа, – захлопала ресницами Маша. – Там же не тяжело: куру выдал, деньги взял. Это же не операции делать.

– Ох, ладно. – Дед ткнул в Диму тростью. – А ты через полчаса чеши в операционную, постоишь в своем уголке. Не забудь только подготовиться по всем правилам. Покажу тебе штуку одну. Очень занятно, тебе понравится.

– Могу я в этот раз подойти ближе? – спросил Дима, оживившись. – Мне с того места плохо видно операционное поле.

– Нет! Не видно ему! Ты вон как телебашня уже вымахал. Тебе с высоты собственного роста обзор открываться должен, как со смотровой площадки! – цыкнул дед. – Будь где всегда. Ты с Машей уже нарушил мне все правила, стоял, над ухом дышал и под скальпель лез со своими комментариями. Больше я этого не позволю. Хочешь быть рядом с хирургом и ассистировать – дорасти как врач!

– А меня возьмете? Я умею тихо стоять в сторонке, – с надеждой спросила Маша. – Здесь так скучно!

– Ну, красотка! – присвистнул дед. – Это тебе не аттракцион.

– А Диму вы берете, – надула губы Маша. – Я тоже, может, врачом хочу стать.

– Угостишь меня курой гриль, может, тогда подумаю, – ответил он, поворачиваясь к двери.

– Дед любит есть всякую гадость и играть в рулетку со здоровьем, – пожал плечами Дима. – Вечно доедает из нашего холодильника то, что уже никто не хочет.

– Поговори мне еще, привереда! Я просто не люблю, когда переводят продукты. А вы с Иринкой вечно: «Фу, вчерашние макароны, мы отравимся и умрем!» Тьфу на вас!

Продолжая ворчать, дед вышел из палаты.

– До какого понедельника? – Маша злобно скрестила руки на груди. – Я тут уже скоро по потолку ползать начну от скуки. Или сбегу.

– А разве в клинике плохо? Кормят отлично, в палате душ и туалет. – Дима обвел комнату рукой.

– А еще один придурок унес из нее телевизор, но взамен притащил дурацкие учебники и другую макулатуру!

– Ты сама мечтала сдать экзамены на «отлично» и поступить не куда-нибудь, а в мед. – Дима не сдержал усмешки.

– Я погорячилась. Из-за тебя я пропустила финальные серии!

– Зато вон сколько всего выучила. А домой я тебя не пущу так рано. Знаю ведь, что сразу помчишься на свои работы, параллельно готовя отцу супы, таская из супермаркета продукты и драя квартиру. А еще в школу начнешь ходить.

– Боюсь представить, сколько дома пыли, – помрачнела Маша. – Папа же сроду тряпку в руки не брал.

– Закажу вам уборщицу. Пожалуйста, начни думать о своем здоровье. – Дима обнял Машу покрепче.

– Я и думаю. У меня от учебы голова пухнет!

– Ничего у тебя не пухнет, это мозг растет, – засмеялся он, ероша ей волосы. – Кстати, что у тебя с челкой?

– Катастрофа у меня с челкой! Вы же меня отсюда не выпускаете, поэтому я вчера решила сама подровнять. И резанула лишнего. Именно поэтому твой дед теперь ехидно называет меня «красотка» или еще как!

– Да брось. Он, поди, даже не заметил. Но можно мне чуть подровнять?

– Конечно, заметил! Просто ему статус смеяться и тыкать пальцем не позволяет. Бери ножницы, ровняй, хуже не будет. Но я предупреждаю, что челка коварна. Ее можно ровнять до бесконечности, подрезая то тут, то там, пока в итоге не останется три жалких сантиметра, – вздохнула Маша, сдувая прядки со лба.

– Ну, до трех еще далеко.

– Это так кажется, Димочка, только кажется. Может, все же выпишешь меня и я схожу в парикмахерскую?

– У меня отличный глазомер, не переживай. – Он взял с тумбочки ножницы, укутал Маше плечи полотенцем и принялся орудовать расческой.

– А разве не надо волосы намочить, чтобы прямые были? – тревожно спросила она, когда ей на нос упала первая прядь.

– Да? – удивился Дима, проворно щелкая ножницами. – Уже, наверное, нет. А есть способ вообще убрать челку, открыть лоб? Ты не хотела новый имидж?

– Что ты там настриг? – напряглась Маша.

– Да нормально все! Тут даже не три сантиметра, а в два раза больше получилось.

– Дима! Ты решил меня оболванить, чтобы я еще месяц на улицу выйти не захотела?

– Нет, тебе идет. Похожа на Одри Хепберн в «Римских каникулах».

– Но у нее не было каре! Дай сюда зеркало! – Маша выудила из ящика тумбочки пудреницу и застонала, разглядывая свое отражение.

– Могу остальные волосы подровнять, чтобы челка не казалась такой короткой…

– Я тебе сейчас эти ножницы знаешь куда воткну? – воинственно спросила Маша. – Ровняльщик!

– Просто надо ее слегка причесать попышнее, вот так.

– Дима! – разозлилась Маша. – Так еще хуже!

– Нет, ты очень миленькая. Просто не привыкла к такой длине. Знаю! Ты теперь как Матильда из «Леона».

– Да я тебя пришибу! – Она захлопнула пудреницу и злобно швырнула ее в ящик.

– Прости. Завтра приведу тебе мастера, она все исправит. Нет, сегодня приведу! – Дима сложил руки в извиняющемся жесте. – Сделает все, что попросишь.

– И мелирование? – прищурила глаза Маша.

– И мелирование. Главное, чтобы дед запах краски не учуял.

– А это уже твоя забота будет! Иди давай, Эдвард Руки-Ножницы, а то без тебя начнут кромсать того бедолагу, чью операцию на десять утра поставили.

Маша упала на кровать. Страшно признаться, но ей нравилась такая больничная жизнь! Она с ужасом поймала себя на мысли, что в глубине души надеялась на то, что анализы будут плохими. Нет, надо было срочно отсюда выбираться, пока предупредительный сервис, чуткий персонал и размеренный распорядок дня окончательно не превратили ее в трутня.

Дима на секунду замешкался, а потом стремительно подошел к Маше и склонился над ней, целуя в лоб.

– Иди, – прошептала она, прикрывая глаза от удовольствия.

– Да, уже иду. – Дима накрыл ее губы своими, а его руки нежно скользнули по Машиным плечам.

Кровать чуть скрипнула, когда он оперся коленкой о матрас, продолжая ее целовать. Маша запустила ладони Диме под футболку, поглаживая его спину. В ее груди вспыхнул пожар. Димин язык нежно двигался у нее во рту, заставляя трепетать от возбуждения.

– Ну что за разврат, молодежь! Я все Павлу Сергеевичу расскажу!

Хрипловатый голос медсестры подействовал на Диму словно электрошокер. Артемов вздрогнул и резко отпрянул, нервно сжав кулаки. Маша поправила одежду и выжидающе посмотрела на медсестру.

– Таблетки принесла, вот. А перевязку тебе снова твой принц делал? – хохотнула медсестра, хлопая Диму по спине.

– Ага, – зевнула Маша, пытаясь скрыть овладевшие ею чувства.

– Ну, я пошел. – Дима смущенно махнул ей рукой и выскочил из палаты, словно она была чумной.

– Обожаю, когда мальчишки так себя ведут, – подмигнула медсестра. – Так страстно целовал, что аж застеснялся! Эх, где мои семнадцать лет! В карточку глянула, у тебя же скоро день рождения?

– Восьмого. Надеюсь, меня уже выпишут.

– Так мне вон сейчас принесли бумаги – завтра домой, – улыбнулась медсестра. – Так доктор наш главный решил.

– Значит, все же не до понедельника, – вздохнула Маша. – Ну что ж, пора возвращаться в реальность.

Она посмотрела в окно на пушистые белые хлопья. Все ее существо переполняла любовь, искрящаяся, словно бенгальский огонь. Маша уже предвкушала новогодние праздники и вся горела от нетерпения. Даже в раннем детстве она не верила в волшебство, но с тех пор, как ее сердцем завладел Дима, ожидание чуда пронизывало каждый новый день. Маше казалось, что теперь все будет словно в сказке. Навязчивая мысль о том, что жизнь та еще стерва, поэтому нельзя расслабляться, а лучше всегда быть готовым к подвоху, вяло встрепенулась, но ее тут же задавили мечты о нарядной елке, ярких гирляндах и трогательных подарках, которыми Маша планировала обменяться с Димой под бой курантов.

Обычно Новый год они с папой отмечали вдвоем, но, может быть, в этот раз Дима согласится к ним присоединиться? Ведь все равно отец уже о них знает, а оставлять его одного в праздники будет жестоко. Фантазии слегка поблекли, когда Маша представила, как сидит между отцом и Димой, но, с другой стороны, может, это будет довольно забавно? И всегда оставался вариант отметить вместе первое января, если Димины проблемные родственники вцепятся в него и никуда тридцать первого не отпустят. Что может быть лучше романтичных зимних каникул? Маша собиралась устроить настоящее снежное приключение – пойти вместе на каток или погулять в парке, который наверняка красиво украсят к Новому году.

Вечером к ней снова заглянули Дима и его дед. Артемов-старший катил перед собой небольшой столик с инструментами и, как показалось Маше, специально пытался наехать им внуку на пятки.

– Ну что ж, – пробасил он, – сейчас этот олух будет снимать тебе швы. Очень надеюсь, что он не проткнет тебя щипцами.

– Дед! – Дима бросил на него тяжелый взгляд исподлобья. – Что ты вечно всякую ерунду несешь? Я совсем безрукий, по-твоему?

– Ну, показывай давай свои умения! Мария, заголяйся! – скомандовал Павел Сергеевич, а Дима виновато посмотрел на Машу и развел руками, молча извиняясь за деда.

Она встала и слегка задрала футболку, открывая бок. Дима обработал руки, внимательно осмотрел рану и принялся аккуратно орудовать инструментами, проворно выдергивая ниточки из ее кожи. Было немного щекотно, но совсем не больно. Маша могла бы целую вечность любоваться, как красиво и уверенно действовали длинные Димины пальцы. Его чуть влажные темные волосы были небрежно уложены, словно он нарочно перед визитом к ней заскочил в душ, добиваясь именно такого очаровательного эффекта. Маша даже начала немного ревновать Артемова к будущим пациенткам, которые наверняка без памяти влюбятся в такого молодого и сексуального врача.

– Ладно, это было неплохо, – снизошел до похвалы Димин дед. – Не зря я тебя учу. Хотя у такого гения, как я, даже безрукий смог бы снять швы.

– Рад угодить, – сказал Дима, подув Маше на шрам.

– Ой, ну ты еще поцелуй, занеси заразу! Тьфу на тебя, – отозвался дед, отвешивая Диме легкий подзатыльник. – Все, Зоткина. Завтра домой. А то, что гипс сама сняла, – ругаю! Тебе повезло, что кость нормально срослась. Да и анализы все хорошие. Так что не вижу причин тебя здесь держать.

Поворчав еще для приличия, Артемов-старший удалился, прихватив с собой и Диму, который должен был что-то там прибрать в операционной. Маша подозревала, что дед нарочно нагружает внука работой, чтобы не дать им побыть наедине.

В день выписки Дима пришел к ней особенно рано, он был молчаливым и немного нервным. Помогая ей собирать вещи, несколько раз ронял штангу для капельницы, а прикроватную лампу и вовсе едва не разбил, зацепившись ногой за шнур.

– Ты опять плохо спишь? Почему словно не в своей тарелке? – Маша подняла лампу с пола и поставила обратно на тумбу.

– Да нет. Вернее, да. – Дима провел рукой по лицу. – Сплю я отвратительно. И есть кое-какая проблема, которую я не могу пока решить разумным путем.

– Что за секреты? – надула губы Маша.

– Пока не хочу говорить. – Он взвалил ее рюкзак себе на плечо. – Поехали. Выписку я забрал.

– Я начинаю нервничать. – Она встала на цыпочки, пытаясь заглянуть ему в глаза и прочитать там отгадку.

Дима приобнял ее за плечи, развернул и подтолкнул к двери:

– Иди, нас водитель ждет. Мама просила вернуть его домой к одиннадцати, ей надо к себе в клинику.

– О! Она начала работать? Выходить из дома? – встрепенулась Маша, открывая дверь палаты.

– Ну да. Психиатр выписал ей новые таблетки, и теперь она, как электровеник, пытается вычистить свою жизнь от негатива и всего такого. – Дима поморщился и прижал ладонь к челюсти, словно у него внезапно разболелся зуб.

– Надеюсь, на тебе это не скажется. – Маша взяла Диму за руку и крепко ее сжала.

– Уже сказалось, – тихо ответил он, кивая проходящей мимо них по коридору медсестре. – Но я пока не хочу об этом говорить.

– Значит, мама – причина твоего состояния, – догадалась Маша. – А как школа…

Но закончить мысль она не успела, поскольку им навстречу размашистым шагом устремился дед Димы.

– А вот и наши Ромео и Джульетта! Заставили вы меня оба понервничать! А ты… – Он ядовито усмехнулся, задрал голову и оттянул прядь волос у Димы чуть выше виска. – Это же надо быть таким чувствительным! Довел себя до спазма сосудов, вот и результат подоспел.

– Да видел я, дед, отстань! – Дима раздраженно дернул головой, а Маша заметила небольшую серебряную прядку в его темных волосах.

– Ты так к сорока совсем седым станешь, – продолжил дед, недовольно причмокивая. – Укрепляй себе нервы. А ты, – повернулся он к Маше, – ближайшие десять дней дома сиди, щадящий режим. И чтобы больше без глупостей! Поняла?

– Да. Спасибо вам большое за все. – Маша крепче сжала Димины пальцы, мечтая поскорее очутиться как можно дальше от Артемова-старшего.

– До вечера. – Дима похлопал деда по плечу и потащил Машу к выходу так быстро, будто боялся, что дед на них кинется и покусает.

– Надеюсь, ты не из-за меня обзавелся седой прядью, – сказала Маша, садясь в машину, к которой ее подвел Дима.

– Не беспокойся об этом. – Он устроился на сиденье рядом и крепко ее обнял.

Водитель коротко кивнул, приветствуя их.

– Дед прав. Просто после смерти отца я только и делаю, что психую, – задумчиво проговорил Дима, провожая взглядом удаляющуюся клинику. – Мне нужно уже стать более решительным, меньше думать и переживать. И уж тем более не полагаться на судьбу. Если бы ты не затеяла эту штуку с репетиторством, то я бы так и сох по тебе, глядя издалека. И вряд ли решился бы признаться на выпускном.

– А ты собирался? – изумилась Маша.

– Не знаю. Несколько раз прокручивал этот вариант в голове, но боялся, что ты меня при всех пошлешь. Тем более я думал, что тебе по вкусу такие, как Илья. – Он порывисто прижался губами к ее щеке.

– Ты вроде умный, а такой дурак! – рассмеялась она.

– Даже не представляешь насколько! – Он улыбнулся и поправил ей челку, которая теперь, чуть что, топорщилась во все стороны.