Он не твой. От Ада до Рая

Глава 14

– Отпусти, – шептала Ада, стыдливо пряча взгляд. Пелена страсти, что душила нас, стала медленно спадать, неся за собой абсолютно разрушительное последствие реальности.

Моя девочка содрогалась, пыталась оттолкнуть меня, чтобы суметь расправить лёгкие и вдохнуть! Но я лишь сильнее прижимал Ночку к себе… Судорожно бродил ладонями по обнаженному телу, пытаясь запомнить каждый изгиб её фигуры. Зубами скользил по холодному шёлку её кожи, вслушиваясь в сбивчивое биение сердца, сжимал грудь, ласкал влажные складочки, еще хранящие жар удовольствия.

Это было невыносимо…

Мы словно были вынуждены красть у вечности возможность побыть вместе! Как жалкие воришки, желали лишь на миг прикоснуться к бесконечности счастья, по которому так долго тосковали. Не могли надышаться, упивались и сопротивлением разума, и магическим притяжением наших тел. Ночка постанывала, чуть выгибалась, нарочно подразнивая меня нежными толчками своих бедер.

Распахнула глаза, и я поплыл…

Её пламя было бесконтрольным, сжирающим, полным страстного хаоса!

Она кусала губы и улыбалась, понимая, что я бессилен, слаб, безволен и полностью подчинён её власти. Она вновь закинула руки на мою шею, подтянулась, чтобы коснуться губами уха, и вонзилась ногтями в спину.

– Отпусти, Рай. Ты уже сделал всё, чтобы разрушить мою жизнь. Только теперь не чужими руками, а собственными, – шептала она, в паузах обжигая быстрым касанием языка. – Ты уничтожил меня…

– Зачем тебе этот педрила-мученик? – мысли путались, оставляя место только инстинктам. И этим моим инстинктам было разрешено творить хрень! Я как обезумевший стал вновь толкаться бедрами, давая ощутить то, что творит со мной эта женщина. С ней не было правил, рамок… Сплошной кипучий ад, в котором даже черти хотят сношаться. Это был ебучий танец сатаны, так искусно измывающегося над нами.

– Не всем же быть такими идеальными, Раюша, – она хмыкнула, повторив прозвище, которое дала мне Верка, продолжающая ломиться в дверь. Она смаковала каждую букву, улыбалась, потому что нравилось. – Раюша…

– Не такой уж я и идеальный, раз ты ушла, забыв попрощаться.

Ночка стиснула челюсть и застыла… Дернула головой, сталкивая наши взгляды в безумном противостоянии. О, черт… И на её стороне была правда? Да она же уверена, что поступила правильно!

– Думаешь, я не жалела? – захрипела она, медленно опуская руки. – Я жить не хотела!

– Тогда давай учиться жить заново, Ночка, – я просто бредил, пытаясь силой удержать её рядом. Сколько раз я об этом думал? Сколько? Бесконечно! Корил себя за то, что не потащил её к кассам с собой, что отпустил её руку, что не смог убедить! Она же ушла, потому что не поверила!

– Давай, Раюша… Давай! Вспоминай, какая я дрянь! Вспоминай! Трезвей и уезжай, я умоляю…

Ада ласково поглаживала мою руку, застывшую на её лобке. Взглядом шарила по отражению, пытаясь запомнить навсегда эту соблазнительную картинку: её шикарное тело, объятое моими руками, длинная нога, лежащая на холодном мраморе, и мои пальцы, так безумно скользящие вокруг её клитора. Ада не смущалась. Забирала пазлы отражения в копилку своей памяти, чтобы вечером выплеснуть их в карандашный набросок.

Я даже представил, как она будет ёрзать бедрами, пытаясь воспроизвести мои касания, как смущенно дотронется до набухшего клитора, как выплеснет пальчиками танец желания, принося своему телу немного успокоения. И когда решит, что всё закончилось, то вновь вспомнит наши поцелуи и одно дыхание на двоих. И пламя вновь начнёт шпарить её! Глупая… Думает, сбежит? Неееет… От меня не спрятаться. Я – её Рай… В моих руках её тело поёт песню нежности, тоски и безумной любви.

– Рай, блядь! – взревела за дверью Вера, все сильнее и сильнее врезаясь кулаками в стеклянное полотно.

– Мы не договорили, – я неохотно разжал руки, понимая, что если подставлю Аду сейчас, то обратного пути уже никогда не найти. Не доверится. Отрастит шипы ещё длиннее, и никогда не подпустит. А после сегодняшнего я уже не смогу без неё… Нееееет… Моя!

– Мы договорили, – она обессиленно опустила ногу и уперлась руками в столешницу, перенося на них вес, чтобы не рухнуть на пол от бессилия. Ночка закрыла глаза и медленно водила головой, так мило улыбаясь. Смаковала ощущения, запоминала…

– Нет, ты мне обещала ужин, – я поднял с пола платье и с нежностью стал надевать на неё. Она всунула обессилевшие трясущиеся руки, позволяя шелку прикрыть пылающую от моих касаний кожу.

– Считай, что ты только что отужинал.

– Нет, Ночь. Ты слово дала…

– Рай! – верещала Вера. – Немедленно открой!

Спрятал разодранные трусы в карман, скинул резинку в унитаз, чтобы не оставлять следов, только вот рубашку мою уже было не спрятать. Застегнул всё, что мог, осмотрелся и внезапно припёр Аду грудью к двери.

– Не думай, что можешь переиграть меня, Ночка. Ужин… И никаких разговоров о прошлом, – впился губами, втягивая её язык в танец бушующего безумия. Я умирал от мысли, что придётся отпустить её! Не потому что могу, а потому что вынужден!

Щёлкнул замком, впуская торнадо по имени Вера. Девчонка была красная как рак. Она стояла, нервно стуча каблучком, и разбрасывала искры ярости, переводя напряженный взгляд с меня на Ночку.

– Молчать! – шипела она, срывая с себя платье. Ткань хрустела под её пальцами, пока в ладони не блеснула собачка молнии.

Мы с Адой и не думали шевелиться. Лишь переглядывались, пытаясь понять, что происходит, и во что нам выльются пятнадцать минут счастья.

– Сюда! – Вера втолкнула Аду в дверь мужского туалета и бросила ей свою сумку. – Там косметика есть. А ты, мой дорогой, за мной…

Я даже сориентироваться не успел, как мелкая бестия развернулась и прижала меня задницей к той самой столешнице, где ещё недавно так соблазнительно распласталась Ада. Она нервно топала, напряженно смотря себе под ноги… И когда я уже смог восстановить дыхание, дверь распахнулась, ослепляя яркими вспышками фотоаппаратов.

– Черт! – взревел я. – Какого хера?

– Это не она… Не она… – понеслось эхом в толпе.

– Вы кто? – Вера включила актрису, размахивая длинной цепочкой язычка молнии, которую собственноручно же и вырвала. – Денис, кто это?

– Я разберусь, – рычал, прижимая к себе спиной Верку. Она всхлипывала и не шевелилась, чтобы не показать разодранных пуговиц на моей рубашке, и как умалишённая размахивала собачкой, лепеча про сломавшуюся молнию платья.

– Что происходит? – взревел Каратик, врываясь в тесное помещение. – Да я, мать вашу, завтра закрою все ебучие газетёнки! Что вы тут делаете? Рай! Верочка, иди ко мне!

Каратик хотел было выдернуть из моих рук рыдающую Веру, но та вцепилась ногтями мне в локти, и тогда Костя понял, что оказался в самом эпицентре драмы под названием «Операция спасения». Он скинул пиджак, бросил его мне, а сам всё же вырвал Верку, расталкивая журналюг так, чтобы я успел одеться.

Сука… Кто?

Пеидрила-мученик?

Нет, не так… Покойник педрила-мученик!

– Идем, Верушка, – тут подоспел и Горозия, укутывая Мелкую в свой пиджак, как в кокон, скрывающий болтающиеся бретели её бархатного платья. И только я мог видеть азарт, пылающий в глазах этой чертовки. Она болталась на плече Горы и улыбалась, продолжая громко всхлипывать. Кричала про личное пространство и нарушение права на личную жизнь… Сучка!

– Стоять! – пока друзья окружили администратора ресторана, требуя немедленно вызвать директора, я сумел сцапать последнего не самого расторопного журналюгу и затащил его в кабинку. Вырвал фотоаппарат и вытащил карту памяти. – Если принесешь мне и другие, то озолотишься. Но если завтра хоть одна фотография просочится в прессу, то я знаю, кого искать, – шептал, шаря по его карманам, пока не вытащил портмоне с документами. – Торопов Роман, значит?

Быстро сфотографировал его паспорт, пока парень с ужасом наблюдал за тем, как опасно я мотыляю над унитазом его камерой.

– Кто послал? – достал кошелек из кармана брюк и выгреб всю имеющуюся у меня наличку. – Говори, блядь! Терпение на исходе…

– Слух прошел, что сегодня в ресторане будет что-то интересное, – парень рисковал получить косоглазие, переводя взгляд с довольно внушительной суммы на фотоаппарат. Он сводил дебит с кредитом, пытаясь понять, что лучше потерять, но на вопросы отвечал.

– Когда прошел слух?

– Ещё вечером, до начала презентации. Поэтому все пристально и следили за Адель.

– А Ляшко?

– А он с Клименко в оранжерее, – репортер всё же решил сцапать бабло, подсчитав, что этой суммы хватит на новую аппаратуру, если я вдруг психану. А я был близок.... – Я не смогу принести все карты.

– Тогда принеси мне имя того, кто наводку дал, – достал визитку и сунул в его карман. – Принесешь, получишь столько же. Понял, Рома?

– Да… Да… Раевский? – вспыхнул парень, прочитав фамилию на карточке. – Блядь…

– Вот тебе и блядь, Рома. Вы в такую задницу попали, поэтому я предлагаю тебе сотрудничество.

– Понял.

Когда я отпустил недожурналюгу, вышел в коридор, с облегчением наблюдая открытую дверь, за которой до этого пряталась Ада. Ушла…

– Рай! – грохнул красный от гнева Каратик, быстро печатающий что-то в телефоне. – Пойдем отсюда.

– Идём, – я кивнул, застегнул пиджак на все пуговицы и вышел в зал. Здесь царило спокойствие, будто в тамбуре всего в несколько метрах отсюда и не происходил конец света. Посетители звенели хрусталем, шипели бурлящим шампанским и с жадностью слушали речь Адель…

– Я рада подарить ресторану свою картину «После Рая» …

Моя девочка вновь была спокойна и грустна. Она с такой нежностью скользила пальчиками по чёрной раме, словно мысленно прощалась.

– Ну, это мы ещё посмотрим!