Он не твой. От Ада до Рая

Глава 20

Утро было не таким безмятежным, как вчерашний отруб. Нас выключило так, что проснулись мы, только когда полуденное солнце превратило комнату в сауну. Лежали кожа к коже, я чувствовал, как между нами образовывалась испарина, но не мог отпустить. Ада ворочалась, пыталась вытянуть голову, чтобы вздохнуть, а я вновь душил в себе желание свернуть ей шею.

Где эта ебучая грань между любовью и ненавистью?

Да вот же она!

Прямо между нами…

И когда мы рядом, прижимаемся так, что невыносимо дышать, то и чувства эти смешиваются, даруя терпимость, смирение и счастье. Горькое, пересоленное и с каплей смертельного яда. Но счастье!

– После вчерашнего ты просто обязана выйти за меня, – заметил, что Ночка не спит. Притворяется, думая, что я не замечаю, как она нежно целует пальцы моей руки.

– Ещё вчера ты посадить меня хотел, – она улыбнулась и смахнула слезу.

– Я и посадил. И сверху, и снизу, и даже в коленно-локтевой.

– Ненавижу, – она рассмеялась и затаилась, как птичка, пытаясь выбраться из клетки.

– Ладно, хотя бы кофе сваришь? – я через «не хочу» разжал руки, позволяя Ночке выбраться из своих объятий, и то только потому, что самому нужно было сбросить это наваждение, а то, и правда, за брюликом стартану от её очарования. Нельзя!

– Это – пожалуйста, – Ада на удивление легко вспорхнула с кровати. Она даже не пыталась спрятаться, потянулась, будто нарочно демонстрируя шикарность своего силуэта в рассеянных сквозь золото штор лучах солнца, и пошла к окну. Раздвинула портьеры и распахнула дверь на террасу, впуская свежесть воздуха. После вчерашнего здесь стоял густой запах секса и страсти. И, наверное, эта комната уже никогда не станет прежней… Наверное, не осталось ни единой поверхности, где бы не отпечаталась задница Адки. Её запах останется повсюду, и даже хлоркой не смыть его. Никогда…

– И побыстрее, – я вскочил следом и пошёл в душ, понимая, что одно неловкое движение, и вчерашнее с лёгкостью превратится в день сурка. А что? Педрила-мученик нас не найдет, от голода в современных условиях подохнуть просто невозможно, а значит, можно и превратиться в сексуальных отшельников.

– Рай, твой телефон просто монстр, – в дверь поскреблась Ада. – Мой сдох ещё вчера, а твой до сих пор орёт.

– Хер с ним, – я протянул руку, затягивая её под душ. – Давай не возвращаться в реальность, и просто помолчим? Тишина, Ночка…

Ада хотела что-то возразить, но в последний момент передумала и отбросила уже бесполезный намокший халат. Позволила мне обнять себя, снова прижать, вслушиваясь в чудовищное сердцебиение… одно на двоих. Я взбивал пену на её волосах, ласково скользил по телу, смывая липкость вчерашнего наваждения, и убивал себя с каждой секундой, проведенной рядом с ней. Покрывал пеной живот, грудь, оглаживал ягодицы, очерчивал тонкие щиколотки, забыв про те железобетонные доводы, что приводил себе перед сном, лишь бы вновь не утонуть в этой суке. Это было мечтой. Такой приторно сладкой, в которой и жить-то было невозможно! Но сейчас это было волшебным сиропом, способным излечить все, что до сих пор кровоточило. Как таблетка от головной боли. Ты, вроде, знаешь, что через два часа твоя башка снова затрещит, но тешишься последними мгновениями тишины и спокойствия.

– Позволь? – прошептала Ада и развернулась. Её длинные черные ресницы с мелкими капельками брызг, чуть прищуренные глаза, хранящие слёзы, искусанные в немой обиде губы и нежные руки, так отчаянно согревающие в ответном жесте – все с ума сводило. Но самое херовое, что я поддавался! – Давай ни о чём… Просто о жизни… О том, как здесь светит солнце. О том, как низко над водой летают чайки. Помнишь, мы мечтали завтракать на берегу и придумывать имена для наших детей? Ты помнишь наши детские мечты?

– Ты хотела у дома голубику, чтобы из окна кухни срывать её и сыпать прямо в кашу, – не знаю зачем, но я принял правила этой игры. Мы словно передавали друг другу скальпель, чтобы по очереди оставлять на коже свежий порез взамен того, что уже успел затянуться. Придурки… Убивали друг друга словом и наслаждались, когда кто-то морщился от боли открывающихся ран.

– А ты мечтал встречать рассветы на веранде, смакуя горький кофе и дожидаясь, пока я проснусь, чтобы проводить тебя на работу, – Ада кусала губы, хороня внутри всхлип сожаления по тому, что не сбылось и не случилось.

– У дома должна была быть пристройка, заполненная холстами, рамами и насквозь пропахнувшая ацетоном и сладостью масляной краски…

–Боже… Какие мы были глупые. Хотели работу, дом, деревья… – Ада ласково смыла с моего лица пену и внезапно отошла на два шага назад. Прижалась спиной к каменной стене, медленно прикрываясь руками, будто внезапно стало холодно. – А нужно было желать никогда не отпускать друг друга. У меня есть голубика у дома, вот только за все это время я ни разу не протянула руку в окно и не сорвала. Да и голубику я терпеть не могу больше.

– Почему? – прошептал я, хотя прекрасно понимал, к чему она клонит.

– Потому что мечтала я, оказывается, не о дереве. А о том, что каша с ягодами будет ждать тебя…

Ада улыбнулась и проскользнула мимо меня, опустив взгляд. И я не остановил. Мог. Стоило лишь протянуть руку, да и Ночка двигалась слишком медленно, будто ждала. Но не остановил… Она была права, мы мечтали о глупостях, упуская главное.

Высушил волосы, натянул халат и вышел из ванной, думая лишь о том, что, скорее всего, мой дом снова пуст. Но нет… Ночка буянила на кухне, громыхая тарелками.

Я замер у порога, наблюдая за её растерянностью. Ада топталась у распахнутого окна и с каким-то откровенным страхом смотрела на пушистое дерево, так настойчиво скользящее по стеклу. Не голубика, конечно, но ход мыслей её я чувствовал всем нутром. И вроде картина была идеальной. Вот только и дерево не то, и мы уже совершенно не те. Наверное, Ада права. Эту пробоину не залатать старым железом. Никак… Утиль. Определенно.

– И даже завтрак будет? – чтобы немного взбодриться, взял в руки телефон, который Ада поставила на зарядку, и громко присвистнул. Больше ста пропущенных, а пузырящиеся от непрочитанных сообщений мессенджеры вообще лучше не замечать. Бегло просмотрел рабочую почту, а когда понял, что конца света без меня не случилось, отбросил гаджет на стойку и сел за стол.

– Я вызвала такси, – Ада поставила передо мной тарелку с овсянкой, чашку кофе, а сама умчалась в спальню.

– Отменяй, сам отвезу тебя.

– Нет! – она высунулась из спальни, пытаясь застегнуть свой сарафан. – Мы договаривались, что ты меня отпустишь. Потрахались, и ладно. Ты остаешься с привкусом того, что отомстил, а я – с досадой, что превратилась в изменницу. Все честно, Раевский.

– Ты до сих пор не поняла, что спорить со мной не имеет смысла?

– У меня встреча со спонсорами через три часа, и поверь, если я приду в таком виде, то денег мне на галерею не дадут!

– Успеем. А что за суета со спонсорами? Твой долбоящер разве не сказочно щедр и богат?

– Денис! – взвизгнула она, явно не намереваясь обсуждать Ляшко.

– А что? Ты про жену спрашивала? Спрашивала. Так что со спонсорством?

– Я работала в галереях и знаю, что когда у руля стоят бабки, то об искусстве можно забыть. Если я не найду спонсора, то Георгий продаст акции, и тогда моя галерея превратится в локацию для свадеб, фотосессий, потом там откроют ресторан, и хоп… Уже через месяц все картины оказываются в подвале, – Адка тараторила, пытаясь сообразить из волос подобие причёски. – Мне нужен соратник, чтобы противостоять тем, кто решил просто нажиться.

– То есть Ляшко? – я усмехнулся, даже не пытаясь скрыть сарказма. – А скажи мне, Ночка, твой долбоклюй выпросил у города землю под галерею вблизи с заповедником, и ты правда думаешь, что это только от щедрости душевной?

– Что ты имеешь в виду? – Ада плюнула и наглым образом выдернула из моего ежедневника карандаш, потому что только он смог укротить её черную гриву.

– Ты правда настолько наивна? Или это бабья тупость? Землю в этом район не дают под коммерцию! Не дают! А вот под галерею можно, потому что дядьки в кабинетах тогда смогут галочку поставить в графе «Борьба за подыхающую духовность населения». Ну? Дальше продолжать? – Адель застыла, напряглась, но возражать не стала. – У него нет резона сохранять твою галерею, дурочка. Только на бумаге. Хочешь ты того или нет, но там очень скоро откроют харчевню, а в подвале, где ты планируешь хранить картины, раскинет бордовый бархат бордель. Резко, больно, неприятно, но зато правда. Обращайся, Ночка, я умею отрезвлять.

– Раевский! Да с тобой поговорить – все в этой жизни только и крутится вокруг бабла! – Ночка прижалась лбом к холодному стеклу окна, пряча растерянность и смятение от так удачно посеянного сомнения. – Но люди иногда просто помогают осуществить мечту.

– Точно, дура, – буквально проглотил завтрак и пулей оделся, примерно накидывая план на день. Мозг отказывался работать, хотелось продолжить лакать водяру и жаловаться на судьбу, но проблема в том, что это не имело смысла. Когда я вышел из гардеробной, застёгивая запонки на рубашке, Ночка уже топталась у двери.

– Ты меня поражаешь. Опять не сбежала?

– Да и ты не придушил меня, как обещал, – она откинула упрямо пружинящую прядь назад и открыла дверь.

– А я вот о чем думаю, Ночкина, а чего это твой педрила-мученик – слепой? Ведь он второй человек, который был просто обязан понять, что знакомы мы с тобой давно? – завел машину и вырулил на дорогу, после чего открыл пересланные фотографии сына. Сына, мля! Сына! – Одно лицо, ты так не считаешь?

– Что ты ко мне прилип? – вспыхнула она и отвернулась. – Я откуда знаю, почему он не признал в тебе Димкиного отца? Спросить?

– Да, будь добра… – я закурил, чтобы немного успокоиться. Вся эта ситуация мне не то чтобы не нравилась, она будила во мне уже забытое чувство азарта. А Ляшко – занятный противник, но так даже интересней. Только сначала с ещё одним престарелым гроссмейстером разберусь…